Валерий Гвоздей - Клуб любителей фантастики, 2010
№ 7
Валерий Гвоздей
НАЧАЛО
Ранним утром Ы-ых Косолапый выскочил из своей пещеры и, по давней традиции, издал ушераздирающий рык, от которого с него едва не слетела звериная шкура.
Так поступал всякий уважающий себя лохматопупый, желающий распугать хищников, а заодно и голопупых, которые могли оказаться поблизости с очередной военной акцией.
Рык Ы-ыха Косолапого длился не менее одной минуты. Наверное, мог бы и дольше при его грудной клетке и многолетней усиленной практике.
Но Ы-ых, самозабвенно орущий с запрокинутой головой и закрытыми глазами, открыл их. Посмотрев по сторонам, он заметил, что у него слушателей, в общем-то, нет.
Лохматопупый тут же захлопнул рот.
— Н-да, — пробормотал Ы-ых, немного смутившись.
Оставалось радоваться, что его критически настроенная супруга, возившаяся с детьми в глубине пещеры, не видела конфуза. А то на месяц хватило бы язвительных замечаний. Ведь лохматопупые ничего не делают без нужды.
Себе же Ы-ых сказал, что этот холостой рык преследовал чисто профилактические цели.
Он вскинул палицу на плечо и свистнул. Из зарослей, громко топоча ногами, выбежала Фру-фру, огромная травоядная динозавриха. Стала неуклюже ластиться к хозяину.
Это была вольность.
— Но-но, — мягко отстранил её Ы-ых, съездив палицей по голове. Фру-фру, не сводя с Ы-ыха преданных глаз, вытянулась в струну, готовая мчаться, куда велит хозяин.
— То-то, — проворчал суровый лохматопупый, не любивший телячьих нежностей.
Он ловко взобрался на спину Фру-фру, утыканную роговыми наростами.
Путь Ы-ыху предстоял долгий — аж до самых Трухлявых пеньков, где жил с семьёй его политический соратник У-ух Косоглазый.
Ы-ых поспешил. В дороге, время от времени постукивая Фру-фру по хребтине, чтобы не отвлекалась на зелёную траву, лохматопупый разрабатывал план охоты на Бегемота.
Черепная коробка у Ы-ыха была очень прочная, затвердевшая от вражеских и дружеских ударов. Но это сказалось на её содержимом.
Работа шла трудно.
Когда Фру-фру упёрлась носом в крайний Трухлявый пенёк, Ы-ых успел обдумать лишь одно положение стратегического плана: «Э-э…»
Фру-фру принялась с аппетитом глодать труху.
Услышав этот противный хруст, из-под пенька выполз ещё один лохматопупый — У-ух Косоглазый. Ы-ых сполз с крутого бока Фру-фру на землю. И друзья, воздев палицы, начали ритуал приветствия. Уж молотили от души. Когда ритуал был завершён, оба лохматопупых напоминали жертвы горного обвала.
— Э-э… — поделился Ы-ых с верным другом.
У-ух довольно быстро уловил его мысль и спустя час понимающе заулыбался.
— Э-э! — воскликнул он.
Ы-ых облегчённо вздохнул. Наиболее трудная часть дела, можно сказать, уже сделана. И он, поднатужившись, очень тепло, хотя и несколько смутно, подумал: «Хорошо, когда друг понимает тебя с полуслова».
Но в воздухе повисла догадка, что вдвоём со зверем не справиться. Оба чувствовали её присутствие, пусть и не могли отчётливо сформулировать.
Внимательно посмотрев друг на друга, заглянув в подбитые глаза, они припомнили, что уже давненько не виделись с Э-эхом Косоруким, другим славным лохматопупым, живущим у Синего болота.
— Э-э… — начал Ы-ых.
— Э-эх! — подхватил У-ух Косоглазый.
Ы-ых осклабился. «До чего здорово иметь такого сообразительного друга!..» — излучала его расквашенная физиономия.
У-ух отвязал от баобаба своего динозавра, и друзья, объединённые туманной, зато общей целью, отправились к Э-эху Косорукому.
Вскоре они прибыли на место. Когда закончился ритуал приветствия, трое лохматопупых напоминали жертвы землетрясения. Э-эха уравняло с гостями то, что его-то охаживали в две палицы, тогда как он — благовоспитанно отмахивался лишь одной. Утерев кровавые сопли, друзья радостно смотрели на дело рук своих, чувствуя немалое удовлетворение оттого, что все присутствующие отработали честно.
— Э-э… — начал объяснять Ы-ых генеральную идею, тыча палицей в направлении Синего болота.
— Э-э!.. — подхватил У-ух и засунул под верхнюю губу две берцовые кости, валявшиеся на земле.
— О-о!.. — закивал сообразительный Э-эх через какой-то час. Подумав немного, добавил: — О-о!..
Взгромоздившись на скакунов, трое отважных устремились вперёд. Их глаза, несколько заплывшие, горели огнём. Уши, носы и всё остальное — тоже. Нетерпеливая мужская жажда настоящей драки заставляла их неистово колотить скакунов по хребтине — до головы-то не дотянешься…
Они подъехали к бурелому, сквозь который кое-где просвечивало Синее болото.
— О-о… — подал Э-эх мысль.
— О-о! — хором воскликнули спутники и вскинули палицы.
Но Э-эх отрицательно постучал дубиной по головам друзей.
Ге озадаченно уставились на него. Разве что-то идёт не по плану? Э-эх скупой мимикой распухшего лица дал понять, что охота, можно сказать, обречена, — если не заглянуть в одно место. Это рядом.
— О-ох! — веско заявил Э-эх, подняв корявый палец.
— О-ох… — посерьёзнев, откликнулись политические единомышленники.
Возле пещеры с ярко размалёванным входом друзья спешились. Из неё тут же выскочил, размахивая палицей, О-ох Кособрюхий, в трёх шкурах, надетых одна поверх другой. Когда ритуал приветствия был завершён, участники напоминали жертвы планетарного катаклизма.
— О-ох?.. — прохрипел Э-эх, на этот раз — с чисто прагматической целью.
Хотелось, чтоб хозяин отозвался — ведь сам Э-эх не мог определить его местонахождение заплывшими глазами.
— Э-эх!.. — прохрипел в ответ хозяин, уважительно избитый едва ли не до полусмерти, и указал палицей на опушку бурелома. Динозавры принялись щипать траву.
Ну а четверо лохматопупых энергично заковыляли вперёд. На всех четверых нельзя было смотреть без содрогания. Впрочем, никто и не смотрел.
На краю бурелома гости увидели яму. Раньше её заполняла грязь, в которой так любили поваляться динозавры, избавляясь от блох. Сейчас же в ней пузырилась какая-то мутноватая жидкость, издающая непривычный резкий запах, и плавали огрызки плодов.
Ноздри отважных расширились, принюхиваясь.
— И-и-э-эх! — выкрикнул Э-эх и бросился в яму.
Но он не стал ни мыться, ни плескаться в остро пахнущей влаге, он стал — жадно пить, отдувая в сторону подплывавшие огрызки. Спутники почувствовали в нём бывалого охотника на Бегемотов.
О-ох, дав понять, что удовольствие стоит одну полноценную шкуру, указал им на яму.
Посоображав не более часа, те присоединились к Э-эху.
Сначала терпкая влага смутила их своим вкусом.
Но потом они как-то незаметно для себя втянулись.
Через некоторое время, хорошо нахлебавшись в яме, трое отважных, где на своих двоих, где — на своих четверых, двигались в направлении Синего болота. Громко распевали песню, из которой Бегемоту следовало уяснить, что его сейчас пометут по кочкам к едрене фене.
После ямы охотникам было трудно выдерживать прямой курс. Они то и дело натыкались на деревья и ненароком валили их, отчего бурелом становился ещё непролазнее.
Ы-ых даже подумал — а нет ли вины предшествующих отважных в том, что эта местность имеет столь труднопроходимый вид.
И было трудно приноровиться к повадкам тутошних деревьев, кидающихся к тебе, как к лучшему другу, с объятиями и поцелуями. А ещё ему казалось странным, что Синее болото, которое находилось, в общем-то, неподалёку, до которого, если уж по совести, рукой подать, — никак не приближается.
Его также смущало, что состав экспедиции вырос — У-ух и Э-эх наличествовали в двух экземплярах каждый, причём экземпляры двигались в лад, покачивались в лад.
Конечно, хорошего человека — чем больше, тем лучше… Но пока такое раздвоение было непривычно.
Тем временем Э-эх целеустремлённо продирался вперёд, ничему не удивляясь. Он знал, что это коварный дух Бегемота хитро морочит охотников. Но Э-эх не позволит надуть себя. Он задаст подлому трусу по первое число. Вот только полежит чуток на мягком лесном мху и передохнет… А потом найдёт Синее болото.
Э-эх свернулся калачиком и закрыл глаза.
Уже засыпая, он чувствовал, что на его ноги пристроилась твёрдая голова то ли Ы-ыха, то ли У-уха… Но могучего тройного храпа Э-эх не услышал. Заснул…
Продрав глаза, трое охотников испытали не очень приятное ощущение.
Крепкие головы лохматопупых раскалывались так, будто они вовсе не были закалены в боях и приветственных ритуалах.
— О-ох! — простонал Ы-ых, не без укора в адрес владельца ямы. Встав на ноги, он почувствовал, как ему кто-то съездил по голове, изнутри.
— О-ох! О-ох! — согласно закивал Э-эх, но не очень резко, потому что ему тоже кто-то бил по голове изнутри, видимо, желая выбраться наружу.
