Внутренний СССР - Домик в Коломне
Я немного знаком с Мануйловым… главным информатором «Нового времени», этой самой влиятельной газеты… Но я его знал и до моего назначения посланником. Я с ним виделся около 1900г. в Париже, где он работал как агент охранного отделения, под руководством Рачковского, известного начальника русской полиции во Франции. Мануйлов — субъект интересный. Он еврей по происхождению; ум у него быстрый и изворотливый; он — любитель широко пожить, жуир и ценитель художественных вещей; совести у него ни следа. Он в одно время и шпион, и сыщик, и пройдоха, и жулик, и шулер, и подделыватель, и развратник — странная смесь Панурга, Жиль Блаза, Казановы, Робера Макэра и Видока. «А вообще, — милейший человек».
В последнее время он принимал участие в подвигах охранного отделения; у этого прирожденного пирата есть страсть к приключениям и нет недостатка в мужестве. В январе 1905 г. он, вместе с Гапоном, был одним из главных инициаторов рабочей демонстрации, использованной властями для кровавой расправы на Дворцовой площали. Несколько месяцев спустя, он оказался одним из подготовителей погромов, пронесшихся над еврейскими кварталами Киева, Александровска и Одессы. Он же, как говорят, брался в 1906 г. за организацию убийства Гапона, болтовня которого становилась неудобной для охранного отделения.»
Итак, если восстановить недостающее звено Распутин-Симанович, то круг, свернувший шею монархии Романовых, замыкается. А.Симанович давит на Распутина, чтобы тот добился от царя назначения Председателем Совета министров Штюрмера, Штюрмер назначает еврея Манасевича управляющим канцелярии Совета министров, а в действительности всем процессом разложения монархии управляет еврейский капитал. В критическую минуту монархия не сможет опереться на свой идеологический аппарат — Церковь, и этот факт Палеолог точно зафиксирует в дневнике 13 февраля 1916 г.:
«Отставной министр Кривошеин говорил мне вчера с отчаянием и с отвращением: "Делаются вещи отвратительные. Никогда не падал Синод так низко… Если кто-нибудь хотел бы уничтожить в народе всякое движение к религии, всякую веру, он лучше не мог бы сделать… Что вскоре останется от православной церкви? Когда царизм, почуяв опасность, захочет на нее опереться, вместо церкви окажется пустое место… Право, я сам порой начинаю верить, что Распутин антихрист.»
Из целостного анализа содержания дневника, а также его намеренных «упущений» можно понять, что мера понимания французского посла процессов, происходящих в предреволюционной России, была выше меры понимания как отставных, так и действующих министров царского правительства, и потому, в отличие от Кривошеина, Палеолог хорошо знал подлинного антихриста. А целостный анализ «Домика в Коломне» показывает, что мера понимания Пушкиным процессов,происходящих в мире и в России в начале 19 века, была много выше меры понимания французского посла в начале 20 века.
Стряпуха Фекла скончалсь у Пушкина в ночь перед Рождеством. Что это, случайность?
Русcкая нация сформировалась задолго до введения христианства на Руси, отмечает академик Б.А.Рыбаков (Ист.49). Христианство, как идеологическая форма, навязанная народу со сложившимся мировоззрением о целостности мира, не могло служить выражением его духовной личности. Христианские эмиссары, осуществлявшие духовную экспансию на Русь, понимали, что прививка новых идеологических форм на зрелом стволе духовной личности народа может проводиться успешно лишь при «культурном» паразитировании на животворящих духовных соках, идущих от корней самого дерева. Поэтому пришедшее из Византии христианство в процессе духовной экспансии вынуждено было опереться на многие древние языческие обряды, культы и праздники, включив их в свои «канонические» ритуалы. Отсюда, как признают многие светские и богословские ученые, русское православие сформировалось как языческо-христианское «двоеверие» (Ист.50, с.118, с.849). «Византийское христианство не устранило славянское язычество из сознания и повседневного обихода народов нашей страны, а ассимилировало его, включив языческие верования и обряды в свой вероисповедно-культовый комплекс», — отмечает профессор Гордиенко Н.С. (Ист.51, с.99-100). Соглашаясь в принципе с этими мыслями автора, мы считаем, что здесь несколько по иному следует расставить исторические акценты. Цельность мировосприятия наших предков, формировавшаяся их неосознанной диалектичностью, не только преодолела многие христианские догмы, т.е. по существу «оязычила» христианство, но и сохранила жизнеспособность древнерусского язычества, не утратившего исторической перспективы ни в социальном, ни в политическом плане. С другой стороны, наличие «двоеверия» служило постоянным источником многих расколов внутри самой Православной церкви и неизбежно должно было послужить одной из серьезных причин самого страшного раскола в духовной жизни русского народа, которым в конечном счете обернулась для нас Гражданская война начала 20 века.
Пушкин не мог пройти мимо столь серьезного вопроса, от решения которого во многом зависело будущее России и судьба русского народа. И следует признать, что ум поэта здесь действовал не как «пророк», а как «строгий историк», глубоко анализирующий общий ход вещей.
Так мы видим, что «Домик в Коломне» стоял у Покрова. Покров как религиозный символ имеет двойной смысл. Первый — языческий, связанный с первым снегом, укрывающим землю от морозов. Отсюда Покров — первое зазимье. Второй — вошедший в сознание людей через использование языческих поверий — с церковью, как Покров-заступничество, защита. Отсюда Покров — христианский праздник Пресвятой Богородицы. Народные пословицы, несущие в себе из глубин исторического прошлого народную мудрость, обеспечивая единство формы и содержания информации, в целостности сохраняют и языческую, и првославную трактовку религиозных понятий.
«Не покрыл Покров, не покроет и Рождество».
Пушкину такая информация была доступна, французскому послу — нет. Отсюда мера понимания Пушкина выше, а изложение поэтом событий, о которых мы прочли в дневнике Палеолога, точнее и опрятнее. Из примечания к поэме мы узнаем, что на Охте хоронили только бедных. Словами «гроб на Охту отвезли» Пушкин хотел показать, что религия (идеология) для бедных — . В 35 и 36 строфах он дает образную картину религиозности интеллигенции (графини) и народа (Параши).
Входила в церковь с шумом, величаво;
Молилась гордо (где была горда!).
Это об интеллигенции; Параша же
Молилась Богу тихо и прилежно
И не казалась им развлечена.
Смиренье в ней нежно.
Пушкин понимал, что если смирение долгое время изображается нежно, то при определенных условиях, например, после «бани жаркой» подлинное отношение к формам, навязанным извне, может выразиться в резко отрицательном виде. Отсюда у поэта 42-я октава начинается:
Об ней (Фекле: авт.) жалели в доме,
всех же боле Кот Васька.
Все, конечно, помнят знаменитую басню И.А.Крылова «Кот и повар», но, может, многие подзабыли, что написанная русским Эзопом незадолго до начала войны с Наполеоном басня выражала убеждение патриотических кругов в необходимости принять срочные меры против Наполеона в Россию. Крыловский «повар» и пушкинская «кухарка» несут различную символику. У Крылова «повар» — царь, долго занимавшийся укорами Кота-Наполеона.
Ах ты, обжора! Ах, злодей!
Тут Ваську повар укоряет.
У Пушкина «стряпуха» — идеология, задача которой, облекая в привлекательные лозунги концепцию развития страны, помогать правительству вести народ на решение национальных и государственных задач. Отсюда вдова в «Домике в Коломне», взяв в услужение со стороны другую кухарку, Мавру, наставляет ее:
Ходи за мной, за дочерью моей.
Но вторжение может идти как открыто, с помощью оружия (Наполеон, Гитлер), так и скрытно — «Вторжение без оружия» (см. книгу В.Я.Бегуна, изд. 1985 г., а также Пятикнижие: Исход, Числа), т.е. методом «культурного сотрудничества». Отражение агрессии, идущей по второму способу, много сложнее, ибо в данном случае агрессор выступает под лозунгами борьбы за «социальную справедливость». Однако, разделавшись под влиянием этих лозунгов со своими национальными эксплуататорами, жертва агрессии вдруг обнаруживает на их месте вечных странников революционной перестройки мира. Естественно, жертва агрессии желает довести борьбу за социальную справедливость до победы, но тут ей говорят «Стой!» и старательно объясняют, в чем состоит разница между «социальной справедливостью» и «социальной завистью».
У Пушкина нет ни единого слова, не работающего на основное содержание поэмы. Поэт был уверен, что басню Крылова «Кот и Повар» вспомнят, раз в поэме есть упоминание о ее главном герое. А если вспомнят, то непременно прочтут мораль-нравоучение:
