Николай Дубов - Родные и близкие. Почему нужно знать античную мифологию
— Она же уехала!
— Никуда она не уехала — стоит за дверью и трясется от страха. Хорошо, если не ревёт… — Он распахнул входную дверь и закричал: — Ленка, порядок! Иди сюда!
Лена действительно была заревана. Варя обняла её, у неё самой тоже полились слезы.
— Вставай, Михаила, — сказал Устюгов, — пойдем пройдемся. Сейчас мы здесь лишние, будем только мешать…
Леночка вошла в семью, как если бы всегда к ней принадлежала и просто вернулась после долгого отсутствия. Может быть, сказалось то, что она рано утратила своих родных и была рада обрести новых, но главное, конечно, было не в этом. Она всегда была ласковой, доброжелательной, внимательной и заботливой без назойливости, искренне полюбила всех. И ей отвечали тем же. У молодых был свой круг друзей и знакомых, своя, особая жизнь, но родителям не было нужды зазывать их к себе, они часто и охотно прибегали сами, вникали во все подробности их жизни, угадывали, в чём можно и нужно помочь. Шло это, конечно, от Леночки, так как Димку по-прежнему то и дело заносило в горние сферы искусства и метафизики или в то, что ему казалось такими сферами. Друг с другом они прекрасно ладили. Иначе и не могло быть, потому что Димка не уставал любоваться Леночкой, Леночка же смотрела на него молитвенно и восхищалась всем, что он говорил и делал. Они сами отремонтировали квартиру — Димка оказался на все руки мастер, — выбросили рухлядь и приобрели новую мебель, для чего Димке пришлось, по его собственному выражению, порядком подхалтурить. И когда, закончив работу и меблировку, они устроили что-то вроде новоселья, Варя и тетя Зина были восхищены уютной, хорошо обставленной квартиркой. Шевелев тоже похвалил и Димкину работу, и обстановку. Вслух он не сказал, но про себя подумал, что, может, благодаря Лене Димкино шалопайство на этом и закончится — поуспокоится, возьмется за ум и вернется к учебе. Время ещё не упущено. Ну, пусть не в стационаре, чтобы не сидеть бородатому среди мальчишек, а на вечернем или заочном…
Каждое лето, когда у Лены был отпуск, молодые отправлялись в путешествие; сначала теплоходом по Днепру и Черному морю, по туристским путевкам побывали на Соловках и в Закарпатье, проехали по Волге от Москвы до Астрахани и обратно. Потом решили ехать в Крым, только уже не вдвоем, а вчетвером: к ним присоединились Мила, ближайшая подруга Лены, и её приятель. Вернулись Димка и Лена опаленные счастьем и солнцем, с восторгом рассказывали, как было интересно и весело, какие удивительно образованные, остроумные и вообще прекрасные люди Мила и Юра.
— Он кто, муж? — спросила тетя Зина.
— Я не знаю, записаны они или нет, — сказала Лена. — Ну, в общем, как муж.
Брови тети Зины поднялись, но она поджала губы и промолчала.
По возвращении молодые, как и прежде, часто забегали к родителям, потом это стало происходить всё реже. Особенно редко стал показываться Димка. Работы, должно быть, и в самом деле было много, он даже осунулся, недавний почти коричневый загар перешел в какую-то болезненную желтизну. Потом оба исчезли на две недели. Варя напридумывала всяких страхов и решила ехать к ним, но вечером, когда после чая все сидели в комнате, а Варя мыла на кухне посуду, в дверь коротко позвонили. Варя открыла. С растерзанным лицом перед ней стоял Димка.
— Что случилось? Почему вы пропали? Что с тобой?
— Там что, полный сбор? — вместо ответа спросил Димка. — Не хочу я туда. Пойдем в кухню.
Он тяжко, как старик, опустился на стул, оперся локтями о столешницу и несколько секунд молчал, глядя на свои стиснутые руки, потом поднял взгляд на мать:
— Они не поймут. И не захотят понять. А ты поймешь… Понимаешь, я ушел из дома…
— Как это? Что значит — ушел?
— Совсем. Я оставил Лену.
Варя отшатнулась, в ужасе глядя на сына.
— Ну что ты так смотришь на меня? Я больше не могу. Понимаешь? Не могу! Вот и ушел.
— Да почему?
— Я больше не люблю её. И не хочу притворяться.
— Вот так, вдруг? То любовь без памяти, то вдруг «не люблю»?..
— Не вдруг. Началось давно. Может, с год или даже больше. Мне как-то всё начало казаться преувеличенным, напускным, что ли, — и нежность, и заботы, и всякие слова… Ты не думай, я с этим боролся, убеждал, уговаривал себя, думал, что пройдет. А оно не прошло, становилось хуже… Это гасло, как свет в кино. По инерции, по привычке я ещё говорил и делал всё, как прежде, а здесь, — Димка стукнул себя в грудь, — стало пусто! Любовь умерла…
— А Лена?
— Что Лена! Ленка — молодец… Я рассказал ей всё. Мы проговорили, проплакали целую ночь. И она поняла. Она по-прежнему любит меня и не хочет мешать моему счастью.
— Какое же счастье, если ты сам его уничтожил?!
— Я полюбил другую женщину.
— Опять? — ужаснулась Варя. — Какую женщину?
— Милу. С которой мы ездили в Крым.
— Это та самая — лучшая подруга Лены? И она, конечно, полюбила тебя?
— Да.
— И ты не понимаешь, как всё это мерзко?
Димка искоса посмотрел на неё и снова уставился в стол.
— Не надо так, мамочка. Все слова, какие нужно, я уже сам себе сказал. И не один раз. Слова не помогают. И не помогут.
— Опомнись, Дима! Я не знаю, что на тебя нашло — блажь, слабость, затмение… Это пройдет, забудется. Нужно собрать, найти в себе силы, чтобы преодолеть эту слабость. Ведь ты не мальчик уже, Дима, ты — мужчина! Так и веди себя как мужчина!
— Что ж мне теперь — вести двойную жизнь? Врать, выкручиваться, притворяться?.. Это — подло!
— А с Леной так — не подло?
— И с Леной подло, — Димка поднял на мать глаза, по щекам его текли слезы. — Все подло! Только я ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня… Понимаешь?
— Нет! — сказала Варя. — И не хочу понимать. Человек сильнее всего… если он человек.
Варя оперлась о столешницу и закрыла лицо руками. Димка подумал, что она плачет, и осторожно тронул её руку.
— Не надо, мамочка!
Варя опустила руки. На лице её проступили красные пятна, но глаза были сухими.
— Ты решил бесповоротно?
— Да. Две недели я живу у Милы… Только случилось это раньше… давно.
Варя несколько секунд вглядывалась в его лицо, словно отыскивая то, что видела всегда и не находила теперь.
— У меня три сына, — каким-то сухим, отчужденным голосом сказала она. — Сережа вырос настоящим человеком, но он далеко. Борис… близко, но сделался чужим. Остался ты. Других я любила и люблю не меньше, но ты был ближе всех. Все последние силы души своей я вложила в тебя. Ты рос ласковым и добрым. И честным! Ты стал моей последней опорой и надеждой. Ты этого не понимал и понимать не мог, но ты помогал мне жить. Ты делал глупости. Кто их не делает? В восемнадцать лет женился… Это было легкомысленной глупостью, но я поверила в твоё чувство и защищала тебя. А ты бросил жену и ребенка…
— Соня вышла замуж! — поспешно сказал Димка.
— Мужа можно заменить. А кто заменит ребенку отца? Ведь ты после развода ни разу не видел Игоря. Тебе оказалась безразлична не только судьба Сони, но и судьба твоего сына! Да, ты аккуратно платишь алименты. Но что будет думать о тебе твой сын, когда вырастет и поймет, что любовь к нему ты разменял на наличные?.. Значит, у тебя не было и нет никакого чувства… Нет, молчи и слушай! Я всегда защищала тебя. Теперь я должна сказать тебе всё. Ты влюбил в себя чистую, доверчивую девочку. Она без памяти полюбила тебя, а мы все полюбили её. Она отдала тебе всё, что имела, — любовь и судьбу. А ты растоптал их.
— Мамочка, ну не надо так высокопарно! Мне жалко Ленку, конечно, ей тяжело… Но в конце концов от этого не умирают.
— Ну, поставь себе в заслугу, что ты не убил. Ты не зарезал, не задушил… Но ты всё равно убийца! Дважды. Ты убил счастье Лены и мою веру в тебя.
— Мама, как ты можешь?!
— У меня был сын… Ну, пусть легкомысленный, недоучившийся, неустроенный… Но ты не делал подлостей! Я считала тебя честным, порядочным человеком…
— Теперь не считаешь?
— Нет, если ты мог сделать такое… Ты думал, я, как всегда, пойму, примирюсь и прощу? Буду защищать перед другими? Я заслонила бы тебя своим телом от пули, от бомбы, но подлости твоей я покрывать не стану…
Варя вскочила и, дернув Димку за руку, заставила его встать:
— Иди! И скажи всем. Посмотри им в глаза…
Она распахнула дверь и вытолкнула Димку почти на середину комнаты. Все изумленно уставились на них.
— В чём дело? — спросил Шевелев. — Что случилось?
— Пусть сам рассказывает, — сказала Варя и изнеможенно прислонилась к косяку.
От них Димка пощады не ждал. С него сразу слетели смирение и растерзанность. Он засунул большие пальцы в карманы джинсов и с вызовом оглядел сидящих за столом отца, тетю Зину и Устюгова.
— Для кворума не хватает братца с супругой… Ничего, вы справитесь сами, — сказал он. — Я пришел, чтобы рассказать банальную историю: он любил её, потом разлюбил и полюбил другую… Конкретно: я оставил Лену и ушел к другой женщине. Подробности опускаю как несущественные. Мама жаждет всеобщего суда надо мной. Вот он я, судите. Приговор мне известен заранее… — криво усмехнувшись, Димка сел на стул верхом и ухватился за спинку.
