Книга утраченных сказаний. Том I - Толкин Джон Рональд Руэл
И вот однажды Илуватар извлек для айнур великий замысел из своего сердца, развернув пред ними историю, чьи безбрежность и величие не имели себе равных среди всего, о чем он рассказывал прежде; и великолепие ее начала, и благородство ее завершения столь поразили айнур, что они склонились пред Илуватаром безмолвные.
Тогда Илуватар возгласил:
— Пока что в той повести, что я предложил вам, сказаны лишь первые слова, а исполненные красы пределы, что описал я вам, как место, где могла бы развернуться и произойти вся эта история, пока лишь набросок. Я не заполнил всех пробелов, так же как не раскрыл в подробностях все то утонченное, прекрасное и изысканное, коим полон мой разум. Засим я желаю, чтобы вы сотворили великую и славную музыку и воспели тему сию; и (ибо многому я вас научил и ярко возжег в вас Сокровенное Пламя) [прим.2] дабы вы применили ваше разумение и способности в украшении темы сообразно вашим думам и замыслам. Я же воссяду, внемлю и возрадуюсь, что чрез вас я сотворил столько красоты, достойной Песни.
И тогда арфисты и лютнисты, флейтисты и трубачи, органы и бесчисленные хоры айнур начали облекать тему Илуватара великой музыкой; и вознеслись звуки могучих мелодий, переливаясь и перемежаясь, смешиваясь и растворяясь среди рокота созвучий, более величественного, нежели рев океанов, пока чертоги Илуватара и пространства айнур не переполнились музыкой, и эхом музыки, и эхом ее эха, вплоть до самых мрачных и пустынных пределов. Ни до того, ни с той поры не было музыки столь неизмеримого великолепия; хотя сказано, что в еще более великой сольются перед престолом Илуватара хоры айнур и Сынов Человеческих после Великого Конца. Тогда величайшие темы Илуватара будут сыграны верно, ибо для айнур и людей, наконец, станут внятны его разум и сердце и все его цели, насколько сие возможно.
А пока что Илуватар восседал и внимал, и долгое время все казалось ему добрым, ибо почти не было в музыке неверных нот, и видел он пред собой айнур, прилежно выучившихся многому. Однако по мере того, как развивалась великая тема, в сердце Мэлько закралось желание вплести в нее плоды собственного тщеславного воображения, не в лад великому замыслу Илуватара. Илуватар одарил Мэлько щедрее, чем прочих айнур, способностями, знанием и мудростью; и часто тот в одиночку забирался во тьму и пустоту, взыскуя Сокровенного Пламени, что дарует Жизнь и Бытие (ибо питал он горячее желание самому призывать сущности к бытию). Мэлько не нашел искомого, ибо Пламя пребывает с Илуватаром, но пока что он этого не ведал. [прим.3]
Однако там Мэлько взлелеял свои собственные коварно-искусные замыслы, которые скрыл даже от Илуватара. И вот некоторые из этих замыслов и дум вплел он в свою музыку, и немедля вокруг него явилось нестроение, и многие из игравших подле него смутились, и музыка их затихла, а замыслы их остались неясными и незавершенными; другие же подхватили его музыку, оставив ту великую тему, с которой начали.
И так злодеяние Мэлько омрачало музыку, ибо замыслы свои он обрел во тьме внешней, куда Илуватар еще не обратил своего светлого лика. И чужда была его сокровенным думам краса замыслов Илуватара, и потому созвучия рушились и распадались. Но восседал по — прежнему Илуватар и слушал, пока музыка не пала в бездны мрака и уродливости невообразимой; и тогда печальная улыбка легла на его уста, и воздел он левую руку. И тут же, хотя никто и не понял как, среди этих громыханий родилась новая тема, подобная первоначальной и все же иная, и набрала мощь и благозвучие. Но буйство и беспорядок аккордов, порожденных Мэлько, усилились, ревом своим стремясь заглушить ее, и началось сражение звуков, и в лязге его мало что можно было разобрать.
Тогда воздел Илуватар десницу, и не улыбался он уже, но плакал. И стала быть третья тема, ни в чем не похожая на предыдущие. И взрастала она над разноголосицей, пока, наконец, не увиделось, что две музыки звучат одновременно у ног Илуватара, безмерно различные меж собой. Одна, великая, была глубока и прекрасна, но пронизана неизбывной скорбью, в то время как вторая, наконец обретшая единство и собственный склад в себе, но громкая, пустая и надменная, победно ревела, как бы стремясь затопить первую. И все же, как ни пыталась вторая греметь как можно страшнее, неизменно оказывалось, что так или иначе она дополняет и оттеняет красу первой.
И в разгар сей порождающей эхо схватки, от которой сотрясались чертоги Илуватара и дрожь пронизывала темные пространства, Илуватар воздел над собой обе руки, и в одном непостижимом созвучии — необъятнее тверди небесной, великолепнее солнца, пронзительнее, нежели свет взора Илуватара, — музыка оборвалась и умолкла.
И тогда Илуватар молвил:
— Велики слава и мощь айнур, и Мэлько среди них изощрен в знаниях. Но пусть будет ведомо ему и каждому из айнур, что Я есмь Илуватар, и всему, что спели и сыграли вы, я есть причина — так! И причина не столько музыки, что творите вы в горних пределах, на радость мне и в удовольствие вам самим, но причина возникающих в музыке формы и сути, подобных форме и сути самих айнур, коих я создал, чтобы разделить с ними мое, Илуватара, собственное бытие. Может быть, я возлюблю эти порождения моей песни так же, как люблю айнур, порождение моих дум [прим.4], а может быть, и больше. Ты же, Мэлько, узришь, что невозможно ни создать тему, чьим изначальным истоком не был бы Илуватар, ни изменить музыку помимо Илуватара. Тот же, кто попытается это содеять, обнаружит в конце концов, что лишь помог мне измыслить творение, еще более великолепное, и чудо, еще более причудливое. И вот! — чрез Мэлько в тот замысел, что я развернул пред вами, вошли ужас, подобный пламени, и гнев, подобный грому, и тоска, подобная черным водам, и зло, столь же далекое от света моего, сколь бездны запредельных пространств тьмы. Чрез него в лязге оглушающей музыки явились боль и страдание; и в смешении звуков родились жестокость, и ненасытность, и тьма, и гнилая трясина, и всяческое разложение — телесное или духовное, — и смрадный туман, и неистовый огнь, и беспощадный хлад, и смерть без надежды. И все это чрез него, но не от него. И узрит он, равно как и все вы, и как возгласят те создания, коим должно теперь обитать среди зла его и терпеть из-за Мэлько страдания и скорбь, ужас и злобу, что в конце все зло его оборачивается к вящей славе моей, и делает мою тему лишь более достойной того, чтобы быть услышанной, Жизнь — еще более достойной того, чтобы быть прожитой, а Мир — настолько чудеснее и удивительнее, что он будет назван величайшим и прекраснейшим из деяний Илуватара.
Айнур устрашили эти слова, и не все из сказанного они поняли, а Мэлько устыдился, а устыдившись — преисполнился гнева. Но тут Илуватар, видя их замешательство, восстал в славе своей и устремился из чертогов через светлые пространства, устроенные им для айнур, в пределы тьмы; и увлек он айнур за собой.
И вот, когда уже со всех сторон их окружало одно лишь отсутствие всего, они внезапно узрели чудесное видение непревзойденной красы там, где только что была пустота. И возгласил Илуватар:
— Узрите песнь вашу и вашу музыку! По мере того, как вы играли, музыка, повинуясь моей воле, обретала форму, и вот! теперь мир развертывается, и история его начинается так же, как развертывалась и начиналась моя тема в ваших руках. Каждый найдет в сем моем замысле те украшения и усовершенствования, что задумал он сам; и даже Мэлько обнаружит там сущности, пусть и противные моему разумению, что ухитрился он измыслить в своем сердце. Только увидит он, что они есть ничто иное, как часть целого, и дань величию целого. Единственное, что добавил я, — это огнь, дающий Жизнь и Бытие.
И вот, в сердце мира горело Сокровенное Пламя.
К восхищению айнур, у них на глазах мир сделался шаром в пустоте и отделился от нее; и возрадовались они, увидев свет — белый и золотой одновременно; и смеялись они, наслаждаясь красками, а величественный рев океана наполнил их томлением. Сердца их радовались воздуху и ветрам и всем породам земным — железу и камню, сребру и злату; однако из всего этого разнообразия наилучшей, и прекраснейшей, и достойнейшей хвалы сочли они воду. Поистине, из всех стихий мира вода хранит самое глубокое эхо Музыки Айнур, и многие из Сынов Человеческих спустя эпохи неутолимо будут внимать гласу Моря и тосковать, сами не зная о чем.
