Газета День Литературы - Газета День Литературы # 130 (2007 6)
– Воруют, Хозяин.
– Больше обычного?
– Есть тенденция. Особенно среди тех, кто курирует народное хозяйство.
– Пришли мне список, Лаврентий. Эффективность – прежде всего.
В тот день об эффективности немало думал и Константин Васильевич. Об экономической эффективности. Исполнял он обязанности главного редактора главного экономического журнала, который до сих пор существует и порой читается в научных и преподавательских кругах. Журнал фундаментальный. Если такой журнал попадает современному человеку в руки, то он долго и мучительно прикидывает, а что же с ним, собственно, делать. Вертит его и так и эдак, да всё удивляется, какой он толстый, да с оглавлением не на одну страницу. Конечно, и не на три.
Советская интеллигенция любила толстые журналы, но все больше литературные. Она считала себя весьма сведущей в этих вопросах, - в вопросах литературы. С удовольствием вспоминала благословенные времена расцвета свободы слова в Империи после победы Великой Секты. Вспоминала издательство "Academia". Оно выпускало та-а-акие книжки… В 1920-е годы… Куда там период транспарентности под руководством милого болтуна. Не дожил до тех времён Константин Васильевич. Журнал назывался и называется "Вопросы экономики". Он именно так называется до сих пор, потому что и сейчас находится в строю, когда транспарентность стала приобретать цивилизованный лоск рекламы о пользе уплаты налогов.
Ближе к концу рабочего дня думы главного редактора прервал… Ход его мыслей нарушил… Вдруг… Короче, весть, которую принёс… В общем, вошёл заместитель Константина Васильевича по издательской деятельности и сказал:
– Писец.
– Где, – не успел должным образом среагировать главный редактор.
– Не где, а нам.
– Да скажите же, наконец, что случилось?
– Дело, собственно, в следующем, – заместитель посмотрел на поливальную машину за окном и начал своё нехитрое, но очень важное повествование, иногда прерывавшееся чаянными и нечаянными репликами главного редактора:
"Сегодня утром мне принесли новый только что отпечатанный в типографии номер нашего журнала. Я посмотрел оглавление и ещё раз порадовался за нашу работу. Вы понимаете, порадовался. "Понимаю, – продолжайте", – ответил Константин Васильевич.
Номер, как вы помните, был посвящён проблемам эффективности плановой экономики и её превосходства над капиталистическими методами хозяйствования. Обычно я не читаю статей после выхода журнала в печать, но тут мне захотелось ещё раз посмотреть отдельные положения статьи нашего выдающегося академика Угорелова. Читаю. Радуюсь. Дохожу до места, где Угорелов интерпретирует слова Вождя… Я еле успел дотянуться до коробочки с валидолом. "Неужели какая-то неточность", – спросил Островитянинов.
Если бы неточность. Там печатными буквами ясно написано, что … Я даже произнести это не решаюсь. Тем более в кабинете. Да вы сами ознакомьтесь. Я и журнал принес. Возьмите. Вот это предложение".
Константин Васильевич, предчувствуя нехорошее, ткнул пальцем в палец заместителя, чтобы не потерять ненароком искомую фразу. Водя ногтем по приевшемуся за долгие годы шрифту, он полушёпотом прочитал: "Таким образом, Великий Вождь и Учитель выступает за скорейшее преодоление системы социалистического планового хозяйства". Несколько мгновений старый большевик думал о том, каким был бы коммунистический ад, если бы Маркс предусмотрел в своей теории место для потусторонних сил. Больше того, в эти доли секунды Константин Васильевич ясно видел эти самые потусторонние силы, обеспечивающие жизнедеятельность Великой Секты. Однако заместитель ничего не заметил. Не заметил ни измененного состояния сознания товарища Островитянинова, ни коммунистических духов. Что ни говори, а только стойкие люди из среды старых большевиков смогли пережить Эпоху Великого Передела партийного наследства Отца-Основателя Секты. Ни один мускул лица не дрогнул у Константина Васильевича. Разве что глаза…
– Как же товарищ Угорел…, гражданин Угорелов осмелился сдать такую статью в печать? – спросил Островитянинов своего заместителя.
– Да он-то сдал как положено, – отвечал зам. – А вот наборщики… Давайте я прочитаю с оригинала. Я оригинал статьи с собой захватил: "Таким образом, Великий Вождь и Учитель выступает за скорейшее преодоление недостатков системы социалистического планового хозяйства".
– Недостатков… недостатков. Да-да. Эффективность, эффективность… -– бормотал Константин Васильевич.
Ничего не говоря, заместитель покинул кабинет. Однако хотелось жить и работать. "Вертухаи, вертухаи… Вертеть, вертеть. Вертушка, вертушка… Вертушка? Вертушка!? Вертушка-а!!!" - стал приходить в себя Островитянинов. "Надо звонить. Самому. Всё равно нечего терять", – здраво рассудил Константин Васильевич. Сказывался опыт старого сектанта.
– Алло, здравствуйте, это приемная Самого? – ровным и совершенно спокойным голосом спросил Островитянинов.
– Поскрёбышев у аппарата, – ответил п
остельничий диктатора.
– Александр Николаевич, Вас беспокоит главный редактор журнала "Вопросы Экономики", академик Островитянинов. Мне нужно с Вами посоветоваться по очень важному делу.
– Слушаю вас, – благосклонно ответил постельничий.
– Видите, Александр Николаевич, в последнем номере журнала "Вопросы экономики", который я возглавляю в качестве главного редактора, в одной из статей была допущена чудовищная опечатка, могущая привести к политическим последствиям… – и Константин Васильевич принялся объяснять Поскрёбышеву суть дела.
– Неприятная ситуация, – сказал постельничий, выслушав академика. – Повисите на телефоне, а я пока доложу Хозяину…
...Исполнитель поручений обладал таким острым зрением, какое не снилось и самому Вильгельму Теллю, если бы тот заведовал охранным отделением швейцарской конфедерации. А Исполнитель поручений всё видел, в том числе и ужасы, потому как сам их и производил. "Да… воруют", – читал он доклад своей секретной службы о работе различных министерств и ведомств. "Как, всё-таки, кстати подвернулось поручение Хозяина, – облизнулся Лаврентий. – Давно я не тискал высокопоставленных жен. Почти две недели. Та брюнетка с карими глазами, которую я видел на одном из правительственных приёмов, – она весьма аппетитна."
В этом докладе содержалось описание махинаций и прочих правонарушений сотрудников различных правительственных подразделений, а также всевозможных промышленных и непромышленных предприятий, имеющих отношение к товарам народного хозяйства. Их (товары народного хозяйства), как известно, покупает население. Покупает всегда и даже если, в связи с качеством продукции, делает это неохотно, то вовсе не участвовать в процессе потребления оно не может. Основные инстинкты, ничего не поделаешь. И у советского человека они были и достаточно сильные. Вот ими-то и пользовались разные теневые дельцы.
К 15.00 Лаврентий завершил подготовку документов кампании по борьбе с коррупцией в высшем, среднем и низшем эшелонах власти. Подход сверху донизу всегда хорошо работал на просторных просторах – точечные решения в чистом поле без развития мощных коммуникаций мало к чему приводили испокон. Он позвонил Хозяину на дачу. Хозяина не было. "Уехал в Ставку", – доложила челядь. Лаврентий премного подивился данному факту. Ведь в последнее время диктатор не любил менять свежий воздух на душные средневековые строения, красно-бурый цвет которых как будто просвечивал даже через стены. "Наверное, новых послов принимает, – подумал Лаврентий, пристально наблюдая за толпой, спускающейся в метро. – Поеду сразу туда, порадую Хозяина. Послы – не лучшее развлечение…"
Примерно через час Вождь читал список попавших по знаменитому делу "О распространении мелкобуржуазной психологии в советском и партийном руководстве и его последствиях":
В списке – "совершенно секретном" ("Приложение N 415-ВК/149 к Постановлению Президиума ЦК ВКП (б) "О распространении мелкобуржуазной психологии в советском и партийном руководстве и его последствиях") – было семнадцать фамилий министров и замминистров Лёгкой промышленности, Мясной и Молочной, Лесной, а также начальников нескольких второстепенных Управлений и директоров нескольких объединений и предприятий.
Кроме того, в списки попали сорок два крупных функционера и сто пятьдесят три чиновника средней руки. Чистка была основательной, потому что помимо политических имела и сугубо практические цели.
