Любовь ЛУКИНА - Сборник рассказов и повестей
Друзья вовремя его подхватили.
— Видишь, какой он! — укоризненно сказал Циркин и опять попытался вложить в ладонь Корня рубль с мелочью. Корень руку отдернул, и Циркин вышел из себя.
— …? — сказал он. — …!
И добавил еще несколько слов, совсем уже обидных.
Дело происходило летним вечером в каменном туннеле, ведущем с улицы во двор многоэтажного дома. В просторечии это место именовалось подворотней.
Зашуршали покрышки, забормотал автомобильный двигатель. Циркин осторожно выглянул на улицу и тут же отпрянул, увидев знакомый микроавтобус. Дело в том, что три друга возглавляли список лиц, не явившихся в обязательном порядке на лекцию о вреде алкоголя. А за углом возле гастронома маячили, между прочим, дружинники с консервного комбината. Циркина они знали в лицо.
Ситуация в подворотне, как видим, складывалась самая драматичная. До закрытия оставалось менее получаса, а Корень вел себя безобразно: отказывался идти в гастроном, выдвигая смехотворную причину, что продавщица Галя якобы плохо к нему относится.
— Чот… блесс… — опять сообщил Вася. — Уомп…
Ему-то было все равно — он только что пропил квартальную премию.
— Корень! — приказал Циркин. — Ты идешь в гастроном и берешь пузырь! — Было в нем что-то от гипнотизера.
— Она… — начал Корень.
— Корень! — властно повторил Циркин, глядя ему в глаза. — Ты идешь в гастроном и берешь…
Его перебил Вася.
— Чо там блестит? — удивительно ясно сказал он. — Вон там.
Блестели разведчики. Почувствовав, что они обнаружены, докладчик метнулся за угол, а оппонент с перепугу телепортировал.
Три друга тупо уставились в точку, где только что полыхнула синеватая неяркая вспышка.
Циркин пришел в себя первым.
— Корень, — сказал он потрясенно. — Если ты, гад, сию минуту не пойдешь в гастроном…
Корень уперся. Зачем тогда нужно было сшибать недостающие 14 копеек? Этого Циркин никак не мог понять.
— Вот и они! — с облегчением объявил капитан.
В центре «канистры» беззвучно возник водянистый шар. Отплыл в сторонку, и на его месте появился второй.
Оба разведчика мелко вздрагивали от возбуждения.
— Нечто невероятное! — объявил докладчик. — Аборигенам известно взаимопроникновение!
— Быть не может! — ахнули на потолке.
— То есть не в прямом, конечно, смысле взаимопроникновение, — поправился докладчик. — Но они используют какую-то жидкость-посредник, видимо, экстракт, информационную вытяжку.
— Пожалуйста, подробнее! — взмолился кто-то.
— Хорошо! После броска мы сразу же оказались перед Информаторием, занимающим весь нижний ярус прямоугольного циклопического строения. Передняя стена — прозрачна. Над ней — светящиеся знаки.
— Почему вы решили, что это именно Информаторий? — спросил капитан.
— Сейчас объясню. Внутренняя стена представляет из себя ряд стеллажей. На стеллажах — сосуды с жидкостями, от прозрачной до совершенно черной. Назовем такой сосуд… Впрочем, мы подслушали его местное название — «пузырь». Так вот, абориген входит в Информаторий и после сложных, видимо, ритуальных действий получает такой «пузырь». Снаружи к нему подходят еще двое, и втроем они ищут уединенное место, где делят жидкость поровну…
— Интере-есно! — сказал капитан, тоже начиная мелко подрагивать. — А поведение их после приема жидкости как-нибудь меняется?
Докладчик замялся.
— По-моему, наблюдается некоторая потеря координации движений…
— Да чепуха это все! — вмешался юный разведчик-оппонент. — Вовсе это не Информаторий, а наоборот!
— Как наоборот?
— Никакой информации эта жидкость не несет. Напротив, она забирает излишнюю, мешающую аборигену информацию, понимаете? А потом выводится из организма — я сам видел… Короче, мы решили провести эксперимент…
— Эксперимент? — встрепенулся капитан.
— Мы собираемся вступить с аборигенами во взаимопроникновение, — как можно более небрежно пояснил докладчик.
"Канистра" взорвалась протестами. Капитан мутнел на глазах.
— Да поймите же! — надрывался докладчик, пытаясь перекрыть общий гам. — Мы просто не имеем права упускать этот шанс! В случае успеха в наших псевдоподиях — бесценные подробности их образа мышления, их бытия!..
К капитану постепенно возвращалась полупрозрачность.
— А как вы себе все это представляете?
— Во-первых, нужно смоделировать сосуд, именуемый аборигенами…
— Уже нереально! — оборвал капитан. — На это просто не хватит энергии!
— Да не нужно ничего моделировать! — заволновался юный разведчик. — Я там приметил пустой «пузырь», мы как раз оба в него поместимся. И пробочка рядом лежит. Запаяем — и будет как новенькая…
Теперь в подворотне оставались двое: Вася и Корень. Циркин только что обругал Корня и убежал навстречу опасности. Он был уверен, что своим ходом из гастронома не уйдет, что его увезут и, скорее всего, в опорный пункт, где заставят отвечать на кошмарный вопрос: почему он, Циркин, потребляет спиртные напитки. Циркину этот вопрос был глубоко противен. Циркин никогда не задумывался, почему он потребляет, он просто потреблял, вот и все.
Был конец августа, к ночи холодало, и Вася помаленьку трезвел. Вел он себя при этом как-то странно: ругался шепотом, потирал лоб, встряхивал головой и что-то высматривал в глубине подворотни.
— Слушай, — сказал он наконец. — Что такое? Ты глянь…
В тени возле стеночки стояла чекушка водки.
— Не, — сказал Корень. — Не может быть!
И он был прав. Такого быть не могло.
Друзья, склонив от изумления головы набок, подошли к бутылке и нагнулись над ней. Вася, еще не веря, сомкнул пальцы на горлышке, встряхнул. Прозрачные разведчики старательно забулькали и забурлили.
Из полуоткрытого рта Корня вылупилось изумленное ругательство.
— Я ж говорил, что-то блестит, — сказал Вася и дрожащими пальцами сорвал пробку. Корень выхватил из кармана стакан.
— Аспирант! — презрительно определил его Вася и налил ему в стакан разведчика-оппонента. Друзья залпом проглотили содержимое своих емкостей.
В кромешной тьме их черепов что-то ослепительно взорвалось. Оба грохнулись без чувств.
…Первым, как самый здоровый, очнулся Вася. Пошатываясь, он встал на ноги. Под черепной коробкой было пусто и прохладно, как во рту после мятных таблеток. Он с недоумением посмотрел на поднимающегося Корня и осторожно покрутил головой.
Из подворотни была видна часть улицы и дом на противоположной стороне, над которым уже слабо помигивали звезды. Почему-то одна из них привлекла внимание Васи.
— Слышь… — сказал он хрипло и откашлялся. — А чего это она такая… красноватенькая?
— Так она же это… — Корень тоже откашлялся. — Знаешь, с какой скоростью от нас когти рвет!.. Или мы от нее… Покраснеешь тут!
Нет, это были совсем не те слова — какие-то неточные, глуповатые. Корень поискал другие и не нашел — других он просто не знал. А поговорить хотелось…
Мимо них с улицы во двор торопливо проскользнул человек интеллигентного вида. Корень обалдело уставился ему в затылок.
— Так называемый эффект Допплера, — выговорил он, не веря собственным ушам. — Спектральное смещение.
Вася моргнул и тоже посмотрел вслед прохожему.
— Действительно, — сказал он ошарашенно. — Допплеровское спектральное…
Друзья снова повернулись к звездочке.
— Это ж сколько до нее?… — раздумчиво молвил Корень.
— А вот мы сейчас! — встрепенулся Вася. — Через параллакс, понял? А ну, сколько у меня промеж глаз? Только ты от зрачков считай!..
Корень прикинул.
— 64520… Нет! 64518 микрон.
— Ага, — сказал Вася и посмотрел на звезду одним глазом. Потом другим. — Пятьдесят семь световых лет, — объявил он после напряженных вычислений в уме. — Плюс-минус полквартала.
Корень свистнул.
— Десять раз загнешься, пока долетишь!
— Если на субсветовых скоростях, то от силы два раза, — успокоил Вася.
— Слу-шай! — сказал Корень. — А если пространство взять и того… — Он подвигал руками, словно играя на невидимой гармошке.
— Сплюснуть, что ли? — не понял Вася.
— Нет, не то! Погоди… — Корень выглянул на улицу и некоторое время мысленно рылся в черепах прохожих. Навыуживав нужных терминов и понятий, вернулся.
— Свертку пространства, милое дело! — сказал он.
— Да ну… — засомневался Вася.
В подворотню ворвался Циркин с бутылкой "Яблочного".
— Мужики! — задыхаясь, выпалил он. — Рвем когти! Меня Упрятов засек!
Вася и Корень с интересом его разглядывали.
— Какое-то ненормальное направление эволюции, ты не находишь? — поморщился Вася. — Все-таки мы, если вдуматься, безобразно устроены…
— Мы — продукт естественного отбора! — обиделся Корень. — А что естественно — то не безобразно.
