Андрей Курков - Публицистика (размышления о настоящем и будущем Украины)
Зато Екатеринбург с его 1 миллионом 300 тысячами населения оказался совершенно европейским городом.
В небольшом торговом центре находились сразу два бутика, в которых продавались мобильные телефоны «Вирту». Город богатый и спокойный, в отличие от богатой и беспокойной Москвы. Здесь, в подвале Дома Ипатьева, в 1918 году расстреляли царскую семью. Теперь на этом месте построен новый собор, который так и называется – Спаса-на крови. Под Екатеринбургом в селе Ганина Яма, там, где большевики сожгли останки членов царской семьи, уже 6 лет как строится огромный деревянный монастырь. Сейчас в нем насчитывается 9 церквей. Сюда привозят школьные экскурсии. Местные монахи исполняют роль гидов. Заводят детей в церкви, показывают чудодейственные иконы, а также чудом сохранившуюся икону, принадлежавшую царской семье. Деньги на постройку монастыря дал местный металлургический комбинат. В Екатеринбурге десятки больших заводов и комбинатов. Местную пивоварню купила фирма «Хайнекен». В английском пабе, куда я зашел под вечер, больше половины посетителей оказались англичанами, немцами и американцами, не имевшими никакого отношения к нашему автопробегу. Город растет, развивается, дорожает. В ресторане гостиницы «Атриум», где мы ночевали, средний ужин стоил 80 евро, а самая дешевая бутылка вина – 100 евро. Средняя зарплата местных жителей – 400–500 евро в месяц, что для России совсем неплохо.
В Екатеринбурге в местном цирке мы отдали ключи следующим экипажам. Им предстояло ехать до Алматы. Перед нами выступили цирковые слоны, верблюды, собаки и один клоун. Странное ощущение немного беспокоило душу – мои ожидания были немного обмануты. Все прошло гладко, никаких бурых медведей на улицах городов и никакой русской мафии, заманивающей новенькие «мерседесы» в ловушки на безлюдных участках дороги. И как-то слишком все цивилизованно, если учитывать расстояние между Москвой и Екатеринбургом. Так я думал вечером, решая: ложиться спать или нет. Ведь в четыре часа утра надо было ехать в аэропорт на прямой рейс во Франкфурт. Решил не ложиться.
А ранним утром новоотстроенный аэропорт Екатеринбурга из стекла и бетона все-таки показал нам свой русский норов. После длительных процедур распечатки электронных билетов, мы попали в зону отлетов, где на наших глазах две продавщицы магазина «Duty free» прикрыли двери своего магазина и отправились пить кофе. Мои возмущенные коллеги по автопробегу сами открыли магазин и демонстративно зашли внутрь. Продавщицам пришлось срочно вернуться на свои рабочие места и обслуживать рассерженную международную очередь, желающую прихватить с собой в далекую Европу по бутылке уральской водки и по блоку «Марлборо».
«Каким надо было быть идиотом, чтобы захотеть захватить эту страну?! – уже в самолете сказал мой немецкий приятель, имея в виду Гитлера. – Ее же невозможно контролировать!»
«А ее никто и не контролирует! – ответил я. – Ее объединяет рубль и доллар».
Сказал я ему это, и тут же вспомнил бигборд, замеченный мною в пригороде Екатеринбурга. На рекламном плакате текст был написан по-русски и по-китайски. Удивленный, я спросил у прохожей женщины: для кого здесь пишут по-китайски?
– У нас тут есть «китайские улицы», – спокойно ответила она.
До восточных рубежей России от Екатеринбурга оставалось 6–7 тысяч километров, до Москвы – 2 тысячи. А наш «аэробус» летел на Запад. За иллюминаторами продолжалась ночь. В эту ночь мы пересекали по небу три часовых пояса, чтобы утром проснуться в Германии. Логику часовых поясов я теперь понимаю намного лучше, чем прежде. Каждая большая страна, будь то Россия, Китай или США, живет в своем времени, в своей собственной эпохе и по своим правилам. И ни одна из этих стран не будет сверять стрелки своих часов по брюссельскому или страсбургскому времени. Все большие страны самодостаточны и в своих политических глупостях, и в своем экономическом чуде, независимо оттого, выкапывается ли это чудо просто из-под земли и отправляется на экспорт, или возникает оно благодаря трудолюбию и низкой зарплате жителей страны. Богатство России находится под землей. Его можно выкапывать еще сотни лет. Главное, чтобы было, кому копать. Ведь недаром недавно русское правительство обратилось к русским, живущим за границей, с призывом возвращаться на Родину. Еще лет тридцать-сорок, и копать в России будет некому. Особенно там, где спрятаны основные богатства страны – на Урале и в Сибири.
...Октябрь 2005
Русская Норвегия
Если расслабиться и соглашаться на все, что принесет ветер, то этот же ветер может унести тебя в странные и интересные места. Так, не глядя на карту Европы, я согласился поехать в Норвежский город Киркенес, чтобы выступить перед местными жителями в городской библиотеке. Выехал из дому в аэропорт Борисполь около пяти утра. Сел в первый самолет и уже через три часа приземлился в Амстердаме. Там, правда, пришлось долго ждать пересадки, которая была не последней. В конце концов в половину одиннадцатого этим же вечером уже третий самолет за день – маленький с двумя турбинами – влетел в расщелину над глубоко врезавшимся в гористую сушу фьордом и пошел на посадку. Так я оказался на северном краю земли – в 250 км от Мурманска и в 30 от самого северного российского города с романтическим названием Никель. Здесь уже лежал снежок и пахло морем. В пятидесяти километрах отсюда – Ледовитый океан и самая северная православная церковь Бориса и Глеба. Я так и не доехал до нее, да и не знаю, на чьей она территории: на норвежской или русской. Оставим это на следующий раз или следующую жизнь.
А сам Киркенес больше похож на райцентр, чем на настоящий город. Населения – три дысячи девятсот. Есть короткая пешеходная улица с магазинами. Есть китайский ресторан, в котором работают норвежские китайцы («Боже, как же им тут холодно зимой!» – подумал я, обедая там), есть красивая городская библиотека, где просторно и тепло и можно бесплатно порыться в Интернете. Но самое забавное – библиотекой правят две русские дамы, давно осевшие на норвежском Севере. Дело в том, что среди 3900 жителей Киркенеса более 400 – это русские жены норвежцев. Я не спрашивал у норвежских мужчин, почему они обделяют вниманием своих женщин. Но, как это ни странно, очень часто норвежцы, дойдя до определенного возраста (чаще годам к 40), задумываются о семье и едут кто в Мурманск, кто в Архангельск, кто поленивее – в городок Никель, чтобы поискать себе надежную пару. И не то чтобы норвежки ненадежные. Есть у меня знакомые норвежки, так что могу судить. Характером они, конечно, посуровее славянок, да и требовательнее к мужьям. В этом, видать, и кроется тайна популярности смешанных норвеж ско-русских браков. Кстати, русская речь в Киркенесе слышна повсюду не только от женщин. Местную судоремонтную верфь – главного работодателя – спасли от закрытия российские сухогрузы и траулеры, которые, оказывается, дешевле чинить в Норвегии, чем на родине. Поэтому по городу бродят десятки российских моряков. Иногда они выпивают, но очень осторожно. Цены на алкоголь, как и на все остальное в Норвегии, кусаются очень больно. Поэтому, выпив чуток, ищут русские моряки, где погреться. И приходят в библиотеку, где книг на русском языке – больше тысячи, а кроме того, сердобольные библиотекарши могут им чаю заварить. Среди публики, пришедшей на мой авторский вечер, оказалось человек пятнадцать русских моряков. Некоторые, зная заранее, что я приеду, прочитали по книге-другой и даже задавали вопросы «по тексту». Один из них, который, видимо, читает русские газеты чаще, чем книги, спросил: «А зачем вам на Украине НАТО?» Одна из библиотекарш исправно переводила вопросы-ответы на норвежский язык. А когда я рассказывал трагическую историю хомяков из моего детства, Зина, библиотекарша, перестала переводить на норвежский и зашептала мне, чтобы я дальше эту историю не рассказывал – мол, норвежских детей оберегают от упоминаний о смерти, в том числе и о смерти животных. Так мои хомяки, умершие или погибшие в 1967 году в нашей старой хрущевке на Нивках, остались вечно живыми для норвежских детей, которых привели с собой на встречу их родители.
После встречи один молодой моряк из Архангельска, извинившись за то, что немного пьяный, попросил рассказать ему о Киеве. Он никогда не был ни в Киеве, ни в других украинских городах, и его любопытство было удивительно абстрактным, так что я ограничился описанием киевских холмов, Днепра и Гидропарка.
Между собой русские жены норвежцев называют Киркенес Киркенесовкой. Дружат они поколениями – сорокалетние с сорокалетними и так далее. Старые русские жены долго присматриваются к новым, молодым русским женам норвежцев и часто их за что-нибудь критикуют, но все это незлобиво и с некоторой долей уважения к соотечественницам.
По большому счету, норвежцев можно назвать обидчивыми русофилами. И обижаются они только на Россию, особенно сейчас. Меня за несколько дней два норвежца спросили: почему Россия возобновила облет границы стратегическими бомбардировщиками, как во времена «холодной войны». А тут еще кстати норвежское телевидение сообщило, что в Ледовитом океане под водой на боевом дежурстве стоит атомная подводная лодка под российским флагом (я, право, не знаю, где находится российский флаг на подводной лодке. Полагаю, что развевается он внутри, а не на верхушке). Что я мог ответить? «Извините, я сказал, я ведь не россиянин, а гражданин Украины. А Украина сюда подводную лодку никогда не отправит. Не только потому, что наша единственная подводная лодка просто не отплывет от причала, а по причине своей миролюбивости. И бомбардировщики наши туда не долетят, даже если они и существуют в природе. Тем более, что стратегических бомбардировщиков у нас нет, как и всего остального стратегического (политики, концепции развития государства и т. д.). Мы – страна мирно-хаотическая. И наш хаос может быть опасен только для нас самих. Внешнему миру нас бояться не стоит». Впрочем, нельзя сказать, что норвежцы действительно боятся Россию. Они просто хотят дружить, как кот Леопольд с мышками.
