Отто Свердруп - Под русским флагом
Удивительно, как хорошо мы слышали Инге и Шпицберген, наверное, у них были гораздо более мощные станции, чем у русских, с которыми мы держали связь. С Югорским Шаром, напротив, мы и вовсе потеряли контакт до 15 февраля. Причиной тому были отчасти неблагоприятные погодные условия, но позднее мы узнали, что там что-то случилось с мотором.
15 февраля я получил телеграмму от Вилькицкого. В ней значилось следующее:
«В Главное Гидрографическое управление, Петроград.
Последним летом между островами русского архипелага находился сплошной лед. Только в отдельных местах мы заметили таяние льда, в некоторых местах лед разошелся из-за ветра. Суда экспедиции затерты во льдах к западу от полуострова Таймыр. Восточный пролив между мысом Челюскин и Новой Землей лишь 30 квадратных миль шириной. Западный пролив между русским архипелагом и Новой Землей открыт впервые. Его ширина – не более 50 квадратных миль. Судя по всему, русский архипелаг простирается далее на север, глубина бассейна уменьшается к западу. Острова между местом, где находятся суда, и мысом Челюскин в основном открыты экспедицией „Фрама“. В непосредственной близости от Новой Земли находятся четыре острова. Если ледовые условия в этом году будут такими же, как и в прошлом, понадобится еще одна зимовка. Снабдить суда всем необходимым с моря будет невозможно, по суше – очень трудно. Чтобы сэкономить провиант, я планирую отправить в марте 40 человек на „Эклипс“. Остальным 40 человекам тогда хватит провизии до следующего лета. Мне также нужно немного машинного масла для моторов и ламп.
Летом наблюдается сильное движение льда и очень мощное течение. Если суда затонут, мы перейдем на борт „Эклипса“. Чтобы оказать нашим экспедициям дополнительную помощь, необходимо летом отправить наших людей с „Эклипса“, тогда капитан Свердруп сможет оказать нам больше помощи. Он считает, что министерство должно оказать мне требуемую поддержку, тогда Свердруп, в случае, если возникнет необходимость, сможет перезимовать и взять оставшихся членов экипажа на борт „Эклипса“.
Экспедиции желательно прислать 400 тонн угля. Того угля, что находится в бухте Диксона, недостаточно. Капитан Свердруп планирует взять уголь в бухте Диксона и направиться на север, чтобы встретиться с нами.
Пожалуйста, договоритесь с капитаном Свердрупом насчет места, где следует забрать моряков с „Эклипса“, и в какое время, а также насчет угля и всего остального, необходимого для спасения моей экспедиции. Оленей, думаю, мне не нужно, поскольку побережье слишком далеко и связаться очень трудно. Напротив, хорошо бы прислать собак, но у нас нет для них корма, пока не начнется охота. Наверное, когда рассветет, у нас не будет возможности посылать телеграммы на берег, но мы слышим станции и в летнее время, так что желательно договориться об определенном времени для отправления телеграмм. Если Вы знаете, какие суда придут в бухту Диксона летом, то нам интересно, в какое время они пользуются своим телеграфом. В сентябре мы перевезли часть провианта на берег и построили для него склад в начале октября.
Местоположение наших судов следующее:
„Таймыр“ с. ш. 76°40′ в. д. по Гринвичу 100°40′, „Вайгач“ с. ш. 77°20′, в. д. по Гринвичу 100°. Ближайшая к „Таймыру“ земля находится прямо на востоке в 8 минутах, от „Вайгача“ – прямо на восток в 20 минутах.
Мы надеемся, что к лету у нас останется по 150 тонн угля на каждом судне от нашего запаса. 30 января 1915 г.
Вилькицкий».Вилькицкий Б. А., начальник Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана на ледокольных пароходах «Таймыр» и «Вайгач». 1914 г. (Фото из Лен. Гос. архива Кинофонофотодокументов)Это была его тридцать пятая телеграмма с нового года по данному делу.
Затем Вилькицкий телеграфировал мне и спросил, не могу ли я одолжить ему сани и другое снаряжение для транспортировки команды.
Я отправил ему следующую телеграмму (телеграмма номер 42):
«Я возьму с собой все санное снаряжение, которое у меня есть, когда приду к Вам – 24 собаки, 6 саней. На одни сани с грузом мы рассчитываем восемь собак. Две моих упряжки могут взять часть провизии для Ваших людей, остальное они должны тащить сами. Я могу одолжить Вам пять примусов, Вам придется приспособить две кастрюли и чайник из жести или алюминия для каждого примуса. Кастрюли должны иметь большое дно. На каждую палатку необходим один примус с кастрюлей. Я не могу дать Вам спальных мешков на 40 человек, но я не думаю, что они вообще им понадобятся; они могут спать в своих малицах и больших оленьих унтах. У них у всех есть также по шерстяному одеялу, чтобы укрываться. Однако в палатках необходимо выстлать пол каким-то легким материалам. На оленьих шкурах они могут лежать. Я могу одолжить Вам две палатки, каждая на пять человек, и одну для четверых. Не думаю, что Вашим людям понадобятся лыжи, поскольку снег очень твердый, они, насколько я знаю, никогда не ходили на лыжах, поэтому лучше обойтись без них. В депо Хелленорм оставлено достаточно провианта и керосина с „Эклипса“ для всех ваших людей. Собаки, конечно, Вам очень пригодятся, если их пришлют в апреле, я попросил также прислать к этому времени оленей. Если мы получим удовлетворительный ответ, то попросим, чтобы одновременно прислали и собак. Если погода улучшится, я начну закладывать депо».
3 марта я получил телеграмму от капитана «Вайгача» о том, что один из лейтенантов умер от почечной болезни в 11 часов пополудни 1 марта.[48] Мы тут же послали телеграмму с соболезнованиями.
6 марта я переслал Вилькицкому телеграмму от морского министра:
«Я представил Ваш рапорт Его Величеству. 1 марта он отдал приказ, что если Ваши и капитана „Вайгача“ усилия по освобождению судов изо льда не увенчаются успехом во время навигации, то Вам следует покинуть суда со всем экипажем и отправиться по суше к устью Енисея».
Мы только успевали кидать уголь в топку, потому что нам до смерти надоел этот телеграф. За это поплатились телеграфисты во многих местах. Я не знаю, сколько телеграмм мы передали через «Эклипс», явно несколько сотен. Мы стали центральным телеграфом для всего Ледовитого океана в этой части земного шара. Если бы мы сложили вместе все отправленные телеграммы, то, наверное, результат был бы ничтожным: мы повторяли каждую до тех пор, пока телеграфист на стороне адресата не подтвердит, что она принята и понята. Час за часом, день за днем посылались телеграммы, иногда проходили недели, пока мы наконец могли подтвердить, что цель достигнута. Наш норвежский мотор в двенадцать лошадиных сил оказался полностью изношен, когда мы прибыли в Архангельск. Его убили телеграммы.[49]
Глава 10
В мире животных
В течение всей полярной ночи песцы около судна практически не появлялись – иначе мы бы заметили их на мусорных кучах. Для них в это время года свалки – любимое место. Неподалеку от «Эклипса» стояло несколько чанов с копченым мясом, но и они не привлекли внимание животных. Но как только света стало прибавляться, лис становилось больше и больше.
Охотники связывают этот феномен с появлением медведей. Они говорят, что когда лисы спускаются к морю, то это явный знак, что вскоре заявится и медведь, по крайней мере, лисы (песцы) знают, что он обычно в это время выходит на побережье.[50]
С другой стороны, если увидишь медвежьи следы на берегу, то, как правило, вместе с ними увидишь и лисьи. Миккель обычно старается урвать себе кусок, как только представится такая возможность.
Однажды утром телеграфист после окончания смены вышел посмотреть погоду. Он остановился прямо за дверью к взвозу – намело столько снега, что по обе стороны взвоза возвышалась огромная снежная стена. Вдруг ему показалось, что кто-то топает прямо рядом с ним. Да, он был прав – в трех-четырех метрах стоял огромный медведь и пристально на него смотрел. Телеграфист перепугался насмерть, что в такой ситуации естественно, и никак не мог отворить дверь, чтобы попасть внутрь. К тому же он поскользнулся и упал навзничь. Медведь тем временем приблизился к нему на пару шагов. Но дверь, наконец, открылась, он кинулся на палубу и вниз, в кают-компанию, крича, что на взвозе стоит медведь. Вся команда бросилась наверх, чтобы посмотреть на страшилище, но пока люди выбрались на лед, мишка уже был далеко – бежал, сверкая пятками.
Впоследствии мы часто видели медвежьи следы, преимущественно ведущие на север. Косолапый, напугавший телеграфиста, появился с востока, но ему пришлось проделать длинный путь по тундре – некоторые из наших ребят прошлись по его следам. Возможно, он пытался охотиться на оленей.
На побережье, где мы зимовали, медведей мало; те животные, которых нам удалось подстрелить, были мелкими и тощими. Вследствие этого и шкура у них была неважной. При таких ледовых условиях, как в прошлом году, вряд ли можно ожидать разнообразия представителей животного мира. Сплошной старый лед лежал вплотную к берегу, разумеется, по этой причине не было тюленей, и, соответственно, никакой пищи для медведя. Оленья охота – не дело белого медведя, ему очень редко удается поймать оленя. Единственный для него шанс – лежать тихо и притвориться мертвым, тогда, может, и удастся привлечь таким образом какую-нибудь добычу. Долгие путешествия по тундре также не слишком безопасны для медведя. Если ему попадется навстречу большая волчья стая, то его дни сочтены. Нападение собачьей упряжки также может для него плачевно окончиться. Однажды я спустил на медведя две упряжки эскимосских собак, в общей сложности 12 штук. Через четверть часа медведя пристрелили, но за это время собаки уже успели прогрызть ему брюхо и начали вытаскивать кишки. Если бы его не уложили из ружья, ему все равно пришел бы конец. Вне всякого сомнения такая стая собак в состоянии справиться с медведем, если он окажется на большом ледяном поле, где нет ни одной полыньи. Но если он найдет, куда нырнуть, то он спасен (думаю, это для него единственная возможность сохранить жизнь). Для стаи собак или волков в тундре он будет легкой добычей.
