Газета Завтра - Газета Завтра 770 (34 2008)
К любым осмысленным словам,
Покуда председатель Мао
Не стал их бить по головам.
Чем в душном клубе до рассвета
Торчать, как полный идиот,
Ты лучше прочитай про это,
Про эпохальный поворот —
Про то, как крепло производство,
Как шёл за урожайность бой,
Про то, как все китайцы сходство
Приобретали меж собой.
А если клуб тебе дороже,
То знай: придут такие дни,
Что желтизна пойдёт по коже
И глазки сузятся твои.
Тогда ты синий френч натянешь,
Полюбишь водку «Маотай» -
Короче, сам китайцем станешь.
Не хочешь? Ну тогда — читай.
2005-2007
Руслан Бычков АПОСТРОФ
Эрнст ЮНГЕР. Ривароль. — СПб.: Изд-во "Владимир Даль", 2008. — 296 с.
Эрнст Юнгер как автор, пожалуй, не нуждается в излишних представлениях… А вот герой разбираемой книги Юнгера — практически забытый французский консервативный мыслитель времён Великой французской революции граф де Ривароль — не только что нуждается в пространном "представлении" (таковым "представлением" фактически и является книга Юнгера, содержащая, помимо биографического очерка, ещё и переведённые Юнгером на немецкий "максимы" Ривароля), но и, как правильно отмечают издатели, "может показаться экстравагантным" начинание издать "двойной перевод (с французского на немецкий и с немецкого на русский)", сего полузабытого мыслителя, "поскольку при двойном переводе неизбежно теряются своеобразие и аромат оригинала". Тем не менее, предпринятый опыт нужно признать весьма удачным: не столько из-за самого Ривароля, сколько именно из-за "Ривароля в художественной интерпретации Юнгера". Избирая предметом своей книги Ривароля, сам Юнгер проявил себя не просто как одарённейший писатель (здесь его репутация несомненна), но как незаурядный читатель. А "читать книги", надобно доложить, это умение, доступное далеко не всем… "Очевидно, представляемый текст следует рассматривать как рефлексии самого Юнгера, точнее, текст нельзя рассматривать как исторический документ или чётко выверенное аутентичное свидетельство современника (Ривароля) о Великой французской революции и её духе. Скорее, это Ривароль через призму воззрений и метафизических предпочтений самого Юнгера. По крайней мере, весьма квалифицированный историк, немецкий специалист по истории Франции эпохи Великой революции Герберт Люти весьма критически оценивал этот перевод Юнгера. По мнению Люти, из элегантного рационалиста Ривароля Юнгер сделал мистика наподобие Гамана или невразумительно бормочущего о чём-то своём Хайдеггера" (О.Пленков)… Однако подход Юнгера нам представляется чрезвычайно плодотворным. Извлекая из полузабвения фигуру автора, "стремившегося противостоять Революции в стадии её зарождения", Юнгер с необычайной остротой ставит вопрос о природе консерватизма как такового. "Выражение "консерватор" не принадлежит к числу удачных словообразований. Оно соотносит человеческие характеры со временем и ограничивает волю человека стремлением удержать отживающие формы и состояния. Но тот, кто ещё хочет что-либо сохранить, сегодня заведомо слабейший". Сегодня в России наблюдается своего рода "повышенный спрос" на "консерватизм": имена русских консервативных мыслителей типа Победоносцева, Ильина, Солоневича прочно заняли своё место в "фундаментальном лексиконе" Власти (власти, от которой, заметим, названные мыслители, скорее всего, отшатнулись бы, как от диавольской пародии на исповедуемые ими идеалы!). Тем более полезно вчитаться в суждения Юнгера: "Стремление удерживать неудержимое обрекает консервативную критику на бесплодие, которое часто сопровождается великолепием и утонченностью ума. Мы словно входим в полуразрушенные дворцы, уже никем не заселённые. Именно такое чувство пробуждают сегодня труды Шатобриана, де Местра, Доносо Кортеса, а равно и Берка, столь сильно повлиявшего на немецких романтиков. Быть может, ведомый тем же чувством, Ницше сформулировал свой парадокс: то, что падает, нужно еще подтолкнуть; ведь планирование и в самом деле должно предшествовать возведению зданий. На том же основании ещё Леон Блуа называл себя "устроителем работ по сносу", но сегодня и ему пришлось бы закрыть своё предприятие.
Мы и сегодня можем видеть молодых людей, занятых бесплодными попытками восстановить, к примеру, монархию. Французы в этом отношении уже прошли хорошую школу, и всем нам следовало бы успокоиться в эпоху, когда больше нет ни монархов, ни подходящих для монархии народов. В столь бурные времена доминирует решительный и волевой дух, который как раз в старых семействах искать напрасно. Ныне сомнений не вызывает только то, чего удаётся добиться на деле. Жаль, но ввиду этого наследственная власть теряет силу. Харизма передаётся по наследству, удача — нет".
Чтение Юнгера способно поспособствовать пониманию того, что "консерватизм", озабоченный только лишь сохранением status quo (тем более, ежели оно в корне противоречит "тому, что не подвластно времени"), не имеет никакой ценности и, что столь же важно, не имеет и подлинной силы… Подлинный "консерватизм" (или лучше сказать — традиционализм) — это "не пристрастие к тому, что было вчера, а… жизнь на основе того, что всегда действенно" (Альбрехт Эрих Гюнтер). Исходя из такого понимания консерватизма, можно проповедывать, как это и делал, кстати, сам Юнгер, самую настоящую Революцию. Консервативную Революцию. Ведь, как утверждает Юнгер, "быть всегда действенным может только то, что не подвластно времени. Неподвластное времени сохраняет свою действенность, даже если с ним не считаются, причём в последнем случае — действенность самую пагубную". В бесплодных попытках восстановления отживших форм или в столь же бесплодных покушениях "удержать неудержимое" так легко разными "консерваторами" забывается (из прагматических целей) то, что "лежит вне времени", но подлагает основу всякого жизнеспособного Порядка. Но пренебрегаемая Священная Традиция способна "отомстить" за пренебрежение к себе. И отомстить образом самым "пагубным"…
Мы говорили, что Эрнст Юнгер был наделён даром читать… Об этот даре свидетельствует такое, например, замечание, оброненное им в дневниках о чтении В.Розанова: "Не частый в наше время случай, когда удалось сохранить и авторство, и собственное оригинальное мышление". Применимо сказанное и к самому Юнгеру. Да и к самому Риваролю… Да и вообще, ежели верно, что "чужие мысли надобны для развития собственных" (Иван Киреевский), то крайне пользительно перечитывать книги забытых авторов. В том да послужит сия книга нам благим примером.
Владимир Бондаренко ПУТЬ ПИЛИГРИМА
Скажу честно: я всю жизнь болен страстью к путешествиям. Как только мы с моей первой женой Наташей закончили лесотехническую академию и приступили работать в институт бумаги под Москвой (в Правде) в 1969 году, буквально через неделю мы уже ехали на самостоятельную выработку на Сясьский целлюлозно-бумажный комбинат (ЦБК). Я с удовольствием ездил в каждую "дыру", будь то Боровичи или литовский Григишкес, Сызрань или эстонский Вильянди. Коллеги отказывались под любым предлогом: семья, дети, спорт, болезнь, спокойный диван дома, а я мчался на любой край света. ЦБК были разбросаны по всему Союзу, и плюс всегда на большой воде, так что было куда ездить. Кондопога, Сегежа, Архангельск, Сыктывкар, Красноярск, Пермь, Марийск, Братск и так далее.
То же самое происходило и после моего перехода в журналистику, в "Литературную Россию" в 1977 году. Многие журналисты тоже предпочитали и предпочитают отсиживаться в домжуре или ЦДЛ, а не ездить в теплушках, не летать на вертушках, не ночевать непонятно где, от сеновала до нетопленного рабочего общежития. Ведь сразу в журналистскую элиту с люксами и пятизвёздочными отелями не попадёшь ни у нас, ни в Америке, ни в Европе, сначала надо доказать, что ты можешь.
Да, не будем скрывать, в Советском Союзе был жёсткий выездной режим, я сам много лет был невыездным (но об этом позже), и попасть за границу было нелегко. Но, к счастью для нас, путешественников, мы жили не в Албании или на Кубе, где всё пространство за неделю можно пешком исходить, а в Советском Союзе, где всего было полно, от сырья до пространств, от истории до географии. Мы были и остаёмся самодостаточной страной, от экономики и обороны до пространств для путешествий.
У нас в стране была своя тундра и "свой" Северный полюс, вечные льды и сорокаградусные морозы. Я побывал на Новой Земле и на острове Путятин, в бухтах Баренцева моря и у Берингова пролива, ходил в подводное плавание на подлодке к берегам Норвегии, изучил все крупнейшие города нашего Севера: от Норильска и Воркуты до Мурманска и Полярного, Архангельска и Беломорска, Якутска и Петропавловска-на-Камчатке.
У нас в стране была своя пустыня, и я находил красоту среди песков — особенно, когда впереди виднеется зелёный оазис, где можно окунуться в прохладную воду. Я объездил вместе с друзьями Юрием Кузнецовым и Атамурадом Атабаевым всю Туркмению, от песков до горных границ с Ираном, весь Казахстан вместе с друзьями Оралханом Бокеевым и Ролланом Сейсенбаевым, Владимиром Личутиным и Абишем Кекильбаевым. Спускались к подземным озёрам и плавали на лодках по подземным рекам, поднимались в горы. Помню, после ночного подъёма на Медео с Владимиром Личутиным бедный Олжас Сулейменов, потерявший нас, вызвал вертолеты для поиска. Мы же были в правительственной делегации. Объездил весь Азербайджан вместе с друзьями Талехом Бабаевым и Сабиром Азери, от границ с Арменией и Грузией через Гянджу, через реки и водопады, до молоканских сёл Ивановка и Славянка, откуда родом предки Александра Проханова, до чудесного многоязыкого Баку и изумительного каспийского взморья…
