Семен Уралов - Два капитала: как экономика втягивает Россию в войну
Однако в истории уже бывали случаи, когда корпорации конкурировали с государствами в военных делах. Так, например, средневековые ордена по своему устройству были скорее корпорациями, нежели религиозными сектами или армией. Во главе ордена стоял магистр — управляющий хозяйством и армией, он не мог передать власть по наследству, в отличие от монархов. Магистра могли сместить, причем право на это было у членов высших советов (в каждом ордене такие советы имели свое название). Такой высший совет — не что иное, как наблюдательный совет корпорации, куда входят те, кто реально влияет на ее экономическую политику. В ордене была иерархическая структура: каждый знал свое место, как сегодня в корпорации. Например, колонизация балтийских, финских и славянских племен на территории современной Прибалтики была осуществлена как раз средневековыми корпорациями — Тевтонским и Ливонским орденами. Следующим объектом колонизации они присмотрели северо-западную Русь — Новгородское и Псковское княжества. Именно войной с корпорацией вошел в историю Александр Невский, который разбил войска ордена дважды — на Чудском озере и на Неве.
Сегодня корпорация устроена по такому же принципу, что и средневековый орден. Отличие лишь в том, что религиозный фактор уже не так важен. Крестовые походы по своей экономической сущности являются формой экспансии капитала и передела рынка. Это сегодня нам кажется, что папа римский благословил — и все, начиная от гасконского дворянина и заканчивая дрезденским ремесленником, поперлись нести огнем и мечом веру католическую. В реальности дела обстояли вовсе не так. То есть благословение от папы, конечно, было, но оно появилось только тогда, когда аппарат папы убедился, что проект «Крестовый поход» — выгодное мероприятие и, скорее всего, обернется удачно. Ибо негоже папе благословлять проигрышное дело. Более того, многие представители высшего духовенства еще и сами вложились в проект «Крестовый поход». Потому как «Крестовый поход» — это сетевой инвестиционный проект в освоении нового рынка внеэкономическими методами. В Западной Европе с момента смерти Карла Великого все между собой конфликтуют: мало того, что воюют немецкие княжества между собой, так еще арабы завелись на юге Испании; по всему побережью шастают викинги, которые умудрялись даже ограбить Париж, потому как умели спускаться на своих лодках драккарах по устью реки; на Востоке какие-то странные русские воюют с какой-то не менее странной Ордой, а до этого воевали с еще более странной Хазарией.
Средневековая Евразия — одна сплошная гражданская война. Жизнь человека к X–XI векам стоила порой дешевле, чем жизнь домашней скотины. Если добавить сюда постоянные эпидемии чумы и холеры, то, может быть, родиться рабом в Древнем Риме было лучше, чем свободным в Средневековье.
И вот среди этого всеобщего хаоса есть единственный островок безопасности — католическая церковь, которая наглядно демонстрирует, что суверенитет церкви значит больше, чем суверенитет государства. Короли приходят и уходят, положение при дворе может измениться после смены монарха, а вот позиция кардинала гарантирует персональный успех и безопасность. Церковь становится протокорпорацией: у нее появляются собственность и капитал, тысячи крепостных трудятся на церковных полях — и у всей этой организации четкое вертикально интегрированное управление.
Католическая церковь как средневековая протокорпорация заинтересована в новых рынках, потому что паства — это налогооблагаемая масса (как минимум по уплате церковной десятины). Естественно, в интересах корпорации — расширение рынка, а не постоянная борьба на внутреннем. Какой толк от этих десятков постоянно воюющих между собой государств, если паства реально беднеет и разоряется? Но сделать с этой воюющей внутри себя Западной Европой ничего нельзя, потому что уже появился класс людей, которые живут войной, зарабатывают на войне и торгуют военным ремеслом. Все эти идальго, странствующие рыцари, ландскнехты и славные Айвенго на самом деле были социальной проблемой, с ними надо было что-то делать, но так как ничего, кроме как воевать, они не умели, то им надо было устроить войну, желательно за пределами Европы, чтобы новые рынки освоить и конкурентов поприжать. В условиях Средневековья естественный конкурент для Западной Европы — Малая Азия и Северная Африка. Это регионы с богатыми городами, торговыми путями, развитыми ремеслами и оборотом огромных торговых капиталов. В конце концов там находится точка сухопутного торгового входа в Индию. Да и города в то время были далеко не такие, как сейчас, — средневековый Париж по сравнению со средневековым Дамаском, Самаркандом и Александрией — это просто грязная деревня. Средневековье — это расцвет арабского мира: лучшие математики, лучшая медицина, величайшие мыслители — все у арабов.
Единственное, что лучше делают западные европейцы, — это воюют, потому что последние пятьсот лет только этим и занимались. Плюс развитая инженерная мысль и зарождающаяся промышленность.
В такой логике крестовые походы — вполне конкретное инвестиционное предприятие. Высокодоходное и капиталоемкое. Католическая церковь выступает инвестором, который оплачивает фрахт судов, провиант и логистические расходы, а государства в лице монархов выставляют армии профессиональных военных, солдат удачи и добровольцев. Еще какую-то часть составляют фанатики. Так формируется группа людей, которые прекрасно понимают цель похода. На самом деле тех, кто рассматривал его как проповедь католической веры, были единицы. В реальности борьба шла за ресурсы, торговые пути и богатые города. То, что арабы, к которым отправляли крестовые походы, так и не приняли католичество, лучше всего характеризует суть самих походов.
Как и ожидалось, проект «Крестовый поход» оказался весьма выгодным делом: конкуренты были уничтожены, новые рынки оказались открыты, торговля с Индией налажена, а отмороженных людей с оружием в Западной Европе поуменьшилось. Очень показателен тот факт, что именно во время крестовых походов создаются самые влиятельные ордена, такие как госпитальеры и тамплиеры. Поскольку крестовые походы открыли доступ к невиданным богатствам, то внутри самой католической протокорпорации начали образовываться частные капиталы. Их владельцы хотели большей автономии, но создавать собственные государства не желали, так как создание своего королевства где-нибудь в Иерусалиме привязывает к этим землям, будь ты хоть трижды король. А образование ордена позволяло вести деятельность повсюду, свободно перемещаться, пользоваться покровительством начальства в Ватикане и распоряжаться капиталом. При этом формально не ограничиваясь в суверенитете — и армия у ордена может быть посильнее, чем у многих европейских государств.
Следовательно, конкуренция между частным капиталом, корпорацией и государством возникла не вчера, эта история достаточно давняя и ведется с попеременным успехом.
Второй важный фактор проникновения глобального финансового капитала — работа с элитами. Как мы уже определили, в финансовых столицах образуется класс людей, чей личный успех и благосостояние прямо зависят от инвестиций, биржевых котировок и стоимости акций. Этот класс, назовем его глобальным классом, получает доступ к особым привилегиям. Для того чтобы попасть в глобальный класс, вовсе не обязательно быть миллионером или олигархом, можно реализовать себя в качестве наемного работника и достичь вершин корпоративного топ-менеджмента. Их много — парней из Новосибирска и девушек из Алматы, которые сделали карьеры в корпорации и сегодня являются частью глобальной элиты. Также особые привилегии получает частный капитал, который занимается выводом добавленной стоимости за пределы России. Возможности налоговой оптимизации при работе с офшорами и другими тихими финансовыми гаванями позволяет утаивать от государства миллионы. В глобальном финансовом бизнесе сформировались целые направления по выводу средств из периферийной экономики в банки США, Евросоюза и Швейцарии. Частный капитал с помощью инфраструктуры финансового капитала становится резидентом абсолютно разных юрисдикций — можно быть иркутским бизнесменом и заниматься оптовой торговлей лесом, но при этом быть финансовым резидентом Швейцарии и появляться раз в год на собрании совета директоров в родном Иркутске. Инфраструктура финансового капитала делает обладателя небольшого личного финансового капитала резидентом глобальной миросистемы. Именно с помощью инфраструктуры глобального капитала в Лондон и на берега Женевского озера потянулись косяки российских бизнесменов. Обладатели более скромных капиталов оседали в Италии, Чехии, на Кипре и в Турции. Мелкий капиталист облюбовал Прибалтику, Болгарию и Черногорию с Хорватией. Для не страдающих ностальгией по родине есть Юго-Восточная Азия и США.
