Нина Молева - История новой Москвы, или Кому ставим памятник
Сообщаем Вам (имеется в виду Комиссия по монументальному искусству), что памятник царю Николаю II (Романову) установлен вблизи места бывшего царского путевого дворца, у храма Благовещения в 1996 г.
В связи с особым расположением, политическим и градостроительным значением Лубянской площади полагаем, что принятие решения по ее использованию в качестве места для установки какого-либо памятника будет приниматься Правительством Российской Федерации, Правительством России и Правительством Москвы. Первый заместитель Председатели Комитета А.И. Лазарев".
2004 год приносит новый правовой поворот. За той же подписью следует разъяснение от 24 апреля: "В соответствии с Указом Президента РФ от 15 мая 1997 года № 452, п. 2, приложение 2, стр. 46, памятник Ф.Э. Дзержинскому исключен из числа памятников истории и культуры Федерального (общероссийского) значения и рекомендован для отнесения к категории памятников местного значения.
Предложения граждан о восстановлении памятника Ф.Э. Дзержинскому на прежнем месте ранее рассматривались Комиссией по монументальному искусству и не были поддержаны.
Проблема восстановления может быть решена только в случае возвращения памятнику Ф.Э. Дзержинскому прежнего общегосударственного статуса. Решение правовых аспектов этой проблемы находится в компетенции Президента и Правительства РФ.
«Демос» при любом разгуле демократии означает «народ»
Все началось с обычной для «периода первичного накопления капитала» (или «дикого капитализма») истории. Некий известный, по утверждению газеты «Фокус», московский ресторатор, владелец кафе на Патриарших прудах, решил существенно расширить свои владения и, располагая земельными правами, обратился в архитектурную мастерскую на предмет разработки проекта благоустройства территории. По словам руководителя Мастерской-19 Александра Асадова, заказчик сначала «предполагал увидеть там нечто „съедобное“ и веселое: побольше киосков, развлечений». В результате обстоятельных переговоров архитекторам «удалось склонить заказчика к более спокойному, почти патриархальному варианту: старое мощение вокруг прудов, небольшое кафе, вроде нынешних летних подмостков – двухэтажная постройка, которая рассчитана на работу как летом, так и зимой».
Но достигнутое согласие не продвинуло работы над проектом. Александр Асадов убежден: «В Центральном округе существует масса интересов и подводных камней, поэтому на каком-то этапе инициатива частных заказчиков перешла к мэрии и в освоении прудов будет участвовать городской бюджет. Город заказал проект одной из мастерских „Моспроекта“, специализирующейся на работах по благоустройству». Руководитель Мастерской-10 Марина Морина подтвердила наличие заказа, но от каких-либо объяснений категорически отказалась. Почти как родитель, готовящий подарок ребенку на день рождения. Но вот этой психологической тонкости ни окрестные жители, ни москвичи не уразумели. Они сразу же заподозрили существование ящика Пандоры. Марина Морина знала, что благоустройство будет связано с установлением широкомасштабной скульптурно-пространственной композиции на булгаковские темы. Причем в качестве одного из архитекторов разрабатываемого проекта выступает сам главный архитектор Москвы Александр Кузьмин.
Ни о чем подобном не было написано на деревянных щитах, плотным кольцом окруживших Патриаршие пруды. Только размах вмешательства механизмов – от КамАЗов до бульдозеров – позволял составить представление о начатых работах. И еще – треск вырубаемых деревьев. Стало очевидным, любимому зеленому уголку москвичей, запечатленному в стольких кинофильмах (а что еще подобное можно сегодня найти?), настал конец. Под натиском москвичей проявилась и идея выпотрашивания бедного маленького пруда – установление композиции скульптора Александра Рукавишникова с ареопагом героев «Мастера и Маргариты» – от идущего по водам (пруда!) Иешуа до всей нечистой силы, начиная с Воланда, Бегемота и прочих. Основным пространственным акцентом был задуман Примус 12-метровой высоты, т. е. размером с четырехэтажный дом, «Писающий примус», по определению журналистки Анны Филимоновой.
Именно Анна Филимонова сообщает читателям, что "идея памятника принадлежит мэру Москвы, исполнение – скульптору Александру Рукавишникову. На заре возникновения проекта в нем числились подземные гаражи на 200 машин, которые планировалось разместить прямиком под прудом, осушив его, а затем заполнив снова. Но быстро стало ясно, что подводные гаражи будут протекать, так не будет либо гаражей, либо пруда. Пруд победил, паркинги из проекта исчезли. Остались только персонажи романа «Мастер и Маргарита».
Со стороны Малой Бронной в пруду вода будет подогреваться. По незамерзающей глади будет ходить фигура Иешуа. Неподалеку от него появятся Левий, Матвей и Пилат. Чуть поодаль встанет 12-метровый примус, в который будет заключена вся романная нечисть – Воланд, Коровьев и Бегемот. На них можно будет полюбоваться снизу, зайдя внутрь примуса. На берегу обоснуются Мастер и Маргарита, за всем этим будет наблюдать сам Булгаков, сидя на сломанной скамейке на берегу.
– Я хотел представить три мира, – сказал «Известиям» Александр Рукавишников. – Библейский, мир нечисти и мир москвичей. Последний можно будет видеть живьем – москвичи остались прежними. А первые два мы воспроизводим. Кстати, примус будет и памятником, и фонтаном одновременно – он будет «писать» и светиться".
Сегодня это очевидно всем – и коренным москвичам, и тем, кто только переселился в столицу: мы теряем Москву. День за днем. Памятник за памятником. Давняя и очень удобная для реформаторов города установка на архитектурные шедевры дала свои неизбежные губительные результаты. Еще совсем недавно памятником, достойным охраны и реставраторской заботы признавались только произведения архитектуры. История постройки, ее связь с великими или значительными именами, не принималась в расчет. Между тем Москва – особый город, где основной ценностью оставалась общая обстановка, среда, архитектурная и историческая.
Никто не учил понимать это своеобразие. Никто не воспитывал необходимую культуру чувства. Когда в Париже в 1968 году встал вопрос о восстановлении города – а французская столица все еще не могла оправиться от потерь военных лет и в значительной своей части лежала в руинах – правительство города не взяло на себя ответственности принимать решение восстанавливать руины или на их месте возводить новые здания. Экономически ответ был очевиден: новая стройка стоила дешевле и быстрее могла быть завершена. Но вопрос в виде референдума был поставлен перед парижанами, и они ответили: только реставрация, только восстановление. Именно тогда возникла знаменитая программа Маре, по имени одного из кварталов, и фестиваль Маре, когда лучшие актеры, музыканты, писатели выступали в руинах, собирая средства на восстановление. Участвовать в фестивале Маре было делом абсолютно престижным и внутренне необходимым для деятелей культуры.
Париж наших дней – Париж Бальзака, Флобера, Бодлера. По дороге из аэропорта де Голля проезжаешь настоящие шедевры новейшей архитектуры, кольцом опоясывающие город, но самому Парижу нельзя не верить: он подлинный. Здесь по-прежнему достаточно много шестиэтажных домов без лифтов. Элементы модернизации, естественные при стремлении к современному уровню комфорта, вводятся в принципе очень осторожно. И по сей день здание Центра Помпиду в окружении старой, вплоть до позднего романского храма, застройки рядом с внутренним фасадом музея не убеждает и не рождает тяги к повторению опыта. А ведь основная масса застройки Парижа относится к восьмидесятым-девяностым годам XIX столетия.
У нас уничтожается куда более ранняя застройка. Злосчастный Соловьиный дом на углу Никитского бульвара и Арбатской площади в основе имел палаты XVII века, перестроенные в середине XVIII в барскую усадьбу, наконец, в первой половине ХIХ превращенный в жилище ведущих актеров, танцовщиков и певцов казенной императорской сцены. Там было бесконечное поле для исследований историку архитектуры, а все закончилось безобразным варварским сносом днем, на глазах москвичей, за два часа до приезда «самого» Ельцина на закладку его «семейной» часовни около Министерства обороны. Самые мощные экскаваторы по команде двинулись на упорно сопротивлявшуюся постройку, самые мощные пожарные рукава поливали развалины, чтобы справиться с едким, горько пахнувшим войной облаком пыли. И никто не ответил: зачем в дни, когда в Лопасне шел фестиваль имени Михаила Чехова, рушить квартиру выдающегося артиста, где он долгие годы жил, поддерживал свою школу-студию, писал знаменитую книгу? Сколько во всем происходящем преднамеренности, преследующей цель уничтожения русской культуры, а сколько простой малограмотности и страсти наживы. Как-никак «период первоначального накопления»!
