Владимир Бушин - Мне из Кремля пишут
После революции эта тенденция царского времени сохранилась. Но опять же — никакого официального запрета, а просто — «не приветствовалось», а порой и высмеивалось. Так, Маяковский язвил:
И граждане, и гражданки,
в том не видя озорства,
превращают елки в палки
в честь Христова Рождества.
Но ведь точка зрения поэта была ни для кого не обязательна, тем более, что сам Ленин, глава правительства, заявил публично: «Я не принадлежу к числу поклонников таланта Маяковского». Более того, словно в пику поэту атеист Ленин, как известно, устроил в Сокольниках для детей ёлку, да не на Новый год, а именно на Рождество.
У вас, говоришь, Сталин додумался разрешить ёлку только в конце сороковых годов, а у нас ещё с середины 30-х годов справляли её всюду, начиная с Колонного зала, а потом и Дворца съездов, и кончая самыми бедненькими клубами и детскими садами. А уж после войны-то!.. В твоей же чёрной стране, оказывается, и после войны за ёлку могли к стенке поставить. Какой кошмар! Кто из твоих друзей пал жертвой такого зверства — не Стаднюк ли? Не Носов ли? Не…
И за крещение детей, оказывается, — высшая мера. А у меня так было. Родители, видимо, не думали крестить, время шло, но приехал дед из деревни и окрестил. И представь, живым уехал обратно. И мать не расстреляли, и карьера отца-коммуниста никак не пострадала. И тётя Тоня, моя крёстная, дожила до старости.
И пасху в вашей чёрной стране справляли тайно: «Мама поплотнее задергивала шторы, на дверь накидывала крючок, мы полушепотом читали «Отче наш»… На клеёнке, чтобы не запачкать, расстилались газеты (конечно, с портретами вождя в каждой)… Но если кто-то нежданно стучал в дверь, мама тотчас прикрывала всё это полотенцем» (с.329). Какой ужас!
А я и до войны, и много лет после жил в Измайлове, в доме, мимо которого шла дорога к старинной церкви, и школа моя была рядом с ней. Так до сих пор помню в предпасхальные дни вереницы аккуратно одетых старушек, с куличами на тарелках, в белых платках направлявшихся святить куличи. И никого не хватали, ни одну бабульку не волокли на Лубянку.
А портреты вождя у нас в газетах тоже бывали, но уж не в каждом номере, а по праздникам, по каким-то важным юбилеям. Не сравнить с тем, что ныне. Теперешние-то вожди не только в газетах, а ещё и с экранов телевидения именно каждый день, включая воскресенье, глаза мозолят. Что Путин с Медведевым, что Грызлов с Мироновым…
Да, черное детство было у тебя. Да ведь и зрелые года не светлей: «Удушающий страх окутывал нас, как болотный туман. Мы молчали, не могли высказаться. Страх сковывал, как взгляд змеи лягушку» (с.419). Однако, как ни сковывал, а лягушка «бесконечно много работала. Летала и ездила по стране без оглядки. Писала в газеты и журналы (лягушачьи) рассказы, повести, очерки и статьи, работала для радиостанции «Юность», издавала книги (для лягушек). А платили нам гроши… Правда, по рекомендации Михаила Светлова была совсем юной принята в Союз писателей» (с.411, 419).
Тут позволю себе только два-три дружеских замечания, ангел небесный. Во-первых, в чёрный Союз писателей тебя, светлую душу, приняли не совсем юной, не в шестнадцать лет: ты до этого прожила в чёрной стране уже 32 чёрных года и давно была мамашей.
Во-вторых, если не давали высказаться, обрекали на молчание, то что же было в твоих двадцати книгах и в фильмах по твоим сценариям? Хорошо бы пояснить.
В-третьих, кто же держал тебя в жутком болотном страхе? И как можно тебя запугать, такую отчаянную, что «часто вызывала огонь на себя»? (с.419). Я, правда, этого огня никогда не видел и не слышал.
Наконец, должен признаться, что даже сейчас я не могу сдержать возмущения: почему тебе и твоему замечательно талантливому мужу (ведь ты пишешь «нам») везде платили гроши?! Позволю привести один примерчик из собственной жизни. В 1986 году в издательстве «Молодая гвардия» у меня вышла книга «Эоловы арфы». Я получил за неё восемь с чем-то тысяч. Что это за деньги? За свою приличную двухкомнатную квартиру с трехметровым потолком я заплатил шесть с чем-то. Значит, гонорара за одну книгу (правда, она довольна большая и тираж 200 тысяч) хватало на хорошую квартиру да ещё и на мебель для неё. Как же ты ухитрилась лет на десять раньше меня на гроши отгрохать роскошную квартиру и обставить её наподобие филиала Лувра в одной комнате и Елисеевского — в другой? Значит, были какие-то светлые лазеечки в вашей чёрной стране?
Нет! — кричит что есть мочи, — «жизнь наше была бедна и трудна. Всегда не хватало денег… вечное безденежье…»
И вообще все в стране было кошмарно: «Трагедия советских десятилетий в том, что полстраны — не профессионалы. Правители — неучи. Крестьян разучили пахать, врачей — лечить, рабочих — работать… Таланту никогда не помогали, наоборот — унижали и давши (с.421, 424)…
Подумать только! Изуверы!.. Но тут два вопроса. Во-первых, как же тебе (уж не говорю о муже) при твоей вопиющей и ненавистной властям талантливости удалось окончить обычную школу да ещё и музыкальную, а потом — Институт кино да ещё Литературный, печататься в диссидентской «Юности» да еще и в русофильской «Молодой гвардии», стать членом Союза журналистов да ещё и Союза писателей, получать премии в профсоюзной газете «Труд» да ещё и правительственных «Известиях», прославлять певца Первой конной армии Буденного и ходит в гости к патриарху (тут и фоточка) — вот как? Да что там! Ведь даже планету, что телепается где-то между Юпитером и Марсом, учёные России и США нарекли твоим небесным именем. Уж куда дальше! И в Америке прославлена! И в космосе утверждена! Учёные обоих полушарий ночи напролёт мозговали, как её порадовать. Ну вот каким образом такое изобилие даров благоденствия? Ответ твердый: «Всё это не благодаря, а вопреки!» Прекрасно!
Вопрос второй: насквозь видя всю мерзость чёрной жизни, всё понимая и негодуя, почему же ты вступила в чёрную-пречёрную КПСС? И ведь не в двадцать лет по легкомыслию, как некрасовская Катя, или за компанию, как, допустим, я на фронте, а когда уже хорошо шагнула в пятое десятилетие. Может, дубьём загнали или на аркане приволокли? Но кто мог — ты же, перебиваясь на гонорарные гроши с хлеба на воду, нигде не работала в штате? Никакого над тобой начальства.
Может быть, хотя бы теперь чёрный партийный билет защищал тебя от чёрного коммунистического зверства?
Ха! «Меня вычёркивали из всех издательских планов, из списков на премии или награды, на поездки и льготы. И фамилия моя им не нравилась» (с.418). А что фамилия? Пушкин с гордостью писал:
Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил.
Разве Рача лучше, чем Ракша? Думается, что всё-таки не за это вас, Ирина Евгеньевна с Александром Сергеевичем кое-кто не любил. Скорей всего, именно за великой талант.
«И была я москвичка, а не деревенская… И не пущали…». А что, деревенским предпочтение было, их пущали, куда угодно и давали, что угодно? Сама же пишешь о деревенском Шукшине, да ещё с каким презрительным негодованием: «Литературный генерал Марков, председатель Комитета по Ленинским премиям (он им никогда не был — В.Б.), наконец удостоил Шукшина премии. Проголосовали-таки. Конечно, посмертно. Когда «Калина красная» потрясла весь мир. Не дать просто было уже невозможно» (с.406).
Негодуешь так, словно то была единственная и горько запоздавшая премия. А ведь это притворное негодование. Ещё в 1967 году Шукшин получил премию имени братьев Васильевых, через год — звание заслуженного деятеля искусств, ещё через год — Государственная премия СССР, дожил бы до пятидесяти — уж наверняка получил бы орден Ленина, если не Золотую Звезду Героя. О чём шуметь-то?
И тут мы подходим к главному. Ракша пишет, что в её черной стране «чтобы снять фильм, опубликоваться, мы, как и все, должны были «бороться», хитрить. И потому, как могли, мы осваивали Эзопов язык». Ну, «бороться» — это естественное дело. За каждую вещь в той или иной форме и степени приходится бороться всем. Вот парочка собственных свежайших примеров. Недавно послал я в «Правду» большую обстоятельную статью о глупостях, что обильно пишут патриоты о Сталине, а они, не сказав мне ни слова, взяли и напечатали безобидный хвостик. Послал я им письмецо: «Хамство!» Вот и вся борьба. Не удалась мне и борьба с «Алгоритмом» за издание сборника стихов. Слава Богу, нашлись доброхоты в Пензе. А ты, что же хотела, чтобы приходили домой за твоими рукописями, а потом приносили авторские экземпляры и гонорар? Нет, голубушка, так только у Ахмадуллиной.
Так что борьба — это нормально. Но Эзопов язык? Но хитрости? У Шукшина есть одна эзопова вещь, но ты-то приведи хоть единый примерчик из своих обильных писаний или из работ своего мужа. Одни заголовки твоих книг чего стоят. «Катилось колечко» — это что, эзопов намёк на будущее «Красного колеса»? «Ужин тракториста» — тут ты ловко обличаешь пышные пиры советской бюрократии? «Далеко ли до Чукотки?» — напоминание о ГУЛА-Ге? «Солнышко, здравствуй!» — замаскированное приветствие Ельцина? «Голубочек мой ясный» — имеется в виду Чубайс? И дальше такая же чепуха на постном масле.
