Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
— Боренька, только до вагона, — с небывалой покорностью попросила Нина.
— Вот он, тринадцатый! — объявил Иван.
У вагона их поджидала чуть ли не вся поездная бригада. Начальник поезда с моржовыми усами и физиономией, тоже напоминающей кого-то из морских млекопитающих, сделал шаг навстречу.
— Товарищ Пухов, если не ошибаюсь? — сиплым капитанским голоском осведомился он.
— А откуда вы знаете? — опешил Иван.
— Как же, ждем, беспокоимся даже… Предупреждены и наслышаны! Прошу!
Он взял билеты из рук Ивана, передал их проводнице и вежливо подсадил его в вагон под локоть.
— Волшебные услуги продолжаются! — шепнул Антону Павел, следуя за Иваном. Последним поднялся Борис.
— Как только тронемся, вам чайку горячего принесут, для сугрева подадут! — пророкотал им вслед начальник поезда и строго прибавил, обращаясь к проводнице: — С вафлями!
Та кивнула.
— Иди домой, — еще раз строго приказал из тамбура Борис, обращаясь к сестренке, оставшейся на перроне.
Нина помахала рукой вдоль состава.
В мастерскую волшебной древесины, держась за голову и постанывая, вошел Ковров. Брови его удивленно вздернулись. На верстаке, свернувшись калачиком, спал Брыль. Виктор грубо потряс его. Брыль сел и уставился на друга еще не совсем осмысленным взглядом.
— А?
Ковров наклонился, понюхал его.
— Не-е! — замотал головой Фома. — Ни капли. Тебя ждал. Удалось?
— Едут! — однословно ответил Ковров и опять взялся за голову.
— Сейчас, сейчас — Брыль засуетился, принялся массировать виски Коврову. — Сейчас мы тебе облегчение сделаем. Слушай, а почему ты сказал «едут»?
— С ним целая компания, — сквозь зубы процедил Ковров. — Заодно мы, кажется, проблему ансамбля решили.
— Музыканты? — обрадовался Брыль.
— Вроде того. Завтра Сатанееву доложим.
— Молодец ты, Витя! Трудно было?
— Друзья у него недоверчивые оказались, — вздохнул Ковров. — Пока внушил им — чуть не помер.
— Да, народ сейчас тяжелый пошел, — сочувственно закивал Брыль, — Внушению плохо поддаются.
— Все, полегчало, — сказал Ковров, отстраняя руки Брыля. — Надо бы с этим… Иваном по душам поговорить. А то без информации да с перепугу он много дров наломать может.
— Когда ж теперь говорить, — пригорюнился Брыль.
— А сейчас самое время, — усмехнулся Ковров, пристально глядя на собеседника.
Брыль поежился от его взгляда.
— Ты чего это, Витенька, так на меня смотришь? — недоверчиво спросил он.
— Соображаю, прикидываю…
— Знаешь, я, пожалуй, домой пойду, — скоренько засобирался Брыль.
— Чуть погодя, — остановил его Ковров. — Вот поговоришь с Иваном — и баиньки.
— Сам поговоришь! — взвизгнул Брыль, порываясь к двери. — Ты чародей, ты больше получаешь!
— Кто сколько получает, одна бухгалтерия знает, — смеясь, ответил Ковров, удерживая за плечи рвущегося Брыля. — У меня болит голова. А в разговоре этом волшебство нужно… житейское. Чтоб и котиком, и зайчиком… Главное, парня успокоить, ты это сумеешь. Понял? Так что приготовься, сейчас в купе очутишься.
— Ты что, с ума сошел? — по-заячьи заверещал Брыль. — Меня ж за вора вагонного примут. Арестуют! Побьют!
— Не боись… Вагонный! — гулко хлопнув по спине Брыля, засмеялся Ковров. — Я все устрою!
Мастерская озарилась жутковатым сиреневым светом. От дружеского хлопка Брыль как-то сразу сжался, затих и начал стремительно уменьшаться в размерах…
Поезд стремительно мчался сквозь зимнюю ночь. Иван сидел в купе на разостланной постели и думал, облокотившись о столик и подперев кулаком щеку. У локтя его тихо дребезжали четыре пустых стакана в подстаканниках. Товарищи уже спали. Ритмично тараторили колеса. Неожиданно послышался мягкий стук. Иван повернул голову.
В проходе между полками лежал тощий рюкзак, который он прихватил с собой. Иван поднял глаза кверху и застыл с открытым ртом. На краю багажной ниши, свесив ножки на дверь, сидел маленький человечек, весь покрытый серым пухом.
— Простите, — сказал человечек скрипучим голоском. — Я нечаянно уронил. — И он показал крошечной рукой на рюкзак.
Иван опустил взгляд на пол и снова уставился наверх.
— Э-э-э… — произнес он с трудом. — А вы, собственно, кто такой?
— Я вагонный…
— Кто-кто?
— Ну, как бы вам сказать это… Про домовых слыхали?
— Да.
— Про леших там, про водяных? Иван кивнул.
— Вот. А я — вагонный. Временно… По специальной надобности.
Слова о «специальной надобности» почему-то совсем доконали и так перетрусившего Ивана.
— Вот я сейчас разбужу ребят, тогда узнаем, какая у вас надобность.
Человечек усмехнулся, но, впрочем, на всякий случай подобрал ноги.
— Не получится. Они будут спать теперь, пока я не уйду. Только тогда… возможно.
Вагонный начал ерзать на краю ниши и спрыгнул вниз. Но упал не сразу — сначала как бы повис в воздухе, смешно растопырив маленькие руки и ноги.
— Вот и все! — удовлетворенно сказал он запыхавшимся голоском. — Позвольте присесть?
— Конечно! — поспешно ответил Иван, отодвигаясь на всякий случай к окну.
— Я к вам по делу, — начал Вагонный, удобно устраиваясь. — Вы ведь точно Пухов Иван Сергеевич?
Иван облизнул губы и молча кивнул головой.
— Ну так вот, — продолжал Вагонный. — Вашу знакомую Алену Игоревну крепко заколдовали. Весну, то есть любовь и все такое прочее, из сердца ее вынули, а зиму вставили! — Он вздохнул. — Вот такие дела. — И посмотрел на Ивана.
— Вы что это, серьезно, что ли?
— Вполне. Теперь по порядку… Поскольку Алена Игоревна заколдована, сами понимаете, узнать вас она никак не может… потому что знакомство ваше только с любовью было связано. Так?
— Так.
— Вот. А в остальном она все понимает, оценивает… Только не как раньше, а иначе… Почти наоборот. Так что вы уж с ней поосторожней, пожалуйста…
— Что же мне делать? — с отчаянием спросил Иван. — Ведь я люблю ее!
— Понимаю, что любите! — охотно согласился Вагонный. — Это и хорошо! Потому что вот такой отыскался зигзаг волшебный: если она вас до новогодней полночи поцелует, так сразу и расколдуется.
— Как же она меня поцелует, если узнать не сможет?
— В том-то и вопрос! Но первым делом, Иван Сергеевич, надо вам в Институт под каким-нибудь видом проникнуть.
— Под каким же? — с надеждой спрашивает Иван.
— Вы ведь все музыканты, правильно?
— В некотором роде, — осторожно подтверждает Иван.
— Вот и прекрасно! — обрадовался Вагонный. — Мы вас ансамблем представим! Годится?
— Да, но ведь мы без инструментов…
Вагонный хлопнул себя ладошкой по лбу.
— Эх, незадача! Недосмотрели… Ладно, приедем, тогда и дорешим задачку. А теперь должен я вас оставить. Ложитесь-ка спать, Иван Сергеевич, сил набирайтесь, пригодится.
— Да какой там сон, помилуйте! — воскликнул Иван.
— Ай, ай, ай! — укоризненно покачал головой Вагонный. — Вы ведь мужчина! Вас любила сама Алена Игоревна! А вы сразу раскисли… Смотреть неловко.
Иван исподлобья взглянул на Вагонного, и ему в самом деле стало неловко за свою слабость. Он подобрался, выпрямился.
— Вам действительно нужен сон, — сказал Вагонный и пристально посмотрел на Ивана.
Тот вдруг широко, с прискуливанием зевнул.
— Спите! — свистящим шепотом произнес Вагонный. — И запомните: ничему там не удивляйтесь и не делайте ничего серьезного самостоятельно, не посоветовавшись с Виктором Петровичем Ковровым или Фомой Остаповичем Брылем… особенно.
Иван повалился набок, закрыл глаза и начал засыпать, бормоча:
— Да, да… Не удивляться… Понимаю…
Вагонный посмотрел на него, улыбнулся и тихо запел колыбельную, мелодия которой временами сливалась с воем ветра за окном да перестуком колес. В песенке поется о том, что где-то, на глухой лесной тропинке вот-вот встретятся два года — Новый и Старый. Они пожмут друг другу руки и разойдутся навсегда — один в прошлое, другой в будущее. И каждый что-то понесет с собой, один — обретаемое, другой — утраченное. Как угадать, в каком мешке твои надежды?..
Крепко спит Иван под колыбельную Вагонного. Мчится поезд сквозь снежную мглу… Спит Алена в своей постели. Спит на верстаке Виктор Ковров, подложив кулак под голову, и во сне его лицо все еще хранит хмурое выражение. Пошатываясь меж глухих белых стен с запертыми дверями, бредет по коридору гость с Кавказа.
Звучит песенка Вагонного. А на часах НУИНУ, выполненных в старинном стиле, с фигурками витязей по сторонам квадратного циферблата, стрелки показывают 12. И возникает новая дата — 30 декабря.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ СЕРИИРаннее утро. Заснеженный лес. Издали слышится гудок электровоза. Мчится поезд сквозь утренний зимний бор. В купе, где спят четверо друзей, заглядывает проводница:
