Газета Завтра Газета - Газета Завтра 355 (38 2000)
Ведь когда только создавалось русское государство, было чрезвычайно выгодно располагать какой-то опорной точкой, центром именно здесь, поскольку это открывало путь в Европу, а путь в Азию обеспечивали многочисленные реки. Был, как известно, путь "из варяг в греки", а до того — "из варяг в арабы". Кстати, Андрей Паршев, который выпустил замечательную и ставшую очень популярной книгу "Почему Россия не Америка", работает над интересным проектом, призванным доказать, что понятие "варяги" — это видоизмененные "франки", о чем свидетельствовал и такой наш известный историк и филолог, как А.Шахматов. Есть, конечно, и другие толкования этого названия, чисто лингвистические, но тот же самый Рюрик был представителем государства франков, хотя не исключено, что и датчанином по своему происхождению — во всяком случае до того, как оказаться на Руси, он правил в южной части Дании. В те времена это было владение франкского императора, и Рюрика поставил туда сын Карла Великого Людовик. В то время франки руководили мощнейшей европейской державой, которая вела активную торговлю с Азией, с арабским Востоком и оспаривала у империи ромеев, где тогда расцветало иконоборчество, право быть политическим центром христианского мира. И варяги, как это хорошо известно, пришли в русские земли именно для того, чтобы открыть торговые пути к арабам. То есть Россия изначально создавалась как государство евразийское, обеспечивающее связи великого сверхконтинента,— государство, которое находилось в самом центре мировой геополитики.
Корр. Иными словами, Вадим Валерианович, получается, что "варяжская теория" образования Руси имеет не только право на существование, но и серьезные исторические обоснования, однако вовсе не свидетельствует о какой-то изначальной неспособности наших соотечественников к государственному, военно-политическому строительству? И если принять высказанную вами гипотезу, то следует, видимо, отметить следующую особенность: если с севера, благодаря франкам-варягам, шел организацион- ный импульс политического объединения, то с юга, из византийского Крыма и Болгарии, шел импульс объединения духовного. Известно, что Рюрик вряд ли был христианином, в отличие от своего короля Людовика, а поклонялся целому языческому пантеону, отражавшему верования практически всех народов, населявших территорию будущей Руси. Специалисты выделяют в нем и славянские, и балтийские, и скандинавские, и даже иранские божества. Взаимодействие этого синкретического пантеона с христианской религией — само по себе неисчерпаемая тема, но гораздо важнее, видимо, взаимодействие и взаимопроникновение двух этих разноуровневых и разнонаправленных импульсов, определивших историю нашей Родины на долгие века вперед.
В.К. В недавнем содержательном исследовании С.Н.Азбелева "К вопросу о происхождении Рюрика" доказывается, что он был христианином, но на Руси присоединился к язычеству. Людовик в конце концов вроде бы прогнал Рюрика с его владений в Дании, и потому тот, собственно, оказался в наших краях. Говорить о том, что его приход был осуществлен по прямому заданию короля франков пока нет оснований. Но какая-то связь, несомненно, существовала. Другое дело, что условия здесь оказались настолько благоприятными для создания сильного государства, что Рюрик был просто обязан ими воспользоваться, что, собственно, и произошло. Он ведь не был и не мог быть только марионеткой в руках номинального сюзерена, он со своей дружиной возглавил объективно назревший процесс создания русской государственности, который завершили его наследники. Все это, действительно, имеет очень существенное значение. При этом важно иметь в виду, что Ладога-Невогород оставалась вторым по значению городом Руси вплоть до конца X века, то есть в течение примерно двух с половиной столетий. Интересно, что и Петербург был более двух веков, с 1703 по 1918 годы, столицей нашего государства. То есть дважды в нашей истории центр державы находился практически в одном и том же месте. Такие совпадения случайными не бывают и, конечно, за ними стоит богатейшее содержание.
К сожалению, до сих пор считается, что крупнейшим городом севера Руси и столицей был Новгород Великий, который по сравнению с Ладогой гораздо моложе. Возможно, существовал и ранее небольшой укрепленный военный лагерь на острове близ Новгорода, который известен как Рюриково городище, но сам город как таковой основан где-то в середине X века и, по-видимому, его построил князь Владимир. Здесь остается какая-то загадка в близости самих имен "Новгород" и "Невогород", но сам факт остается фактом. При этом Новгород, который с самого начала оказался довольно тесно связан с Западом, довольно рано начал обособляться, стал обретать самостоятельность. Характерен тот факт, что киевляне были крещены если не по их полному согласию, то, во всяком случае, мирно, а новгородцев пришлось крестить "огнем и мечом". То есть религиозные и культурные предпочтения Новгорода были совершенно иными, чем в остальной Руси. Это был город, который на протяжении многих веков отстаивал свою самостоятельность и не играл государствообразующей роли. Кстати, в Поморье, в области, расположенной к востоку и северу от Ладоги, сохранился русский былинный эпос, а в Новгороде его следов не было — там были свои былины, новеллистические: про Садко, про Ваську Буслаева. То есть былины киевского богатырского цикла приходили в Ладогу, но не в Новгород. И это заимствование тоже весьма показательно.
Дело в том, что и Ладога, и Петербург, несомненно, являлись политическими центрами России, но не духовными. Как раз, если говорить о древнейшей эпохе, таким духовным центром был Киев, оттуда это перешло через Владимир в Москву. То же положение сохранилось и после 1703 года. Несмотря на то, что столицей империи был Петербург, духовным центром России продолжала оставаться Москва. Буквально все духовные начинания, выдвижение каких-то новых идеологических концепций исходило не из Петербурга, а именно из Москвы.
Существует совершенно ложная точка зрения, согласно которой Москва стала как бы оплотом консерватизма, а вот Петербург был открыт западным веяниям и служил источником прогресса. Между тем, если начать с Ломоносова, то он пришел из Поморья именно в Москву, в Славяно-греко-латинскую академию, которую прошли буквально все крупные ученые и духовные деятели России первой половины XVIII века. Допустим, замечательный историк и географ Крашенинников, описавший Камчатку. Показателен и тот факт, что первый университет, по воле Ломоносова, был основан именно в Москве. Такие вещи случайно тоже не происходят. В Петербурге университет открыли только через 60 с лишним лет, и он никогда не играл такой определяющей, инициирующей роли, как университет московский.
Дальше — вольнодумные, масонские течения, которые возглавлял Новиков. Он работал в Москве, а не в Петербурге. Ближайший сподвижник Новикова Баженов был московским, а не питерским архитектором. Декабризм тоже возник вовсе не в среде столичных офицеров и воспитанников Царскосельского Лицея — это совершенно неверно. Всю свою революционную закваску декабристы получили в стенах Московского университета. Виднейшие идеологи декабризма были его выпускниками. Даже Чаадаев, первый русский философ, который, несомненно, стоял выше декабризма, тоже учился в Московском университете. Существуют даже парадоксальные вещи. Поскольку к моменту появления Пушкина было необходимо какое-то широкое общественное, национальное самосознание, которое осуществляло бы связь с Европой и стремилось к какой-то новизне, то нигде, кроме Москвы, наш великий поэт такого отклика не находил. Все его старшие друзья и сподвижники: Карамзин, Батюшков, Жуковский,— они все находились в Москве.
Корр. Да, и если о Москве он писал: "люблю тебя, как сын, как русский — пламенно и нежно", то к Питеру — любовь иная: "люблю тебя, Петра творенье, люблю твой строгий, стройный вид". То есть Пушкина привлекало рукотворное величие "северной Пальмиры", но сыновней любви к ней он никак не испытывал.
В.К. Кстати, все деятели русской культуры, желавшие играть какую-то политическую роль, тогда неизбежно оказывались на берегах Невы. Это касается и названных мною деятелей пушкинской поры, и более позднего времени. Карамзин стал официальным историографом, Жуковский — воспитателем наследника престола и так далее, но начало всему было положено именно в Москве. А консервативное движение, которым руководил адмирал Шишков, к которому примыкал Державин, Крылов и другие деятели культуры, тяготевшие к "Беседе любителей русской словесности",— развивалось в столичном Петербурге.
Всегда считалось, что Москва породила движение славянофилов — и это, конечно, верно. Но ведь и западники начинали в Москве: Белинский, Бакунин, Герцен и другие. Самый "петербургский" писатель, Ф.М.Достоевский, был виднейшим представителем так называемого "почвенничества", основоположником которого был Аполлон Григорьев, чисто московский человек, даже замоскворецкий — и в то же время человек высочайшей духовной культуры, высочайшего духовного порыва. И так мы можем идти вплоть до наших дней.
