Андрей Платонов - Том 8. Фабрика литературы
В заключение скажем следующее. Мы не собирались писать статьи, и не написали ее, обо всех частях произведения, объединенных названием «Бруски», — мы написали лишь заметку по поводу одного «Творчества». Мы помним первые три книги «Брусков», и нам кажется, что они, особенно третья книга, были выше «Творчества» по художественному и идейному достоинству. Там чаще встречались страницы, исполненные простоты и глубины, народного советского духа, истинного воодушевления больших масс людей творческой жизнью социализма.
«Творчество» охватывает решающие годы первой и второй пятилеток — годы побед, годы стахановского движения, время наибольшего народного воодушевления. Роман задуман, вероятно, как энциклопедия, как целый круг знаний о народе, ведущем вперед всемирную историю. В романе использован колоссальный материал о нашем времени: трудности колхозного строительства, головокружение от успехов, расцвет колхозов, изобилие, борьба с засухой, строительство крупнейших предприятий — металлургического и тракторного, торфяные работы, авиация, установление мирового рекорда беспосадочного перелета в 26000 километров (автор работает с явным запасом на близкое будущее), мечта о стратосфере, борьба с оппозицией и разгром ее, благоустройство городов, реорганизация дворницкого дела, забота о людях, движение жен ответственных работников, вредительство и диверсия, установление рекордов урожайности, любовь старых и молодых людей, охота, технические изыскания, материнство и многое другое; есть даже искусственно-лысый журналист — вредитель Бах, нечто вроде Авербаха.
Осваивая такой обильный материал в своем романе, автор делает еще такое «допущение»: он приписывает инициативу некоторых начинаний всесоюзного значения своим героям, тогда как исторически существуют действительные инициаторы этих начинаний, которые не собирались служить героями у романиста. Тут нет ничего особого, никакой серьезной ошибки, кроме излишнего своеволия.
Не в этом главное дело. Дело в том, что умный, талантливый, работящий и наблюдательный писатель Ф. Панферов справился с той великой, энциклопедической темой, которую он себе поставил, лишь отчасти, лишь поверхностно. Однако и эта беда одолима: тема была грандиозна, жизнь глубока и сложна, а писатель еще молод — он успеет овладеть грандиозным. Мы подождем.
Летчик-писатель
По известному правилу народной экономической жизни — хлеб является хозяином всех рыночных цен, иначе говоря — стоимость хлеба, как основной человеческой пищи, влияет на стоимость всех других продуктов; даже качество промышленных товаров, оказывается, находится в некоторой зависимости от количества хлеба и цены его.
Авиация является для всей современной промышленности приблизительно тем же, чем хлеб для народной экономики.
Именно авиационная промышленность ведет за собой все народное хозяйство и определяет его качественное развитие и глубокий конструктивный прогресс. Можно сказать, что если улучшаются авиационные моторы, то на другом «конце» промышленности также улучшаются и удешевляются, к примеру, утюги и штопальные иглы, потому что общественная промышленность имеет смежную организацию, и если совершенствуется, допустим, качественная сталь, то эта сталь подтягивает за собой всю гигантскую кооперацию современной промышленности; ведь качественная сталь производится не только на самом сталелитейном предприятии, но и всеми смежниками, обслуживающими сталелитейный завод, в конечном счете — всеми силами общества. Мало того, такая резко прогрессирующая, высококультурная область промышленности, как авиационная, не только тянет вверх всю промышленность, — она образует новые отрасли промышленности. Сначала какое-либо специальное изделие или материал требуются и производятся лишь для своеобразных нужд авиации, затем новые материалы, изделия, приборы и механизмы распространяются и на другие, неавиационные области народного хозяйства, облагораживая их продукцию, меняя и совершенствуя их технологическую культуру.
Поэтому символическим образом всего современного народного хозяйства могло бы быть тяжелое тело, поддерживаемое в воздушном пространстве тянущим усилием винта; одновременно этот образ дает точную картину наиболее напряженной работы механизма и человека нашего времени.
Но что же это за человек, работающий на машине в воздухе, на машине, которая ведет за собой всю современную технику? Нет ли и в человеке-летчике некоторых новых черт, которые устойчиво перейдут затем в характер будущего человека? Ведь все советские граждане, получившие звание Героев Советского Союза, — это летчики или люди, близко связанные с летной профессией.
В книге Героя Советского Союза Г. Ф. Байдукова «Из дневника пилота» отчасти есть ответы на интересующие нас вопросы.
Прежде всего, откуда происходят наши лучшие летчики? — Г. Ф. Байдуков говорит об этом сам: «Я усадил мать в кресло, начал объяснять по карте трассу перелета, а сам украдкой вглядывался в седую прядь ее волос, в лицо, испещренное морщинами — следы тяжелого труда в молодости и преждевременных переживаний в зрелости…» (подчеркнуто мной. — А. П.). И немного далее: «Не буду подробно рассказывать о том, как я работал чернорабочим и кровельщиком на многих станциях Омской дороги… На мое счастье советы снимали подростков с тяжелой работы и отправляли их учиться». «Я учился неплохо. Однако озорной мой характер туго поддавался перевоспитанию». Картина ясна. Что касается озорства, то оно здесь лишь избыточная сила талантливой натуры, еще не нашедшей своего достойного, т. е. артистического, творческого применения.
В детстве Байдуков был человеком, предоставленным самому себе. Поэтому он «смотрит в сознательном возрасте на жизнь своеобразно. Такой человек самоуверен, не привык слушать чужого совета, решение принимает самостоятельно, а окриков вообще не переносит. Таким был и я». Это хорошо лишь наполовину. Но не беда — общая одаренность пролетарского юноши достаточно велика, чтобы в будущем преодолеть эгоистические недостатки своего характера, приобретенные в беспризорном детстве.
Однако летчик из сырого человека получается не вдруг, хотя бы в нем и лежало благородное, родоначальное зерно своего народа. Еще проходит порядочное время, прежде чем будущий герой советского народа начинает понимать, что авиационная наука и практика, что коллективный опыт и труд многих тысяч рабочих и конструкторов сильнее любых способностей отдельного летчика и что работа в воздухе требует совсем другого режима жизни и сознания человека: самолету нужен человек высокого качества во всех отношениях.
До того же, как стать мастером авиации, Байдукову пришлось испытать много приключений, причину которых надо искать, выразимся так, в излишней энергии его еще «неотрегулированного» сердца и воодушевления, в безрасчетном увлечении чистым искусством полета. Однажды на бреющем полете (точнее — бегущем: самолет задевал колесами траву) пилот отбил шасси, и тогда ему осталось только посадить самолет «брюхом» на землю. После того летчика отправили в медицинскую комиссию; врач осмотрел аварийного пилота и сказал ему, «что он здоров, как бык, и что болезнь его называется хулиганством», а лечат подобные болезни обычно не врачи, а командование. Рассказ, излагающий эту историю («На Каче»), в литературном отношении превосходен; в рассказе живой, движущийся, чистый язык, юмор, увлечение воздушной работой и безрассудность человеческой юности, когда жизнь идет, но не убывает, и сама смерть кажется лишь недоказанной гипотезой. В авиационном, практическом, так сказать, отношении этот рассказ тоже неплох: покалечив машину, летчик серьезно овладел самим собой; ему дали для «овладения собою» время: пятнадцать суток гауптвахты.
Один из корней всего авиационного дела и отличие летчика от всякого другого труженика находится в том, что человек на воздушной, чрезвычайно напряженно работающей машине должен целесообразно обладать своими чувствами и мыслями, держа их не в подавлении или угнетении, а, наоборот, в совершенстве. В наземной жизни — движении на тихих скоростях, в работе на малооборотных машинах с большими запасами прочности — тоже, конечно, нежелательно, чтобы человек имел несовершенное или прерывающееся сознание, чтобы им овладевали смутные или слабые силы, но, по крайней мере, на земле это безопасно. В воздухе же подобное состояние человека вовсе недопустимо. (В скобках заявим, что авиация подтягивает к своему качественному уровню и всю наземную, «тяжелую» промышленность; поэтому «наземные» машины и «наземный» человек работают теперь все более точно и ответственно, все более искусно, режим работы на земле все более напоминает режим работы воздушных машин: разница между летчиком и человеком наземного труда преодолевается.)
