Журнал Современник - Наш Современник 2006 #2
Дальнейшее хорошо известно. К 5 часам пополудни на Пасху 16 апреля российско-германский договор был готов и подписан. Обе стороны признавали друг друга в соответствующих границах, возобновляли дипломатические и консульские отношения, отказывались на взаимной основе от возмещения военных расходов и военных (а также невоенных) убытков, причиненных им и их гражданам во время войны. Прекращалось взимание платежей за содержание военнопленных. Германское правительство отказывалось от претензий, вытекающих “из мероприятий РСФСР или ее органов по отношению к германским гражданам или их частным правам при условии, что правительство РСФСР не будет удовлетворять аналогичных претензий других государств”.
Этот договор, подписанный в небольшом курортном местечке Рапалло, был бомбой, взорвавшей Генуэзскую конференцию. Что тут началось! Ллойд Джордж неистовствовал. Его хитроумный план провалился по всем статьям. Французы распространяли слухи, будто пакуют чемоданы и уезжают из Генуи домой. В газетах писали о начале новой войны.
Разумеется, никакой новой войны не началось. Конференция продолжила работу и тихо закончилась ничем. Рапалло, однако, на долгие годы стало на Западе нарицательным понятием, пугалом, повергающим в дрожь и смятение англосаксонскую и французскую дипломатию. Во-первых, Рапалло — это сговор немцев с Россией против Запада, это измена Германии в отношении “моральных ценностей” западной цивилизации. Во-вторых, Рапалло — это яркое свидетельство полной внезапности подобных сговоров, которые постигают Запад, как удар молнии среди ясного неба.
А потому Рапалло никогда не должно повториться. Этого Запад не позволит ни немцам, ни русским — под угрозой отлучения от “мирового сообщества”.
Попробуйте заговорить даже сейчас, 80 лет спустя, с кем-нибудь из немецких дипломатов о значении Рапалло или о пользе его повторения, или сравните какой-либо из заключенных с нынешней Германией договоров с договором Рапалло, как настроение вашего собеседника тут же испортится и он начнет испуганно озираться по сторонам. Рапалло или не Рапалло — это лакмусовая бумажка верности Германии ее нынешнему положению члена западных союзов и так называемой трансатлантической связки. Страх перед одним упоминанием Рапалло является для любого посвященного ясным свидетельством того, что ни к какой действительно самостоятельной и независимой внешней политике нынешняя Германия пока не готова.
Договор Рапалло успешно функционировал десяток лет и сошел на нет только после прихода в Германии к власти фашистов. Он серьезно изменил всю расстановку сил и ситуацию в Европе, во многом облегчил экономическое положение Германии во время кризиса конца двадцатых годов, немало помог Советскому Союзу в решении вопроса индустриализации. Этот договор был типичным “браком по расчету”, из которого каждая из сторон извлекала свои выгоды, не испытывая особой любви друг к другу.
Правда, в руководящих советских кругах этот договор, по-видимому, все же привел к возрождению прежних российских иллюзий, будто наконец-то открывается некая новая эра в советско-германских отношениях, будто вместе с немцами “мы такое можем”, будто впереди у нас — безоблачные перспективы. Характерно в этом плане заявление председателя ВЦИК М. И. Калинина, сделанное в ноябре 1922 года: “Заключив Рапалльский договор, отвечающий духу и требованиям времени и интересам обеих стран, русский и германский народы явили всему миру пример взаимного бескорыстия и доверия, которые могут служить единственным базисом истинно дружественных отношений народов и указать миру единственный правильный выход из затруднений и хаоса, созданного великой разрушительной и бессмысленной войной”.
В реальности Германия очень скоро вернулась к привычной для нее политике лавирования между Россией и Англией. Стремясь выйти из-под жесткого пресса Версальского договора на Западе, она одновременно готовилась к возобновлению экспансии на Восток. Пока что речь шла преимущественно о Польше и Чехословакии, граница с которыми с согласия и одобрения англичан на Локарнской (1925 года) конференции гарантирована не была. Лондон толкал немцев на Восток, стремясь использовать их как таран против России.
Немцы, похоже, ничего не имели против такой перспективы, но не торопились, потихоньку накапливали силы и явно не собирались быть инструментом в чьих-то чужих руках. 7 сентября 1925 года в секретном письме кронпринцу министр иностранных дел Штреземанн писал, что перед германской политикой на ближайшие годы стоят три большие задачи. Во-первых, благоприятное для Германии разрешение репарационного вопроса и охранение мира как предпосылки для укрепления будущей Германии. Во-вторых, защита немцев, находящихся за границей, то есть тех 10-12 млн соотечественников, которые “в настоящее время живут в чужих странах под иноземным ярмом”. В-третьих, исправление восточных границ, возвращение Германии Данцига, “польского коридора” и изменение границы в Верхней Силезии. В перспективе — присоединение немецкой Австрии.
Для решения этих задач Германии была нужна сила. Не только экономическая, но и военная. Ее надо было создавать заново, так как Версальский договор военной силы Германию лишил. Ее надо было возрождать в обход Версальского договора, в глубокой тайне от Антанты, чтобы затем поставить своих бывших победителей перед свершившимся фактом. Это значило, что германское перевооружение должно было быть подготовлено вдали от чужих глаз, на территории третьей страны. Такой страной стала Россия.
Роковые яйца
Начало смычки рейхсвера с Красной Армией связано с именем Карла Радека — влиятельного члена тогдашнего кремлевского руководства, который после заключения договора в Рапалло говорил, что “политика, направленная на удушение Германии, фактически включает в себя и наше уничтожение. Какое бы правительство ни управляло Россией, оно всегда будет заинтересовано в существовании Германии”. Радек в Советском Союзе был одним из наиболее последовательных приверженцев сотрудничества с Германией.
А начиналось все еще в 1919 году, в одной из камер знаменитой берлинской тюрьмы Моабит, куда был посажен 12 февраля коммунистический агитатор Радек — польский еврей, получивший образование в немецкой школе, говоривший по-немецки как австриец, по-польски — как поляк, по-русски — как русский и еще на нескольких европейских языках бегло, но с ошибками.
Карл Радек был послан Лениным в составе большой советской делегации ответработников в декабре 1918 года на конгресс немецких рабочих и солдатских советов. Делегацию в Германию не впустили по приказу тогдашнего социал-демократического канцлера Эберта. Она, разобиженная вконец, вернулась назад, а Радек остался. Добыв австрийскую шинель, он выдал себя за возвращающегося домой военнопленного и добрался до Берлина. На немецком конгрессе советов он так и не появился, зато поучаствовал в первом съезде германской компартии, январских боях в Берлине, видел своими глазами победу контрреволюции, скрывался пару недель на нелегальных квартирах у немецких товарищей, но в конце концов попал в облаву и был задержан. Ему сильно повезло. Его не расстреляли на месте. Рейхсверовцы в те дни с коммунистами не церемонились. “Убит при попытке к бегству” — так мотивировались массовые расправы с коммунистами и их сторонниками.
Но Радека оставили в живых, посадили в камеру-одиночку, много и с пристрастием допрашивали. Однако летом 1919 года, после Версальского мира, условия его содержания резко переменились. Он был переведен в комфортабельную камеру и получил разрешение на неограниченный прием посетителей. Их, как рассказывают современники, было много, и все важные, в основном из рейхсвера. А камера в шутку стала называться “политическим салоном Радека”. Дело кончилось тем, что в октябре его освободили и он переехал на квартиру высокопоставленного офицера военной разведки фон Райбница, который работал в штабе командующего рейхсвером генерала Секта. Теперь политические беседы с влиятельным представителем российских большевиков продолжились там. В декабре 1919 года Радек возвратился в Москву, несомненно полный идей и тайных предложений, сделанных его немецкими собеседниками. О подробностях тех бесед и по сей день известно очень мало — почти ничего. Но то, что они дали толчок договору в Рапалло, а затем и тесному тайному взаимодействию между рейхсвером и Красной Армией, вряд ли вызывает сомнение.
В разбитой в войне Германии в те годы, разумеется, были разные точки зрения на Советскую Россию и перспективы отношений с нею. Была группа так называемых “западников” и группа так называемых “восточников”. Западники почти сплошь состояли из социал-демократов и либералов. Они ненавидели Советскую Россию и делали ставку на то, чтобы, лояльно сотрудничая с Антантой и выполняя — стиснув зубы — Версальский договор, постепенно вернуть Германии доверие Запада. Самый известный из “западников” — министр иностранных дел Ратенау искренне полагал, что именно после победы большевиков в России складываются реальные условия для союза Германии с Западом. Разве не были правящие круги в Англии, Франции и Германии в равной степени заинтересованы в ликвидации коммунистической угрозы?
