Роман Буйнов - ОБРУЧЕННЫЕ С СЕВЕРОМ По следам «Двух капитанов»
Корреспонденты улетели только ближе к вечеру. День был полностью загублен, и народ изнывал от вынужденного безделья. Тут мне почему‑то вспомнилось, что мы в этом году до сих пор еще не купались в Баренцевом море. Лето все- таки! Соратники нашлись моментально: Леня Радун и Саша Унтила Взяли шлепки, полотенца и отправились к берегу. Прибрежная зона метров на сто в море была сплошь забита обсосанными солнцем и морской волной обломками льда, которые с глухим рокотом выкатывались на берег, словно гигантские шары от кегельбана. Почесав для пущей важности затылки, с душераздирающими криками мы нагишом бросились в студеную воду. В крещенские морозы вода в ледяной проруби в Подмосковье редко опускается ниже +7 °С, здесь же было около О °С. Две–три минуты мы бесились в этом соленом игристом коктейле со льдом и, скукожившись в три погибели, повыскакивали на берег.
— Леня, — Саша хитро прищурил глаз, — ты случайно не прихватил с собой волшебную фляжку?
— Обижаешь, — Леонид потянулся к заветной емкости, — лови!
Спирт, по старой полярной традиции разбавленный «по широте», то есть практически не разбавленный, приятно и быстро согрел нас изнутри.
— Родине не нужны полярники, которые после выпитого теряют над собой контроль. Выпил грамм пятьсот- шестьсот — осмотрись! — казарменный юмор ценнейший спутник в подобных экспедициях. Мы повторили второй заход в море и к фляжке и, растершись полотенцем до багровокрасных тонов, одевались уже неспешно.
— Может, еще раз рвануть через ледник, вдруг еще находки? — трудолюбивый, как юнга парусного судна, Унтила однозначно не хотел униматься.
— Нереально! Мы там уже целый карьер вырыли. Нужно идти к Гранту, — и все с затаенной грустью посмотрели на небо: скоро, уже совсем скоро прилетят за нами винтокрылые железные птицы. Мы прекрасно понимали, что в этом году полевой сезон для нас в этих краях заканчивается и времени не остается даже для полноценной разведки. А всего через несколько недель этот маленький клочок земли накроет снежным саваном бесконечная полярная зима.
6 августа 2010 года.
Сегодня удивительный день. Погода начала портиться так же внезапно, как и устанавливаться. С раннего утра, почуяв неладное, я начал метаться по берегу, беспрестанно пытаясь дозвониться домой по «спутнику». Но телефон упорно молчал, как убитый. Я смутно догадывался, к чему бы это, и взвинчивал себя еще больше.
— Хватит слоняться, как медведь, — осадил меня Леня, — надо пробежаться еще вон по той полке, — и указал ледорубом в нависающую невдалеке скалу. Это уже потом я узнал, что «нарезанная задача» была им придумана специально, чтобы отвлечь меня от тревожных мыслей, а тогда я с необычайной прытью собрал рюкзак и нацепил «альпуху». Мы вошли в скальный кулуар. Под ногами знакомо и убаюкивающе поскрипывал ледник. Поднявшись через две террасы к середине утеса, мы двинулись траверзом по узкой полке к намеченному выступу.
— Перекурим? —почему‑то мне захотелось остановиться именно здесь. Уж очень романтично выглядел отсюда базовый лагерь, слишком близко был момент расставания с этой дикой и необузданной природой.
Скинув рюкзаки, мы присели рядом Говорить особо не хотелось. В это время в море, метрах в пятидесяти от берега, я заметил одиноко плывущего моржа. Вообще‑то морж — существо стадное, а тут один на мелководье, параллельно берегу. Я кивнул в сторону зверюги.
— Мать–моржиха, — задумчиво вспомнил северный фольклор Леня, устремив затуманенный взгляд в морскую даль.
В следующую секунду совсем рядом раздался грохот, переходящий в протяжный гул. Мы инстинктивно оглянулись: место, где только что лежали наши рюкзаки, вместо уступа стало отвесной стенкой, а наши вещи были метрах в сорока внизу, у подножья скалы. Путь обратно был отрезан, поэтому возвращаться пришлось в обход через ледник Уже спускаясь к лагерю, я понял, что произошло что‑то важное: ребята загадочно прятали глаза и, как‑то нездорово улыбались. Опрометью ринулся к спутниковой связи.
— У нас девочка, три килограмма сто двадцать грамм, родилась в 17 часов 50 минут, — дальше слушал уже как сквозь пелену.
Кутаясь по глаза во время ночных вахт, обливаясь потом на леднике, дрожа от холода и сырости в автономке, я ждал, что вот–вот на свет появится маленький комочек новой жизни, который всего через несколько месяцев промурлыкает мне ласковое «папа». Но оказался в очередной раз совершенно не готов к этому событию. Пришлось отворачиваться к морю — на глаза навернулись неожиданные слезы. Жизнь продолжается! Здесь в это трудно поверить, но это так. Это свершившееся таинство, которое вдохновляет тебя и делает сильным Новая жизнь! Как ты там? Жди меня!
Что тут началось! Ребята, поздравляя, радовались едва ли меньше моего. Откуда‑то вдруг появились фальшфейеры, ракетницы, салют из всего чего можно и даже нельзя, ну и «боевые» сто граммов за здоровье новорожденной…
Из дневника Александра Конрада:
«28 июля 1912 года в З ч. 55 мин. пополудни наше судно под громовые крики «Ура!» снялось с якоря и медленно плавно начало спускаться вниз по течению. Со встречных пароходиков пассажиры кричали «Ура!». В Финском заливе встретили яхты «Стрела» и «Нева», которые шли к Петербургу от Кронштадта. Вся команда на обеих яхтах была выстроена во фронт и с громовым «Ура!» пожелала нам счастливою пути. Кто не желает своему Отечеству добра, чести?»…
А через три месяца в Санкт–Петербурге у Елены Александровны Конрад родился мальчик, первенец, которого отцу суждено было увидеть только через два долгих года! О чем он думал, этот суровый и замкнутый человек, с трудом переставляя по ледовой каше распухшие ноги, полный отчаянья, но, все еще стараясь не терять остатков надежды на пути к заветной цели?
Ночью случилось ЧП. Мы проснулись от запаха гари — пластиковый чехол от моего карабина упал на горячую трубу печки и загорелся. Оружия в нем не было, но два снаряженных магазина калибра 7,62 могли наделать много бед. Уже утром, пытаясь срезать остатки нагара от остывшей плиты, доктор Майоров глубоко рассек себе руку. Кровь удалось остановить, рану перевязали, но по–хорошему ее надо было зашивать. Кажется, начинает работать так называемый «синдром дома», или как это называют психологи «завершающее эмоциональное напряжение», когда близость родных стен создает иллюзию безопасности, появляется невнимательность и расслабленность. Не это ли погубило наших предшественников, чьи следы мы здесь ищем?
Сегодня мы запечатали в гурий на месте базового лагеря Джексона свою капсулу с запиской:
«28 июля 2010 г. В 12: 30 по московскому времени Российской комплексной экспедицией на этом месте была обнаружена каменная пирамида (тур), в которой находились фрагменты жестяной банки с истлевшими остатками записки следующего содержания: «The Jackson- Harmsworth Polar Expedition. We the undermentionald six members…». Цели нашей комплексной экспедиции сводились к исследованию самого крупного и наименее изученного острова Земли Франца–Иосифа — Земли Георга, поиску следов освоения Арктики русскими мореплавателями, в частности, части пропавшей экспедиции Георгия Брусилова на шхуне «Св. Анна», 1912—1914 гг. По состоянию на 28.07.2010 г. обнаружены останки и личные вещи одного человека, поддающиеся идентификации. Экспедиция продолжается, самочувствие всех участников отличное. Погода ок. О0 С, слабые осадки, ветер N, 15—20 м/ с. Состав экспедиции:
1. Продан Олег Леонидович, ct
2. Чичаев Александр Николаевич
3. Ферштер Евгений Аевитович
4. Мельник Владимир Михайлович
5. Николаев Андрей Васильевич
6. Рябцев Сергей Владимирович
7. Радун Леонид Семенович
8. Майоров Михаил Юрьевич
9. Литовский Артемий Андреевич
10. Буйнов Роман Петрович
11. Унтила Александр Павлович
Просьба, нашедшему данное послание сообщить по любому из указанных контактов (прилагаются).
БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ [68] 28.07.2010»
Уже ближе к вечеру начали сворачивать базовый лагерь.
7 августа 2010 года.
Сегодня был ранний подъем, времени на сворачивание остатков лагеря в обрез — погода может испортиться в любую минуту. Опять неподъемные ящики обрывают нам руки, но работа кипит весело, все соскучились по дому, да и брошенных на Большой земле дел накопилось предостаточно. Закончив со сбором снаряжения, решили оставить на месте нашего бывшего лагеря продуктовое депо. И тут у всех заработала творческая фантазия: кто‑то настаивал на тушенке, любители сладкого ратовали за сгущенное молоко, конфеты, кому‑то было просто необходимо засунуть в контейнер пряности. Я посчитал, что пачка папирос и немного спирта будущим путешественникам тоже не помешают. А еще каждый из нас оставил здесь частичку своей души: полярное братство, оно и сквозь столетия братство! Провизию закупорили в большой пластиковый бидон с винтовой крышкой, частично врыли, насколько это было возможно в мерзлый щебень, а сверху сложили каменную пирамиду. Пользуйтесь, бродяги!
