Даниэль Домшайт-Берг - WikiLeaks изнутри
С тех пор мы с Анке встречались почти ежедневно, и я очень быстро оправился от рейкьявикского «тюремного синдрома».
Я был в приподнятом настроении, когда в первый раз за четыре дня вышел на связь с Джулианом. Я рассказал ему о своей удачной находке по имени Анке. Первой его реакцией были слова: «Нарой на нее компромат». Это якобы пригодится мне впоследствии, когда наши с ней отношения закончатся. Тогда у меня будет на нее управа. Я был ошеломлен, но Анке только рассмеялась, когда я показал ей отрывок из этой переписки.
«Извини, в последнее время со мной было непросто», – написал я ему. Мне не трудно извиниться, а на этот раз это было особенно легко. Вернувшись в Берлин, я осознал, что в Исландии действительно был немного не в себе.
Когда я вспоминал, как стоял в коридоре гостиницы, нервно притопывал ногой и внутренне чуть ли не взрывался только потому, что Джулиан в очередной раз заставлял пять минут себя ждать, то сейчас, в Берлине, воспринимал того исландского Даниэля как своего злобного двойника. Он казался мне несносным комком нервов. На самом деле это открытие было обнадеживающим. Дело обстояло бы гораздо хуже, если бы все обвинения Джулиана оказались необоснованными.
Мне очень хотелось, чтобы все непременно снова стало хорошо. Тогда я не предполагал, что Джулиан не намерен отступаться от своего дурного мнения обо мне. Я могу быть очень настойчивым. Если человек стал мне дорог, ему не так-то просто меня отпугнуть.
«Мы не можем решить это сейчас», – ответил он.
«Потом?»
«Может быть».
Самый верный способ разозлить Джулиана – это в газетной статье про WikiLeaks назвать Даниэля Шмитта основателем сайта. Он страшно боится, что у него этот титул отнимут. С тех пор как дела WL пошли в гору и появились деньги, слава и почет, ему, все это задумавшему, разработавшему и отвоевавшему, стало совершенно невыносимо делиться вниманием общественности с каким-то приблудным оборванцем из Висбадена.
Мне самому очень хорошо знакомо чувство, когда твои идеи и достижения не ценят. Я старался с пониманием относиться к переживаниям Джулиана. Но стоило мне только серьезно задуматься на эту тему, как понимание мое куда-то девалось.
На самом деле я уже выработал привычку в каждой беседе с журналистами упоминать, что я один из первых соратников, но не учредитель. Даже когда меня никто об этом не спрашивал. Иногда еще перед тем, как мне предлагали сесть. Я до сих пор, спустя месяцы, продолжаю уточнять у журналистов, утверждал ли я когда-нибудь в их присутствии, что я учредитель WL. Я всегда говорил, что «рано примкнул к WL и прижился».
Когда я рассказал Джулиану про Анке, он меня тут же спросил, не та ли это самая девушка, которая познакомилась с «основателем WL». Одна только мысль о том, что я перед девушкой похвалялся его WL, уже должна была лишить его сна. Наверное, он представлял себе, как я в ораторской позе стою у бара, окруженный десятью супермоделями, и рассказываю одну геройскую историю о WL за другой – и в итоге все девушки буквально падают к моим ногам.
Мне, во всяком случае, кажется, что никто не придавал такого огромного значения термину «основатель», как сам основатель. Большинству журналистов это было абсолютно безразлично. Я мог с тем же успехом сказать им, что я «вице-пресс-атташе по особым вопросам в Германии и Средней Европе», – им же нужно было хоть как-то меня назвать в своей статье.
Еще Джулиан рассказывал, что мои знакомые из клуба «Хаос» плохо обо мне отзывались. Дошло до того, что я некоторых из них не пригласил на свадьбу. Они ему якобы советовали от меня избавиться, потому что я плохо справляюсь с оповещением средств массовой информации в Германии, сообщил он мне. И что из-за меня люди не присоединяются к WL, потому что их отпугивает мой характер и мои анархистские взгляды. Меня крайне раздражали все эти сплетни.
Джулиан обвинял меня в том, что я больше всего боюсь, как бы у меня кто-нибудь из клуба не отнял мою работу. Но моя проблема уж точно была не в этом. Ощущение, что за моей спиной плетут интриги, удручало меня куда больше. Но не потому, что я непременно хотел быть пресс-представителем WL и опасался конкуренции, а потому, что я не пережил бы, если бы наше клубное братство распалось. Вдруг я задумался о том, насколько хорошо я на самом деле знаю остальных.
Я долгое время не был членом клуба, не платил взносов, но всегда старался по мере возможности приносить пользу. Я обеспечивал оборудование, помогал в организации мероприятий. Клубная жизнь проходила в постоянных тусовках, а это было не по мне. И все-таки меня мучила совесть, поскольку я частенько ночевал на их красном диване. Тогда я спросил остальных, как они к этому относятся, и они ответили: «Ты уже давно стал частью клуба». Для меня это было большой честью, чем-то вроде посвящения.
В клубе уже не раз возникали трения. Я был не первым, чей вклад был по достоинству оценен. Многие члены клуба до меня отличались куда более серьезными заслугами. А успех одних мог привести к недовольству других, такое случается даже в самых лучших организациях. Но клубу удавалось пережить такого рода конфликты. Важно, что здесь было не принято завидовать успеху товарищей. Обычно это вызывало лишь живой интерес. Иногда кто-нибудь спрашивал, не надо ли чем-то помочь, а потом все снова возвращались к своим делам.
У меня ушли месяцы на то, чтобы собраться с духом и спросить тех, о ком Джулиан утверждал, будто они плохо обо мне отзывались, не пора ли нам разрешить наболевший вопрос. Следующая небылица подобного рода заключалась в том, что меня переманивают к себе секретные службы, поскольку такие люди, как я, попадая в стрессовую ситуацию, становятся для них легкой добычей. Я задавался вопросом, какие секретные службы могли бы мной заинтересоваться и какую почетную должность они могли бы мне предложить. Заведующий столовой? Сторож в архиве секретной документации? Все эти заговорщицкие теории напоминали второсортный шпионский фильм.
Почти сразу после моего отъезда Джулиан начал критиковать исландскую политику, в частности, нападать на Министерство юстиции, с которым мы собирались сотрудничать по вопросам продвижения IMMI.
«Твиттер» изначально использовался нами в качестве нейтральной возможности держать сторонников WL в курсе новостей. Разумеется, мы давали ссылки на важные тексты, что соответствовало нашему общему направлению. Но со временем наш аккаунт в «Твиттере» превратился в монолог на тему «Что думает Джулиан Ассанж». Вскоре Джулиан стал писать о «своих» последователях и «своем» аккаунте. И критиковать его заметки в «Твиттере» строго воспрещалось. Один раз он обозвал каких-то журналистов «круглыми идиотами», а потом, хотя никто ничего подобного не спрашивал, объявил, что у него нет времени на интервью, причем в рассылке на 350 тысяч адресов.
Однажды он в «Твиттере» раскритиковал статью в американском разоблачительном журнале «Мазер Джонс». Впоследствии автор статьи принимал участие в пресс-конференции WL на тему афганских улик и, пользуясь случаем, поинтересовался, чем Джулиану так не понравился его материал. Джулиан ответил со свойственной ему объективностью, что у него «сейчас нет времени копаться во всяком дерьме». Его тогда больше всего раздражало, что журналисты пользуются «антинаучными методами», вместо того чтобы опираться на «первоисточник», как полагается профессионалам. Но и он сам не всегда мог документально подтвердить свои высказывания. Например, о том, как его в очередной раз преследовали.Я никак не мог понять, откуда у Джулиана взялась эта мания преследования. Создавалось такое впечатление, что он мог удостовериться в важности своей деятельности, только став «врагом государства №i». В Исландии он купил книгу Солженицына «В круге первом». Обнаружив ее в антикварном магазине, он прямо засиял от счастья. Солженицын – это классическое чтиво анархистов, но для Джулиана оно имело особое значение. Он полностью разделял взгляды русского писателя, долгое время находившегося в лагере ГУЛАГ, а потом в изгнании в казахской степи.
Джулиан видел много сходства между своей жизнью и судьбой ученого математика и философа.
Будущий лауреат Нобелевской премии в области литературы был арестован за то, что в письмах другу позволил себе критически высказаться в адрес Сталина. Джулиан когда-то опубликовал в своем блоге пост на эту тему. Он писал: «Момент истины наступает только тогда, когда тебя арестовывают». Пост 2006 года под названием Jackboots полон героического романтизма. Джулиан писал об ученых, заключенных в сталинские лагеря, и о том, как ему близки описанные ими переживания. Истинная убежденность постигается, «когда они за тобой приходят и своими кирзовыми сапогами вышибают твою дверь».
Он то и дело обвинял исландскую полицию в том, что она ведет за ним слежку. А когда он летел на конференцию в Осло, к нему якобы приставили двух сотрудников Госдепартамента США. У него, мол, даже есть неопровержимые доказательства того, что они находились с ним в одном самолете. И обо всем этом он по «Твиттеру» оповещал наших – нет, простите, своих – сторонников. За гостиницей, по утверждениям Джулиана, тоже была установлена слежка.
