Михаил Делягин - Путь России. Новая опричнина, или Почему не нужно «валить из Рашки»
Прежде всего, как это ни смешно звучит после 20 лет демократических реформ, сотрудники советских спецслужб действительно привыкли служить народу. Сегодня для их преемников это едва ли не пустые слова, но тогда у этих слов было реальное и массовое содержание. Офицеры специальных структур служили партии и начальству не только по привычке и ради престижа, званий, денег и квартиры, но и потому, что партия и начальство, с их точки зрения, выступали от имени народа и в определенном смысле были для них олицетворением его интересов.
И, когда эти сотрудники спецслужб увидели, что их руководство выступает против народа, они оказались парализованы: как офицеры, они не могли выступать против командиров, как граждане – против народа.
Это произошло не потому, что они не умели принимать решения, а потому, что разные олицетворения, символы, формы выражения Родины, которой они служили, вступили в конфликт друг с другом. Так ребенок, любящий обоих родителей, цепенеет при их ссоре и может даже впасть в кататонию.
При этом все понимали, что Верховного главнокомандующего нет, он в Форосе, а ведь в конечном-то счете офицеры подчиняются именно Верховному главнокомандующему, а не генералу Пупкину.
Горбачева к тому времени уже не то что «не любили» – его почти открыто презирали, но правосознание в Советском Союзе было высоким, и никакие самозванцы, пусть даже в виде ГКЧП, которые непонятно зачем пришли и непонятно почему начали командовать, на массовую активную поддержку рассчитывать не могли.
Кроме того, у сотрудников спецслужб в руках были, в конечном итоге, технологии убийства, к использованию которых они привыкли относиться весьма ответственно.
Вторая причина пассивности силовых структур заключается в том, что к моменту провозглашения ГКЧП почти всех представителей армии и спецслужб многократно «подставляли». В конце 1980-х – начале 1990-х годов и спецслужбы, и армия вовлекались в значительное количество разного рода конфликтов, и часто бывало так, что после выполнения ими того или иного приказа их обвиняли во всех смертных грехах и делали «крайними». И люди, отдававшие этот приказ, от него открещивались и не защищали, не прикрывали исполнителей.
В результате офицеры откровенно боялись выполнять приказы своего начальства, просто чтобы их не подставили, и каждый раз думали своим умом.
Даже высшее военное руководство, как выяснилось, вело интенсивные консультации не только с гэкачепистами, которым оно якобы подчинялось, но и с демократами. Масштабы этих последних консультаций, конечно, потом, после победы демократов, были сильно преувеличены, но вот классический пример «итальянской забастовки» военных: батальон генерала Лебедя, которому был дан приказ навести порядок на площади перед Белым домом.
А генерал Лебедь тогда был тем самым человеком, который в 1990 году, после сумгаитской резни, вводил танки в Баку.
Отдавшие эту команду подразумевали, что Лебедь должен, грубо говоря, зачистить площадь. По крайней мере, всех напугать, а в случае чего его можно будет «сдать».
Лебедь это прекрасно понимал – и совсем-совсем не хотел быть «крайним».
И он привел свой батальон и обнаружил на площади перед Белым домом полное отсутствие беспорядков. Да, люди стоят на проезжей площади, но все достаточно организованно, хулиганства нет, бесчинств тоже. И он объяснил честно: у меня приказ навести порядок, и, поскольку порядок в настоящее время – это вы, я с вами. При этом он не выходил из подчинения союзной власти – он просто выполнял полученный приказ дословно. И, когда ему поступил приказ удалиться, он торжественно, с развернутыми флагами, удалился.
А людей, способных отдать «горячий» приказ, который потенциально мог оказаться преступным, в письменном виде, в союзном руководстве уже не имелось.
И наконец, третье. Думаю, что ГКЧП планировали профессионалы, но на каком-то этапе они были отстранены от работы, и как планирование, так и осуществление операции из-за внутренней конкуренции было передано людям типа господина Грачева.
Этого министра обороны России прозвали хотя и не Табуреткиным, но Пашей-Мерседесом. Именно этот министр обороны России говорил, что Грозный 1 января 1995 года можно взять силами двух десантных полков. И это действительно было так – с маленькой поправкой: полками нужно было управлять.
При грамотном командовании взять Грозный тогда можно было и меньшими силами, но только вот грамотного командования уже не существовало. А если войсками не управлять, то взять ими нельзя ничего.
И при разработке ГКЧП, насколько можно судить, в какой-то момент произошел перехват управления, которое перешло к людям такого сорта. И они провалили все, как проваливали все, к чему прикасались, и до, и после ГКЧП.
* * *ГКЧП был последней судорогой умиравшей советской номенклатуры, а предпоследняя судорога произошла 15 июня 1991 года, когда премьер Павлов подписал постановление Кабинета министров Советского Союза, по сути дела, о восстановлении централизованно-планируемой системы.
Не то что дееспособной союзной власти – страны уже, по сути дела, не было, а борьба все еще велась. Так что когда мы сейчас говорим про оттепель и демократизацию, то должны всегда помнить, что эти движения отнюдь не были однозначными и однонаправленными – это была борьба.
Точно так же, как сейчас, общее облегчение ситуации сопровождается откатами в виде предоставления безумных прав ФСБ и законопроекта «О полиции». Оттепель – это предоставление не прав, а всего лишь возможности бороться за них. И советские люди участвовали в этой борьбе.
ГКЧП полностью дискредитировал себя практически сразу, и поддерживать его тогда было практически невозможно.
Знаю немало людей, которые в дни путча приезжали в Москву из других городов поддерживать демократов, но практически никого, кто поехал бы поддерживать ГКЧП.
Прекрасно помню, как взрослые, серьезные, много повидавшие мужики в регионах, когда стало ясно, что путч захлебнулся, сидели и просто плакали перед телевизорами, плакали от счастья, потому что понимали, что их пожизненный страх кончился и теперь они сами могут творить свою судьбу. Никогда бы не думал, что эти люди вообще могут плакать.
После краха ГКЧП наше общество вдохновилось колоссальными надеждами.
Но эти святые надежды были безжалостно обмануты и растоптаны не только беспомощностью и прекраснодушием, но и корыстью демократов и их пособников.
Разные люди поняли это в разные сроки. Некоторые – уже 31 августа 1991 года: я в этот день разговаривал со своим однокурсником, который совершенно не занимался политикой, но очень искренне поддерживал Ельцина. В последний день августа я шел с работы из Белого дома. Мы случайно столкнулись около Горбатого моста на Пресне, и он мне сказал: все, ребята-демократы, вы заведете страну в худший тупик, чем эти коммуняки. Мой ровесник, без богатого личного опыта, понял все меньше чем за десять дней. А некоторые не поняли ничего до сих пор.
Мы видим: жизнь в Советском Союзе практически по всем параметрам, за исключением идеологического диктата, для основной массы населения была значительно лучше, чем в сегодняшней России. Достаточно вспомнить данные социологических опросов, например «Левада-центра», по которым уровень потребления «среднего класса» (наличие денег для покупки простой бытовой техники) характерен сегодня лишь для 16 % населения, а основная часть общества тратит на еду более половины своих расходов, то есть, по международным стандартам, является бедной. И это при том, что сфера платных услуг неизмеримо расширилась по сравнению с советскими временами, а уровень личной безопасности резко понизился.
Те же, кто находится сегодня в зоне «промывания мозгов», сейчас живут хуже тогдашнего и по этому параметру тоже.
В нашей стране воспроизведен поздний советский механизм в худшем его виде – от однопартийной системы с политическими репрессиями до демонстративной маразматичности руководства. Почти все плохое заботливо восстановлено, иногда еще и с перехлестом. Посмотрите на дополнительные права, дарованные президентом ФСБ, МВД и Следственному комитету, – у вас волосы встанут дыбом.
Устранено и последовательно уничтожается то, что в Советском Союзе было хорошего, – социальная защищенность, личная безопасность, большое количество возможностей, «социальные лифты». Ведь молодой человек в СССР мог уйти в личную жизнь, мог развиваться по специальности, мог расти по официальной общественной деятельности или заниматься диссидентством. Было много разных возможностей; в конце концов, после 1977 года можно было еще по еврейской линии рвануть за границу.
А сейчас «социальных лифтов» практически не стало. За границу можно выехать свободно – только денег нет и не будет.
Да, в моей семье все значительно лучше, чем могло бы быть при СССР. В Союзе я был бы сейчас старшим или обычным научным сотрудником, кандидатом наук, мучительно делал бы докторскую. Думаю, что семья у меня была бы, правда, детей было бы больше, чем сейчас: не пришлось бы несколько лет работать по 14 часов в сутки практически без выходных, да и работающая массовая медицина помогла бы поддержать здоровье. Но в любом случае уровень потребления у меня был бы ниже, хотя уровень безопасности, социальной защищенности и уверенности в завтрашнем дне – неизмеримо выше.
