Андрей Малыгин - Крымский узел
Во-первых, было бы некорректно описывать его как движение этническое, что нередко пытаются делать,[216] то есть как политическую активность русского населения Крыма в ответ на «национальную мобилизацию» украинцев на материке. Мы видели, что этнические украинцы Крыма не менее активно, чем русские участвовали в становлении автономии (украинцами являлись Н. Багров и Л. Грач, даже среди деятелей РДК было много этнических украинцев: например В. Межак, Л. Левченко и др.). Действительно, существеннейшим моментом борьбы крымчан была борьба за сохранение свободного употребления русского языка во всех сферах жизни, однако при этом русский язык рассматривался не как основа этнического доминирования, а как средство коммуникации в интернациональной среде. Характерным моментом идеологии зародившегося общекрымского движения был именно «интернационализм», вследствие чего движение за автономию предстает не как борьба национального меньшинства (русских) за свои права против давления титульной нации (украинцы), а как противодействие интернациональной среды, исторически сложившейся в регионе (крымское региональное сообщество), чуждым ей принципам этнократии и национализма, олицетворяемым политикой центра. В этом смысле крымское политическое движение скорее носит регионалистский, нежели этнический характер. Оно было вызвано стремлением сохранить региональную самостоятельность и на первом этапе было направлено против союзного центра — Москвы, не в меньшей степени, чем против республиканского центра — Киева.
Во-вторых, не вполне корректно говорить об этом движении как о «сепаратистском». Безусловно, в крымском обществе было всегда известное число людей, желавших отделения Крыма от Украины и образования на полуострове независимого государства или присоединения его к России. Тем не менее, как показывают данные референдумов, социологических опросов, большинство населения не мыслило в категориях сепаратизма. Феномен массового крымского политического сознания хорошо описан социологом П. Хриенко в одной из своих работ. Исследователь обратил внимание на своего рода парадокс: большинство крымчан, не разделяя точку зрения о выходе Крыма из состава Украины, тем не менее, выступает за присоединение его к России.[217] Это свидетельствует о сильном интеграционалистском векторе в сознании крымчан. Что касается республиканской политической элиты Крыма, то она представлена не столько условными «сепаратистами» с одной стороны и «автономистами» с другой, сколько двумя ветвями федералистов — крайней (РПК — РДК, пророссийскими организациями) и умеренной (парламентское большинство). За все время «крымского кризиса» республиканские силы вели борьбу лишь за предоставление Крыму статуса, принятого для автономных республик в СССР, — т. е. федеративных единиц союзного государства, и не помышляли всерьез о большем. «Сепаратистские» лозунги зачастую играли роль своего рода рычагов давления, и, как показала практика правления Ю. Мешкова в 1994 году, те, кто их выдвигал, на самом деле не стремились к их осуществлению. То, что крымчане не являются сепаратистами, подтвердили выборы президента Украины Л. Кучмы, который, возможно, не был бы избран, если бы не голоса тех, кого нередко в его окружении третировали как сепаратистов.
Наконец, не выдерживает никакой критики представление о верхушечном, номенклатурном характере крымского движения за воссоздание автономии. Напротив, это было широкое демократическое движение, и об этом говорит именно тот факт, что официальные власти даже не сделали попыток противодействия ему, а попытались сразу же самым активным образом участвовать в нем и извлечь из этого участия свои дивиденды. О массовом характере движения за автономию свидетельствуют и данные референдума 20 января, многочисленные социологические опросы, различные народные акции, которыми были наполнены все первые пять лет становления республики.
Само представление о будущем республики, ее отношениях с Украиной, соседними государствами с течением времени менялись под воздействием разных факторов. Как это происходило, мы рассмотрим в следующем разделе.
2. Девяносто третий год
Уже начало года принесло резкое ухудшение материального положения большинства жителей Украины, в том числе и крымчан. В конце 1992 года Кабинетом Министров Украины было принято решение о либерализации розничных цен. Только в январе 1993 года цены выросли приблизительно на 100 %, к маю еще на 50 %. Наиболее ощутимым был скачок цен в июне 1993-го.[218] За первое полугодие 1993 года цены в государственной и кооперативной торговле по сравнению с тем же периодом 1992 года, согласно официальным данным, возросли в 18 раз, в том числе на продовольственные товары — в 20 раз, а на их отдельные виды (например жиры, молоко, рыба) от 80 до 30 раз. Столь же угрожающим был рост цен на коммунальные услуги и пассажирский транспорт: за первую половину 1993 года они подорожали соответственно в 26 и 40 раз.[219]
Стремительный рост цен был вызван обвальной инфляцией украинской денежной единицы — карбованца. Согласно некоторым данным темпы инфляции на Украине в 1993 году составили 2500 % (для сравнения, в Польше в период «шоковой терапии» — 585 %).[220] 1 американский доллар к концу 1993 года стоил 30 тыс. украинских карбованцев. В это же время доход на одного работающего в госпредприятиях в сентябре 1993 составлял 82.5 тыс. крб., т. е. 4 доллара.[221]
Угрожающие размеры приобрел спад промышленного и сельскохозяйственного производства. К осени 1993 года он составил 11,3 %. Наибольшее падение производства в Крыму было зарегистрировано на предприятиях электроэнергетики (47,3 %) и химической промышленности (41,2 %). Отмечалось существенное снижение урожайности зерновых, производства мяса (на 19 %) и молока (на 8 %).[222]
Летом, по данным социологических исследований, количество оценивающих свои условия, как нетерпимые и совершенно нетерпимые, впервые превысило рубеж в две трети взрослого населения и составило 71,4 %. В сравнении с концом 1992 года этот показатель вырос на 20 пунктов и превзошел самый неблагоприятный уровень февраля 1992 года.[223]
Главным политическим следствием коллапса украинской экономики стало глубокое разочарование крымчан в идее независимости Украины. Оно усиливалось тем более, что по сравнению с Украиной экономическая ситуация в России выглядела не столь катастрофичной. Основную причину краха украинской экономики большинство жителей Крыма видели в разрыве хозяйственных связей с Россией. Этот взгляд, по данным социологических исследований, разделяли 65 % руководителей колхозов и совхозов, 75 % руководителей госпредприятий и свыше 80 % рядовых граждан.[224] По мнению ряда специалистов в области экономики, Крым значительно больше пострадал от разрыва хозяйственных связей, чем остальные регионы Украины, так как был чрезвычайно глубоко интегрирован в союзную экономику.[225]
Согласно результатам социологических опросов, проведенных П. Хриенко весной 1993 года, лишь 17,1 % опрошенных согласились бы дать положительный ответ на вопрос всеукраинского референдума 1 декабря, против проголосовало бы по этим же данным 60,5 %. Осенью при повторном обследовании эти цифры были соответственно 9,3 % и 63,4 %.[226] При этом данные по национальному составу не слишком разнились: в мае 1993 украинскую независимость поддерживало 17.7 % русских и 24,5 % украинцев. выступали против нее 53,4 % русских и 50,2 % украинцев.[227] Позже против украинской независимости высказывалось уже 70,45 % русских и 61,32 % украинцев.[228] Одновременно быстро реанимировались «сепаратистские» настроения. По данным социологической службы «Крымсоцис», в апреле 1993 года 50,8 % крымчан соглашались положительно ответить на вопрос об изменении статуса Крыма.[229] Однако в этих настроениях все определеннее начинает проявляться и новый момент. Коллапс украинской экономики вызвал большое разочарование не только в идее украинской независимости, но и государственной независимости вообще. В 1993-м популярные требования политической самостоятельности Крыма решительно потесняются требованиями «воссоединения Крыма с Россией». Лозунги интеграции в рамках СНГ начинают играть более существенную роль, чем идея обособления. По данным «Кымсоцис», число сторонников «союза» Крыма с Россией в феврале 1993 года по сравнению с декабрем 1992 увеличилась с 10.5 % до 17 %, в то же время сократилось число сторонников крымской независимости с 31 до 23 % (количество сторонников нахождения Крыма в составе Украины оставалось в феврале 1993 года прежним — 33 %).[230] Тенденция изменения этих цифр в сторону реинтеграции с Россией в течение всего 1993 года сохранялась. К весне следующего 1994 года желающих видеть Крым в составе России насчитывалось среди русских 63 %, украинцев- 53 %, крымских татар- 29 %.[231]
