Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы
Противоречия событий этой ночи с еврейским Законом настолько велики, что для их преодоления пришлось конструировать некие гипотезы. Поскольку известно, что фарисеи как раз гордились особой педантичностью в исполнении законов и немыслимо, чтоб они пошли на столь грубое нарушение азов своего же уголовно-процессуального кодекса, возникло предположение: мол, Иисуса судила «саддукианская» фракция Синедриона — по нормам «саддукианского» правосудия. Правосудия, позднее позабытого, вышедшего из употребления, но тогда действовавшего… (Из раввинистической литературы известно, что такие, «саддукианские суды», действительно, существовали в то время в Эрец-Исраэль.) Как известно, саддукеи («цдуким») не признавали Талмуд (Устную Тору), но лишь нормы, установленные Библией, Торой Письменной. В письменном же тексте Библии ничего не сказано о праве заседать Синедриону исключительно в Храме, о запрете на ночные заседания суда и т. п. Значит, по нормам саддукеев (а они командовали в Храме) все описанное в Евангелиях было на практике возможным и, следовательно, свершившимся фактом.
Хаим Коэн рассматрел и эту версию. И нашел в ней кардинальный порок.
Главным препятствием для приверженцев «теории саддукейского права» является четкое библейское предписание: преступление, караемое высшей мерой наказания, должно быть доказано двумя или тремя свидетелями (Второзак. 17, 6 и 19,15). «Так как в суде над Иисусом все свидетели были дисквалифицированы или признаны не заслуживающими доверия, и он был осужден только по своему признанию, то, следовательно, письменный, т. е. саддукейский закон, тоже был нарушен». Кроме того, по библейскому, т. е. признаваемому саддукеями закону, имеется существенная разница между «злословием на Бога», что не каралось смертной казнью, и богохульством, под которым четко обозначалось лишь произнесение вслух Святого Имени (Левит, 24, 26). За последнее преступление и полагалось побиение камнями, Первое же каралось только бичеванием (публичной поркой). Т. е. даже с точки зрения саддукейского права, Йешуа смертной казни не подлежал. И смертный приговор был бы незаконным.
* * *Хаим Коэн обратил внимание суда (нашего с вами, господа) на деталь, близкую и понятную ему как члену еврейской общины.
Согласно Евангелиям, суд Синедриона над Йешуа состоялся в ночь Пасхального Седера (так сообщают синоптические Евангелия или в ночь накануне Седера, как пишет Иоанн, что принципиально в ситуации ничего не может изменить). Каждому, кто знаком с ритуалом подготовки к еврейскому Седеру, знает, сколько времени и сил этот положенный «порядок» отнимает у верующего еврея (подготовка и очистка помещения от «хамеца», приготовление пасхальных блюд и стола и прочая, и прочая). Сам же обряд отправления седера занимает долгие часы и кончается как правило за полночь! Но для священнослужителей Храма эти заботы, наверное, удесятерялись… Им предстояла (или наоборот — только что прошла) огромная и самая ответственная в годовом цикле ритуальная храмовая служба… Чтобы собрать Синедрион, т. е. лиц, неимоверно именно в ту ночь занятых, нужен был сверхчрезвычайный повод. Иначе эти люди вежливо бы отклонили приглашение на ночное заседание, ответив гонцам, что вынесение приговора по данному делу следует отложить, как положено по закону и по обычаю — до окончания праздника.
Тем не менее, все пришли. Все сидели до утра, обсуждая дело Йешуа… Что в этом деле было такого срочного и важного?!
Как умный адвокат, Хаим Коэн не скрывает возможных и даже преступных умыслов у собравшихся судей против арестанта. Саддукеи, возможно, ненавидели его не только за то, что признавал Устную Тору (в их глазах он, возможно, считался одним из фарисеев, каким позднее они видели представшего перед их судом апостола Павла). Но социальная его проповедь не могла не вызывать в них острую злобу (вспомните: «Легче верблюду пройти в игольное ушко…»; «пойди и все, что имеешь, раздай нищим»; «трудно богатому войти в Царствие Небесное» и пр.). Фарисеи же, входившие в состав Синедриона, во-1-х, не могли ему простить отсутствия формального «диплома», и… ну, просто могла быть зависть людей обычных к человеку необыкновенному, сумевшему очаровать массы единственно силой личности — не было у него за спиной ни знатного рода, ни богатства, ни видного положения, ни признанной учености. «И весь народ с утра приходил к Нему в Храм слушать Его» (Лк 21, 38). Свыше было дано то, о чем каждый мечтал из них, но кто ж мог посягать на такое… Т. е. у тех и других могли иметься достаточные мотивы, чтобы — «искали первосвященники и книжники, чтобы взять его хитростью и убить; но говорили: „Только не в праздник, чтоб не произошло возмущения в народе“» (Мк, 14, 1–2).
По сведениям евангелиста, это говорилось всего за два дня до праздника. То есть злодейское умышление к проведению суда и казни могло бы иметь место, но в это время они как раз не хотели преступления, о чем и говорит Марк — даже злодеи среди них (характерно, что в его перечне «умышляющих на убийство» отсутствуют на этот раз как бы неизбежные «фарисеи»). Не хотели суда в праздник вообще, и уж тем более в самую ночь Пасхального Седера! Чем мог обернуться для них смертный приговор, вынесенный вопреки элементарным нормам еврейского права — приговор ночной, вне Храма, без признанных законными свидетелей, с допросом обвиняемого, запрещенным еврейским кодексом… (Хаим Коэн утверждает, что если в римском праве судебное следствие начиналось с допроса обвиняемого, то в еврейском кодексе подобный допрос считался вообще невозможным: «Допрос обвиняемого неслыхан в еврейском уголовном кодексе», — замечает он, добавив, что нигде и никогда подобной процедуры в известных истории еврейских судах не знают.)
Коэн нашел еще две любопытные детали в евангельских рассказах о процессе, на которых, по-моему, никто до него внимания не обращал.
Первая. Задав вопрос Йешуа — «Ты ли Христос (т. е. Машиах), сын Благословенного» и получив ответ: «Я. И вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных» (Мк 14,61–62), «первосвященник разодрав одежды свои, сказал: „Вы слышали богохульство? Как вам кажется?“» Внимание Коэна привлекла процедура разрывания одежды первосвященником. Как правило, обычные читатели Евангелий считали, что ритуальное разрывание одежды и означало вынесение смертного приговора. Но законник Коэн заметил: при вынесении смертного приговора разрывать одежду в знак скорби по смертнику полагалось по Закону всем членам суда, а не только его председателю. Если же остальные судьи не разорвали одежду (а насчет этого Евангелия молчат), значит, смертный приговор не был вынесен. Почему же разорвал одежду первосвященник? Процедура эта могла еще и означать, что жрец присутствует при богохульстве. Но тогда вопрос остается тот же: почему остальные в этом варианте не разорвали одежды?
Второе замечание Коэна связано с продолжением того же фрагмента: «Они же все признали его повинным смерти. И некоторые начали плевать на Него, и, закрывая ему лице, ударять его и говорить Ему: „Прореки“» (Мк, 14, 64–65). Однако избиение осужденного смертника категорически запрещено еврейским уголовным правом. Да и зачем бить и без того уже осужденного на смерть человека?
Хаим Коэн как всякий блестящий адвокат предлагает вниманию суда, т. е. нас, читателей, удивительную конструкцию. Она позволила ему обойти все отмеченные многочисленными поколениями «библеистов» трудности плюс те юридические проблемы, которые он сам впервые самостоятельно сформулировал.
Версия его действительно необыкновенна.
Почему Синедрион, жаждавший гибели Йешуа, решился на арест, суд, казнь в самый неудобный для себя момент — в Пасхальный Седер. Именно тогда, когда возбужденный народ, два дня назад поклонявшийся рабби из Нацерета, все еще гуляет на улицах, когда город заполнен еврейскими паломниками со всей средиземноморской ойкумены, и те разнесут по диаспоре рассказ о ночном судилище в Пасхальную ночь, о казни еврея, выданного единоверцами римлянам?
Более нежелательное поведение с позиции врагов и ненавистников Йешуа представить себе трудно. Они все понимали: повторяю, даже «злодеи», согласно Евангелиям, знали, что казнить его нельзя, «только не в праздник». Что произошло неожиданного за два дня, заставившее переменить прежнее решение?
…Здесь, в начале изложения гипотезы, хочется обратить внимание читателей на обстоятельство, не отмеченное самим Хаимом Коэном.
Поскольку Иерусалим считался столицей Иудеи, современный читатель естественно воспринимает присутствие в нем главы исполнительной власти, тем паче живущего в царском дворце, как некое само собой разумеющееся явление. Между тем, это вовсе не так! Постоянная резиденция римского прокуратора находилась не в Иерусалиме, а в другом городе — на берегу Средиземного моря, в Кейсарии. Там постоянно в своем дворце, а не во дворце Ирода квартировал прокуратор, туда доставляли ему преступников (по римскому закону) на суд, там выносились приговоры и приводились они в исполнение. Это казалось настолько незыблемой нормой, что израильская исследовательница, историк Роза Ляст, опубликовала любопытную статью, в которой, руководствуясь элементарной логикой, доказывает, что Иисус был казнен вовсе не в Иерусалиме, а в Кейсарии (49)… Я не займу ваше внимание доказательствами гипотезы Розы Ляст, потому что реальная история, увы, логике не повинуется: если все доступные документы говорят, что Йешуа распят был в Иерусалиме, а не в Кейсарии, значит — он был казнен все же в Иерусалиме. Вопреки логике Розы Ляст! Но упоминаю о ее гипотезе по одной причине: она показывает, насколько сверхординарно или, как говорится, «не принято» было тогда присутствие и проведение суда Понтием Пилатом не в Кейсарии, а в Иерусалиме…
