Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #5
С Ниной идем на разведку, срываем по лопуху и обмахиваемся от мошки. Одна влетела мне в глаз, и я в темных очках. Видно не очень. Тащу свой полуторакилограммовый фотоаппарат. Деревянные ставни, штакетник забора, китайские спутниковые тарелки.
У калитки трое пацанов. Физиономии в серых яблоках. Жгут сено, сидят в дыму, спасаются от мошки.
- Чего это вы фотографируете?
- Красиво у вас тут! Только вот - мошка.
- А вы откуда?
- Из Москвы.
- А что, у вас нет мошки?
- У нас? Нет. У нас другое.
- Ну да!.. Не надо.
Выходит мама.
- Ваши? - ненужный вопрос.
- Мои. Сейчас-то пока за материну юбку держатся, а там подросли и фить-фирю.
- Вечером у нас выступление, приходите. Пацанов приводите.
Пришли. Умытенькие: лица светились в клубе.
УЦ
В колонии общего режима что-то рассогласовалось - то ли кого надо не предупредили, что “артисты приедут”, то ли просто так тянули. Около часа мы ждали, пока дадут добро.
В кабинете “начальника по БИОР” (безопасной и оперативной работе) на стене портрет железного Феликса.
- Как расшифровывается УЦ?
- Знаете, я как-то никогда не задумывался…
Четыре железных двери, которые открываются изнутри кабинки, где, как в пункте обмена валюты, сидит женщина. Правда, в форме. Она забирает и выдает документы и, если есть, ценности - сотовые телефоны, всякую мелочь.
И наша небольшая группа идет под десятками, сотнями взглядов по чисто выметенной дорожке, обсаженной с обеих сторон деревцами, которые светло выкрашены известью. Заключенные смотрят по-разному - насмешливо, с любопытством, враждебно, еще с десятками других чувств. Эта недлинная дорога, которую мы проделали от входа к столовой, стала как путь в другой мир, неизвестный, по крайней мере, мне. Здесь действуют свои законы, и взаимоотношения выстраиваются свои.
Нас все-таки ждали. Если бы концерт не был запланирован заранее, нас бы просто не пропустили. Над сценой - плакат с нарисованными тремя воздушными шариками и букетом салюта.
Бодро начала концерт: рассказала об автопробеге, представила прибывших, отец Андрей благословил всех.
Сергей Денисович, сопровождающий, отозвал:
- У нас тут осужденный, - с ударением на “у”, - просит выступить…
- Как зовут?..
Вышла, как делают все конферансье, нарочито медленной и торжественной походкой на середину маленькой дощатой сцены, которая подгибалась подо мной, и раздельно, громко объявила:
- Выступает. Андрей. Саркисов.
Все захлопали в ладоши, заулыбались.
- Гитару дадите? - уточнил певец у ступенек.
- Конечно! Естественно! - заволновались ребята, протянули ему инструмент.
Парень присел на стул и стал хлестать гитару, помогая ритму всем телом: дергалась голова, плечи, ноги сами пускались в пляс. Он был весь как резиновый, литой, не очень крупный, но ловкий хищный зверь - рысь или волк. Песня, выпетая приблатненным, ошансоненным тенорком, была о любви, которую непременно надо успеть сорвать с куста жизни, пока не опали плоды. Эта декламация, это требование было обращено, как к противнику, едва ли не к самому Господу Богу:
Не греши, если не можешь,
Ну а мне ты не мешай,
Сам молись ты, если хочешь,
Для меня ж свобода рай.
Допел. Дал еще три коротких, хлестких пощечины гитаре. Встал. Наверное, надо было просто сказать “спасибо”. Но сказалось совсем другое, неожиданное:
- Кто-то сказал, что свобода есть - свобода от греха. Такая свобода и есть рай. Разве нет?
“Осужденный” усмехнулся, глянул искоса:
- Это философский спор…
Мы уходили. У самого выхода нас догнал какой-то парень:
- Послушайте, кажется, это вы забыли.
И протянул мои черные очки.
Интернат для престарелых “Надежда”
Аудитория - плохо слышащие старики. Больно видеть их худобу, впалые щеки, острые локти. Их путь сюда - у всех разный - в сущности, до невероятного обычный. Все работящие, заслуженные люди. У кого не осталось родной души, а кого предали дети. Хорошо, если подобрали - а если нет, то, обезножевшим, им некуда податься, они умирают в деревнях и городах от голода, от недостатка лекарств, тонут в ваннах, спотыкаются о порог и ломают ноги, гибнут, не в силах доползти до телефона, да и телефон-то - отключен за неуплату.
А здесь они в какой-никакой заботе. Кто-то из них впал в детство, другие смотрят ясными и чистыми глазами, как в летнем парке смотрят старики, слава Богу, не оставшиеся без пригляда. Мужчина приобнял за плечи женщину:
- Моя жена.
Она с улыбкой стеснения скидывает руку.
Перед ними трудно выступать. И трудно выбрать, что прочитать. Но им все равно, что слушать. Они рады просто вниманию. Не знаю, как друзья мои, - я выбилась из сил. А ведь это только второй день двухнедельной поездки.
27 мая 2006 г. Спасское
Это очень удобно. Детей, для которых питательно целительное бормотание, каким осеняют их родные старики, рассадить по детским домам. Стариков, забота о ком могла бы научить детей любви, запереть в дома престарелых…
Из мальчиков вырастают мужья и отцы. Какие, если воспитаны так, что еще в юности по глупости да удали ломают свои неокрепшие судьбы? Тогда - зона. Их ограждают от общества железными дверями и забором с колючей проволокой…
Мы ехали в Спасское, Игорь Аульбеков говорил:
- Именно здесь я впервые видел, как вертолет делает мертвую петлю - МИ-24Б. Его еще называют “летающий танк”. Здесь был отряд вертолетчиков-афганцев.
- А сейчас? - задаю глупый вопрос.
Елена и Виктор Юдины
В Гайвороне выступление не состоялось. Опоздали минут, вероятно, на сорок. “Время горячее - картошку надо садить”. И то верно.
Идем к зоопарку. Не каждый район даже в богатом зверьем Приморье может похвастать, что в нем два зоолога-энтузиаста учинили зоопарк. Не назвать маленьким: здесь даже медведи.
- А вот камышовый кот, - Виктор Юдин горделиво представляет одного из своих подопечных. - Коварный зверь. - Демонстрирует шрам на своей щеке. - Чуть глаз, разбойник, не вытащил.
- А заживает после них долго как… - говорит Елена, его жена и соратница, - у меня тоже этих шрамов…
В неволе родился тигренок. В раннем возрасте жил вместе с Юдиными в доме, потом был выселен в просторный вольер.
Виктор Юдин выпустил в 1992 году научный труд “Волк Дальнего Востока России”, сейчас готовит книгу о тиграх…
На сетчатом заборе висит пластиковая банка. Для пожертвований хвостатым.
- Вот поверите, были у нас тут две женщины, к нам же постоянно ходят, все время, в зоопарк… - сбивчиво говорит Елена. И голос дрожит возмущением. - Идут эти две мимо банки и судачат. Мол, хозяева, глядишь, к вечеру на бутылку себе насобирают. А меня такая обида взяла! Злой, злой народ стал. Нет чтобы понять: мы сами этих зверей содержим, никакой ведь помощи ни от кого. Ну, не бизнесмены! Виктор стал было какие-то забавные фотографии печатать, календари со зверьем. Грозился продавать, но - дарит…
Светлана Молчан
Возвращаемся на стоянку - в Нововладимировку. “Центр”, в котором мы живем, - действительно, без преувеличения, центр культурной жизни Спасского района. Библиотекарь Светлана Молчан рассказывает:
- Нашу библиотеку сформировали до 1974 года. Когда я пришла сюда на работу, работала на полставке. Сейчас к тому все идет, что вовсе закроют. Выписываем детский журнал “Миша” да “Сельскую новь”. Я пенсионер, тридцать лет проработала в библиотеке, пенсия 1053 рубля. В селе четыреста человек, детей человек шестьдесят. Школа - в ней учатся дети трех сел: Татьяновки, Нахимовки, Нововладимировки. Возят за шесть километров.
Брожу между десятком стеллажей, на которых порой просто драгоценные книги - старинные, чуть ли не прижизненные издания Гоголя, Достоевского, Толстого. Замечательно составленная классическая библиотека, кое-что античное - Платон, Аристотель. Много книг, которые “вышли из употребления” - тех, которые остались не прочитанными людьми моего поколения - книги авторов второго и третьего ряда советского периода. Я, если случается такая книжка в руках, почему-то долго не могу ее закрыть. В них немало наива, нередко грустного пафоса, но и это повод для понимания чего-то… Кроме того, что нет-нет да и встретится автор самого что ни на есть первого плана. Скажем, Софья Федорченко - “Народ на войне”.
Грустно и в библиотеке. Какую ни возьмешь с полки - пустые формуляры. Не берут люди, не читают. Господи, тогда, может, правильно, что их закрывают? Но в таком случае даже теоретической возможности не будет почитать Достоевского у жителя Нововладимировки, Татьяновки, Нахимовки.
- Как живем-то? - переспрашивает Светлана Молчан. - Люди не работают, негде. Натуральное хозяйство, браконьерят. Вырубают лес со страшной силой. Молодежь? Разбегается. Свадеб нет, нынче все больше гражданские браки, так это называется… Можно ли было раньше представить такой брак в деревне? Да раньше-раньше… Раньше у нас был большой мебельный цех, полсела там работало, два года тому назад закрыли. Пчеловодческий совхоз пять лет назад закрыли…
