Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №12 (2004)
Юзеф Пилсудский, родившийся в 1867 году в городе Жулеве, был подданным Российской империи, которую возненавидел со времени учебы в виленской гимназии. Это чувство, равно как любовь к Польше, он пронес через всю свою жизнь. Образ ненавистного русского учителя гимназии стал для него воплощением угнетателя родины. “Я ненавидел врага и стыдился своего бессилия, — писал он. — Мне так хотелось вредить России”.
Этим он и занялся, поступив на медицинский факультет Харьковского университета и участвуя в студенческих беспорядках. Вскоре его исключили из учебного заведения, после чего он стал убежденным социалистом и националистом. Вернувшись в Вильно (где в отличие от нынешнего Вильнюса тогда преобладали поляки, русские, евреи, а литовцев было мало), он вступил в революционный кружок. Когда обсуждалось предложение организовать покушение на императора Александра III, он высказался против, резонно полагая, что после такой акции положение Польши может лишь ухудшиться. Тем не менее всех членов кружка, и его тоже, арестовали за подготовку покушения и сослали в Сибирь.
Более близкое знакомство с представителями русского народа не вызвало у него добрых и уважительных чувств к ним. По его словам: “Все они более или менее скрытые империалисты. Среди них много анархистов, но, странная вещь, республиканцев между ними я совершенно не встречал”.
Судя по такому высказыванию, его социально-политическая ориентация была весьма туманной. Трудно понять, каким образом можно оставаться анархистом, не признающим власти каких-либо личностей, групп или классов над народом, в то же время будучи империалистом. Крутой умственный замес в голове общественного деятеля! Впрочем, для практических свершений теоретические знания (избытком которых, по-видимому, Пилсудский не страдал) нередко вредят, мешая решительным поступкам и нетривиальным маневрам. А вот недостатка решительности и самобытности у Пилсудского не было.
Сибирские морозы укрепили в нем весьма своеобразные социалистические убеждения, питаемые главным образом русофобией. Вернувшись на родину, он стал подпольно издавать (оставаясь почти единственным автором) революционный журнал “Работник”. Однажды, когда он набирал статью “Торжество свободного слова”, к нему нагрянула полиция. В Варшаве его посадили в каземат для особо опасных преступников (одним из его “сторожей” был капитан А. И. Деникин: будущий маршал Польши находился под “опекой” будущего белого генерала). Пилсудскому удалось осуществить побег из психиатрической лечебницы, куда он попал, симулируя душевную болезнь. Его симуляция не обманула русских врачей, но они проявили сочувствие и милосердие к польскому революционеру. Ненависти к “империалистам-анархистам” у Пилсудского от этого не убавилось. Когда вспыхнула русско-японская война, он отправился в Токио с предложением поднять восстание в Польше. В первую русскую революцию 1905 года он основал боевую группу польской социалистической партии, которая проводила дерзкие налеты на почтовые транспорты, перевозившие деньги (в целях получения средств для подпольного движения), а также убивала полицейских, шпионов, провокаторов…
В Первую мировую Пилсудский обещал австрийцам сотни тысяч польских добровольцев, но не смог набрать и тысячной доли от этого числа. Он создал “Польску Организацию Войскову”, по мере своих незначительных сил помогавшую австрийской армии. Весьма странно, что, оставаясь сторонником Франции, он активно воевал против ее союзника, на стороне ее врага (тоже, между прочим, империи, а вовсе не республики). Его присяга на верность австрийскому императору Францу-Иосифу лишь подчёркивает, как верно было отмечено Марком Алдановым, “слепую фанатичную ненависть к России”, так же как его полнейшую социально-политическую беспринципность. Тем не менее не без его активного содействия в ноябре 1916 года была провозглашена независимость Польши. На следующий год Временное правительство России признало этот акт. Пилсудскому впору было переметнуться на другую сторону фронта и сражаться со своими австро-германскими друзьями!.. Но так или иначе, его воинственный дух угас, а германское командование арестовало его как русского шпиона, заточив в Магдебургскую крепость, где он пробыл около года. Это был щедрый подарок судьбы! Сам того не желая, он получил статус политического заключенного, борца против германского империализма и убежденного социалиста-революционера. И если Сталина есть все основания считать, как говорят англичане, “человеком, создавшим самого себя”, то Пилсудский был во многом — как политический деятель — творением изменчивой прихотливой эпохи войн и революций.
В ноябре 1918 года Пилсудский был торжественно освобожден по случаю германской революции. Его встретили в Польше как национального героя и провозгласили временным главой государства. Называли его генералом, хотя враждебные ему депутаты сейма напоминали, что таковым он числился в австрийской армии (да и то, пожалуй, не вполне заслуженно). И все-таки он сумел проявить политическую гибкость, ум и дипломатические способности, идя, где надо, на компромиссы… Возможно, он слишком уверовал в свою счастливую звезду, мощь возрожденной независимой Польши и слабость изможденной от Гражданской войны России, а потому двинулся в 1920 году походом на Киев. Его пьянила идея великой Речи Посполитой, Польско-Литовского государства от Балтийского до Черного морей, включающего Литву, Белоруссию и Украину. В то время и произошло первое наиболее близкое, хотя и заочное знакомство маршала Польши и сорокалетнего члена Реввоенсовета Юго-Западного фронта Иосифа (по-польски Юзефа) Сталина, одного из создателей знаменитой Первой конной армии, руководимой Буденным и Ворошиловым, которая успешно воевала с белогвардейцами.
Как пишет итальянский историк Джузеппе Боффа: “Интриги Антанты с целью заставить воевать против Советской России государства-лимитрофы весной 1920-го привели к затягиванию гражданской войны еще на год. Главным действующим лицом выступила на этот раз Польша, опиравшаяся на поддержку Франции”. К тому времени Красная Армия разгромила украинских националистов Петлюры и оттеснила Белую армию далеко на юг. Казалось бы, Пилсудский слишком запоздал с нанесением удара большевикам: ведь еще недавно Деникин угрожал Москве, а Петлюра хозяйничал в Киеве. В это время польское наступление вполне могло бы окончательно уничтожить диктатуру большевиков. Однако Пилсудский опасался не столько Советской России, сколько победы адмирала Колчака и генерала Деникина. “Все лучше, чем они,— писал он. — Лучше большевизм!” Это не свидетельствовало о его внезапно вспыхнувшей любви к коммунистическим идеям. Он понимал, что победа “демократического” Белого движения, поддержанного Западом, лишает Польшу возможности захватить обширные земли на востоке и юго-востоке. Он утверждал: “Белоруссия, Литва, Украина — основы нашей экономической независимости”.
Нетрудно уловить в этом черты сходства с гитлеровским желанием отхватить побольше “жизненного пространства” для своей страны. В данном случае независимость Польши, как полагал Пилсудский, требовала полной зависимости от нее трех других стран. Логика агрессивного национализма! Военную помощь от Франции Пилсудский получал именно для войны против Советской, а не буржуазной (в случае победы “белых”) России. А помощь эта была немалой! Польша получила от Франции весной 1920 года около 1,5 тысячи орудий, 300 тысяч винтовок, 3 тысячи пулеметов, 350 аэропланов. Из США было доставлено 20 тыс. пулеметов, 300 аэропланов, 200 танков (и все это — не считая огромного числа различного снаряжения). Пилсудский заключил соглашение с Петлюрой о совместных действиях. В таких условиях победа маршала Польши, казалось бы, не вызывала сомнений. И действительно, он успешно вторгся на Украину и вскоре захватил Киев. Тогда же начал свое наступление из Крыма барон П. Н. Врангель.
Но тут не было учтено то, что плохо укладывается в примитивные геополитические доктрины: воля народов, населяющих данные территории. Пилсудский показал себя очень слабым политиком в международных делах. Он полагался на вооруженные силы, тогда как в гражданской и отечественной войнах огромную роль играет народ.
Польское вторжение вызвало сильную реакцию в России. Даже несколько царских генералов, настроенных патриотически и антибольшевистски, вызвались помочь Красной Армии. Добровольно на фронт пошли 12 тысяч коммунистов, 3 тысячи комсомольцев и сотни белых офицеров. Но самое главное, народы Украины и Белоруссии не желали установления панской власти.
При поддержке англо-французского флота Врангель двинулся на соединение с польской армией. Но к этому времени она уже была остановлена. На захваченной поляками территории власть им, по существу, не принадлежала. Здесь действовали очаги сопротивления, партизанские отряды. В июле началось наступление войск Западного фронта под командованием Тухачевского. Отступление белополяков стало принимать форму панического бегства. Как признавался Пилсудский: “Паника вспыхивала в местностях, расположенных даже на расстоянии сотен километров от фронта, а иногда даже в высших штабах, и переходила все глубже и глубже в тыл. Стала давать трещины даже работа государственных органов; в ней можно было заметить какой-то неуверенный, колеблющийся пульс... Таким образом, начинал организовываться наиболее для меня опасный фронт — фронт внутренний”. (Тут маршал стыдливо умалчивает о полном поражении на полях боевых сражений.)
