Итоги Итоги - Итоги № 8 (2012)
— Слышал, на Западе ваш оркестр по сей день называют путинским.
— Не совсем так. После триумфального выступления в Канаде в 2009 году влиятельная газета The Toronto Star напечатала восторженную рецензию, озаглавленную «Путин сказал, и родился оркестр». В ней рассказывалось о создании нашего коллектива, а заканчивалась публикация фразой: «Помогая Спивакову, Путин явно знал, что делает». При встрече я показал газету Владимиру Владимировичу. Думаю, ему было приятно прочесть такие слова. Конечно, НФОР не сразу зазвенел. Приходилось решать много проблем. В какой-то момент выяснилось, что артистам элементарно не на чем играть. В России почти не осталось хороших инструментов, все давно вывезены на Запад. Таможня может спать спокойно, контрабанде попросту неоткуда взяться! Мы собирали инструменты по крупицам, зато сегодня в оркестре единственный в стране итальянский контрабас, хорошая виолончельная группа, скрипки, альты… Большинство инструментов куплены на мои деньги и пожертвования друзей. Все это останется НФОР. Разумеется, кроме Страдивари, который мне не принадлежит.
— Впечатление, что вы не расстаетесь со скрипкой.
— Так и есть, она постоянно под рукой, и все же по ночам периодически мучают кошмары. Знаю, что инструмент застрахован и его не продашь, тем не менее снится, будто забываю скрипку где-то, случайно сажусь на нее, она взрывается в моих руках… Вечный ужас музыканта, который боится потерять доставшееся ему сокровище! Конечно, хранить Страдивари в сейфе надежнее, но на инструменте надо постоянно играть, иначе он умирает. Я ведь помню, как в муниципалитете Генуи мне торжественно вручили скрипку великого Паганини работы Гварнери. Ее достают в исключительных случаях, в остальное время она под крепкими замками. Да, сохранность гарантирована, но когда я попытался заиграть, инструмент буквально залаял, в первые пятнадцать минут издавая странные звуки. Это как с жемчугом: если не носить, он тускнеет, желтеет, а то и вовсе превращается в песок. Скрипка — она живая…
— У вашей имя есть?
— Зову ее Любаша. Девушка мне досталась ревнивая. Если хотя бы день не беру в руки, обижается, капризничает, расстраивается.
— Вам случалось когда-нибудь отменять концерты из-за форс-мажора?
— Знаете, американцы любят расписывать контракты до мельчайших деталей, вплоть до того, в каком отеле Чикаго будет заказан номер на 15 февраля 2017 года и сколько времени предстоит репетировать конкретное произведение. Конечно, я вечный странник, привык жить на чемоданах и по-другому уже не могу, но иногда страшновато становится от подобных подробностей, боюсь заглядывать так далеко в будущее. Мы ведь смертные люди, под Богом ходим, никто не знает, что случится завтра… После выступления очень трудно сбросить напряжение. Нет ничего удивительного, что многие дирижеры пьют. Иначе не расслабиться. В свое время я тоже прибегал к этому способу, потом остановился. Есть такое выражение: «По утрам пить пиво не только вредно, но и полезно…» Что же касается отмененных концертов, лишь однажды не смог довести заявленную программу до конца. Это случилось во время предыдущей поездки в Германию с НФОР. Я подхватил воспаление легких, раньше в таких ситуациях пересиливал себя и в этот раз несколько дней держался, но потом капитулировал. Тело победило дух. При температуре сорок морально-волевые качества уже не действуют. Было впечатление, что стою на сцене со штангой весом в полтонны на плечах. С трудом поднимал руку с дирижерской палочкой. Первое отделение концерта в Баден-Бадене отработал, а на второе выйти не сумел, извинился перед зрителями и попросил замену. Вызвали врача, он прописал антибиотики и строгий постельный режим, оркестр буквально молился, чтобы я выкарабкался. Ничего, через пару дней опять стоял за пультом. С таким графиком гастролей даже поболеть по-настоящему нельзя. У меня нет ни праздников, ни выходных. Надо мной домашние посмеиваются, я могу 31 декабря взять в руки скрипку и уйти в кабинет, чтобы репетировать наедине. Не считаю это работой, я так живу. Игра успокаивает меня, создает нужное настроение. Это как воздух.
— Соседи не жалуются?
— Во-первых, не злоупотребляю их терпением, во-вторых, люди вокруг деликатные, воспитанные. Вот раньше, когда квартировал на проспекте Вернадского, жилец снизу повадился включать какую-то машину, которая начинала противно колотить по батарее, стоило мне взять в руки скрипку. Но я упорно продолжал играть. Однажды сосед не выдержал и, что называется, с изменившимся лицом поднялся на мой этаж. Я увидел его через дверной глазок и на всякий случай вооружился двумя гантелями. Он посмотрел на меня и неожиданно миролюбиво произнес: «Кто бы мог подумать, что скрипка настолько громкий инструмент!» Я ответил: «Тоже не предполагал, что можно так сильно стучать по батарее…» Все, больше он не врубал грохоталку, но и я старался не раздражать человека без нужды. Вообще предпочитаю не надоедать людям. Хотя у меня есть правило, которому свято следую: «Не следует быть гордым, когда просишь за других».
— Надо понимать, уже говорите о своем благотворительном фонде?
— Может, лучшее, что сделал на белом свете, создал его восемнадцать лет назад. Все началось в мае 94-го. Число тех, кому удалось помочь и даже спасти жизнь, идет на тысячи, и я этим счетом без ложной скромности горжусь. Мы кооперируемся, сотрудничаем со всеми коллегами. В этом деле важно не славой мериться, а приносить максимальную пользу. Бывают личные истории, выбивающиеся из общего контекста. Скажем, помог преподавательнице из пригорода Петербурга издать прекрасную книгу о Марине Цветаевой. Сама бы она не пробилась в издательства, не нашла бы деньги на печать. Кстати, раз уж зашла речь об учителях… Какое-то время назад у меня возник принципиальный спор с министром Андреем Фурсенко о судьбе детских школ искусств, которые по вине чиновников оказались на грани закрытия. Я подписал открытое письмо деятелей культуры, а вместо ответа получил отписку на жутком канцелярском языке, который я не в состоянии понять, тем более воспроизвести. Не могу принять такую позицию. Как и то, что нашим учителям продолжают платить за их тяжелый труд нищенское жалованье. Для меня очевидно: чем ниже зарплаты у людей сферы культуры и образования, тем выше придется делать оклады сотрудникам полиции и прочих карательных органов…
— Не будем о грустном, Владимир Теодорович. О другом спрошу. С удивлением прочел, что вы дальтоник. При этом увлекаетесь живописью, сами долго рисовали. Как одно стыкуется с другим?
— Разве не знаете, что у многих художников была схожая проблема? От Рембрандта до Врубеля. Я и машиной управляю, официально получил водительские права, а не купил их. «Дальтоник» не синоним «идиота». Прекрасно знаю, в каком порядке расположены огни на светофоре. Ну да, наверное, не смогу найти спелую малину на кусте, не пойду в лес за грибами, но разве это трагедия? На мой взгляд, если ситуация позволяет, надо относиться к происходящему с чувством юмора.
— Получается?
— Вспоминаю, как на тысячный концерт «Виртуозов Москвы» переоделся в женский костюм. Специально купил в магазине для трансвеститов в Монреале рыжий парик, гигантский бюстгальтер и золоченые туфли 43-го размера. Сати дома взялась распаковывать чемодан и пришла в ужас. Мне стоило большого труда убедить жену, что наряд понадобился для розыгрыша. Зато фокус удался, на концерте меня поначалу не узнали не только зрители в зале, но и музыканты на сцене. Нам всем надо чаще улыбаться, в жизни хватает поводов для печали. Однажды я подшутил над Хазановым. Тоже история с переодеванием. Дело было в Ростове. У нас с Геной оказался общий товарищ, который обязательно привозил гостей на обед в лучший ресторан города. И вот сидим, едим, и я узнаю, что вскоре сюда пожалует Хазанов. Я подговорил хозяина заведения, чтобы он позволил мне взять на время куртку и колпак повара, попросил посадить Геннадия Викторовича спиной к кухонной двери. Надо было видеть лицо Хазанова, когда я в темных очках, чтобы не сразу быть опознанным, склонился над ним, держа большой палец в тарелке с борщом, и предложил продегустировать фирменное блюдо. Потом, не давая оправиться от подобной наглости, оттянул нижнюю губу Гены и влил ему в рот рюмку водки! Наверное, Хазанов решил, что повар сошел с ума! А еще как-то я чуть не попал в переплет, когда в парижском аэропорту весь в мыслях о музыке вместо рейса на Тулузу поднялся в самолет, вылетавший на Мадагаскар. Уже сел в кресло и тут обратил внимание, что состав пассажиров больно специфический. На всякий случай осторожно поинтересовался, куда путь держим. В Антананариву, говорят. Я пулей вылетел из салона! Вот был бы номер, если бы лайнер поднялся в воздух! С другой стороны, на Мадагаскаре я пока еще не выступал, а так, глядишь, и заполнил бы пробел…
