Вениамин Росин - И здесь граница
Откуда ни возьмись — косой. Прижался к росистой траве, положив уши на спину. Сапегин ударил в ладоши. Улепетывай, дескать. И весело подмигнул вслед мелькающему в кустарнике коротенькому светлому хвостику.
В тот день вернулся он с пустым ягдташем. И дома за ужином пришлось дважды с мельчайшими подробностями рассказать дочке про зайчишку. И даже жена, Раиса Петровна, отложив в сторону студенческие тетради (она преподавала тогда в педучилище), слушала эту историю.
…Поговорив о преимуществах ловли на поплавковую удочку перед спиннингом, мы незаметно перешли на пограничную службу.
Сапегин задумчиво трет высокий лоб. Голубые, чистые глаза смотрят куда-то вдаль. Светлые, выгоревшие на солнце брови нахмурены.
Граница, граница… Это короткое, но емкое слово подтягивает, заставляет быть строже, требовательней к себе, своим поступкам, поведению. Слово это звучит тревожно, волнующе. В нем будто слышится шелест камыша, крадущиеся настороженные шаги, таинственные тени…
Граница Советского Союза тянется по лесам, по горам, равнинам, рекам. Пограничники слышат неумолчный шум дальневосточной тайги, грозный рокот Тихого океана, видят раскаленные барханы выжженной солнцем пустыни и холодные заснеженные вершины Памира. Они несут службу в болотах и лесах Карелии, на боевых кораблях…
Безлюдье на границе, кажущийся покой, тишина. Но тишина тут хрупкая, коварная. Здесь государственный рубеж советской земли. А рядом, в двух шагах, сопредельное государство. Чужая земля, чужое небо, другие обычаи и порядки… За спиной же Россия, Москва, родные, близкие, друзья, край, где ты родился, жил.
На пограничной заставе не совсем так, как в обычной войсковой части. Поутру горнист не играет общего подъема. Одни солдаты ложатся спать, когда на востоке загорается солнце, другие встают, умываются, когда на небо выползает луна.
Жизнь на заставе не замирает ни на минуту, как не останавливается кровь в человеческих жилах. Служба длится все двадцать четыре часа — в будни и в праздники, днем и ночью, в жару и в дождь, туман и снежную метель. И поэтому кто-то отдыхает, кто-то готовится в наряд.
Ровно в двадцать часов весь личный состав выстраивается для боевого расчета. Объявляется суточный наряд. Выделяется оперативная, так называемая тревожная, группа… Строго и торжественно звучит голос начальника заставы: «Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик! Всех лиц, нарушивших или пытающихся нарушить…» И солдаты, серьезные, сосредоточенные, взяв оружие и снаряжение, идут на боевое дежурство. Так их отцы и деды шли в разведку на фронте.
Медленно разматывается клубок воспоминаний. Преследования. Перестрелки. Ночные и дневные тревоги. Беспокойная, полная опасностей жизнь пограничника.
Ведь это только сказать легко: задержал, доставил на заставу. За каждым из таких эпизодов (зачастую связанных со смертельным риском) стоит огромный труд, умение, мужество… А на боевом счету ветерана свыше семидесяти задержанных им нарушителей.
«Семьдесят нарушителей!» Услышав это, я мысленно ахнул. Чтобы построить, скажем, мост, необходимы большие средства, усилия сотен и сотен людей самой высокой квалификации, месяцы, если не годы работы. А взорвать этот мост могут два-три диверсанта. Так сколько же все эти семьдесят пробирающихся к нам врагов могли принести беды?
Могли бы, не встань на их пути отважный следопыт, коммунист Алексей Сапегин и его товарищи.
Родная застава
Службу начал я проводником розыскной собаки на одной из отдаленных застав южной границы. Конечно, может показаться странным: к чему сейчас, в век совершенной техники (раздаются иной раз и такие голоса), какие-то там собаки?
Ничего не скажешь, на границе произошла техническая революция. Давным-давно появились локаторы, приборы ночного видения, современнейшие средства связи, вертолеты… Все это так. Но не придумали еще такую машину, да и вряд ли придумают, чтобы нарушителя по следу искала. Так что без овчарок никак не обойтись. Правда, говорят, какой-то башковитый изобретатель задумал сконструировать машину-следопыта на полупроводниках. Задумал, помозговал, прикинул и сам же отказался от своей идеи. Потому что эта «электронная», что ли, ищейка по габаритам мало чем уступала огромному самосвалу.
Оглядываясь на пройденный путь, хочу сказать тем допризывникам, что собираются служить в погранвойсках: не легко и не просто, ребята, работать со служебной собакой. Инструктор — не цирковой дрессировщик, обучивший своего пуделя ходить на передних лапах или вскакивать на спину бегущего по арене пони. Инструктор — в первую очередь пограничник, следопыт, часовой, не сочтите мои слова высокопарными, неусыпный часовой Родины.
Надо знать назубок всевозможные уловки, ухищренные способы и хитроумнейшие приспособления, используемые нарушителями. А они чего только ни выдумывают, чтобы сбить пограничников с толку. Так что наблюдательность — ценнейшее для нас с вами качество. Само по себе такое умение ни у кого не появляется, в магазине его не купишь и в каптерке вместе с зеленой фуражкой не выдадут. Нужно настойчиво учиться видеть и слышать, тренировать свою зрительную память. Дается же это лишь старанием и настойчивостью.
Часто ли кто обращает внимание, сколько вазонов на подоконнике в классном помещении школы или техникума? А какого цвета стены в учительской? Сколько пуговиц на куртке у товарища?..
Правда же, трудно ответить на эти, совсем простые вопросы. Оно и неудивительно: мало у кого развита наблюдательность, как в свое время не была развита и у меня.
Помню, как собирался впервые в жизни в наряд. Все представлялось радужным и героическим. Я, храбрый пограничник, сижу в засаде. Ночь. Кромешная тьма. Только одиночные звезды перемигиваются в небе. И неожиданно — шорох, треск, смутные тени… Кто в юные годы не мечтает о жарких схватках с агентами иностранных разведок, погонях, приключениях? Кто не мечтает отличиться, задержав лазутчика с шифрами, бесшумным пистолетом, стреляющими авторучками, средствами тайнописи… А там уже, само собой, и награда, и отпуск в родные края. В полной форме, при всех регалиях и знаках солдатской доблести неторопливо шагаешь по улице, где тебя помнят несмышленым мальчонкой. А рядом — сияющие от гордости родные, Вот, дескать, какой у нас орел!
На самом деле получилось иначе. Теперь самому смешно вспоминать, как проваливался в каждую яму, наталкивался на каждую низкую ветку, настораживался по пустякам. Березняк, днем такой ясный и приветливый, в темноте казался таинственным и враждебным. За каждым кустом чудился вооруженный до зубов нарушитель, чуть что, за автомат хватался.
Не умел я поначалу разбираться в ночных звуках, загадочных шорохах и шелесте. Не знал, как шуршит в опавшей листве неутомимый ежишка, вздрагивал, когда скрипнет дерево или упадет сухой сучок…
Начальники и командиры терпеливо учили меня азбуке следопытства. Вот, тяжело хлопая крыльями, взлетела куропатка. Почему? Обычно куропатки ночью не летают. Выходит, кто-то потревожил ее. Человек? Зверь?..
Из кустов на лужайку, похрюкивая, протрусил дикий кабан. Почему так? Если ночью, то ничего необычного, настораживающего в том нет. Днем же, это надо твердо помнить, дикие кабаны выходят на открытое место, только испугавшись чего-то…
Тихо в лесу, спокойно. И вдруг над кустами появился выводок фазанов. Вспорхнул и перенесся на другую сторону поляны. Можешь не сомневаться: птицы испугались человека. От зверя фазаны отлетают поодиночке, да к тому же недалеко.
Сорока, увидев человека в лесу, кричит. Коростель, наоборот, умолкает. Так же умолкают при появлении человека и лягушки… Таких примеров можно привести немало.
Следы много объясняют тому, кто умеет их читать. Они скажут, каков нарушитель ростом, стар он или молод, бежал он либо шел шагом, налегке или с грузок…
Как-то, помню, читал я в журнале «Пограничник» про одного пастуха. Завидной наблюдательности был этот старик. Остановился он со своей отарой у ручья.
И безошибочно определил, что тут до него побывал человек высокого роста, конь у него вороной и хромой на одну ногу.
Эти свои выводы пастух обосновал так: на земле отпечаток левого переднего копыта менее отчетлив, чем остальные. Следовательно, конь хромает, осторожно ставит больную ногу. У дерева всадник соскочил с коня. Широкие шаги и отпечатки обуви говорили, что ростом он не обижен. Конь терся боком о дерево, остались шерстинки, по ним он определил вороную масть…
Много примеров искусного чтения следов дает опыт пограничной службы. Вспоминается один любопытный случай, про который рассказывал майор из управления погранокруга… Было это в Карелии, где он служил до перевода в наши края. Пограничники Давыдов и Харламов находились в дозоре. У болота заметили следы матерого медведя. Давыдов опустился на корточки и принялся внимательно изучать их.
