Борис Акунин - Самый страшный злодей и другие сюжеты
В 1974 году японский студент, некто Норио Судзуки, отправился посмотреть свет. Программа у него была такая: «Найти лейтенанта Оноду, дикую панду и снежного человека». Первый же пункт увенчался успехом. Молодому раздолбаю Онода почему-то поверил. Однако согласился сдаться лишь своему непосредственному начальнику, которого ради этого специально доставили на Филиппины. Местные жители вздохнули с облегчением. Их можно понять: у бережливого лейтенанта еще оставалось 500 патронов и несколько гранат.
Вот таким Онода засел в джунгли… …А таким вышел
Насколько мне известно, последнего японского партизана, капитана Фумио Накахиру, обнаружили на какой-то филиппинской горе аж в 1980 году, то есть аккурат к столетию выхода «Братьев Карамазовых».
Это я не очень изящно возвращаюсь к тому, с чего начал — к запоздавшему ответу на вопрос из публики.
Я думаю, что японцы так любят этот роман, потому что воспринимают Карамазовых действительно как братьев — своих братьев. И идеалист Алеша, и полоумный рационалист Иван, и уж в особенности неугомонный Дмитрий — персонажи совершенно японские.
Убедитесь сами:
Из комментариев к посту:
kulanov
Или наоборот: они, так же как и мы в Японии, ищут то, чего им недостает?
Или такой вариант: они знают, что их «заносит», но эта черта действительно не встречает понимания в цивилизованном мире — Америке и Европе. И вот находится, признанный теми же цвилизованными нациями великим, писатель, у которого в романах всё «через край», через надрыв. И становится понятно: да, и у нас ведь так бывает (и не только в годы войны! Значит, мы — правильные!
А скорее всего, действуют сразу все, в т. ч. приведленные Вами, мотивации + грамотный маркетинг.
Нет?
petrrrrrr
Да, общее есть и даже много.
Но как же отличаются результаты — везде чисто, красиво, аккуратно, тщательность в любых деталях, обязательность и вежливость, доброжелательность — все это по своему недолгому опыту пребывания в Японии.
Без знания языка (даже английского) и без денег (последние сутки) сутки гулял по Токио. И всю ночь. Все помогали, как могли — подолгу объясняли жестами и выражением глаз, пока не понимал, как проехать куда хотел. И побывал где хотел. У нас как-то мало себе такое представляю.
Про результаты в технике уж не говорю. Автомобили мы намного раньше начали делать … а зачем?
Или скажем мне ближе — сравнить катану и наши шашки… ((((
А вот литература — да, у нас великая. Тут им далеко до нас.
Так что как в сказке — старший брат — умный, а младший…
А какой мы? Судя по литературе — старший, умные вещи обсуждаем и пишем… А по делам судя… даже не знаю.
С любимыми не расслабляйтесь!
26.04.2011
Не столь давно, проходя мимо бубнящего телевизора, я минут на десять погрузился в душераздирающую историю семейного скандала. В студии все самозабвенно обсуждали развод какой-то неизвестной мне, но, видимо, звездной четы, которая никак не могла поделить имущество и что-то там еще, я толком не вник. Показывали и самих супругов. Не знаю, кто из них ангел, а кто диавол, осталось лишь общее ощущение поединка двух саблезубых хищников. Малейшая оплошность одной стороны вызывала немедленный удар когтистой лапы: не подставляйся, лузер! А подставился — пеняй на себя.
Till death do us part
Эти высокие отношения по не вполне очевидной ассоциации напомнили мне поучительную историю из журнала «Тэтлер», издававшегося известным остроумцем Ричардом Стилом (1672–1729) и, кажется, существующего под тем же названием поныне.
Выглядело гламурное издание начала 18 века вот так:
В рубрике с незатейливым названием «From my own Apartment» (запись от 26 апреля 1710 года) Стил рассказывает один эпизод времен английской революции.
Некий капрал попал в плен к врагам. «А поскольку враждующие Стороны пребывали в таких Отношениях, что почитали захваченных Неприятелей не Пленниками, а Изменниками и Мятежниками, бедный Капрал был приговорен к Смерти, вследствие чего написал Письмо своей Супруге, ожидая неминуемой Казни, — рассказывает Стил с присущей эпохе витиеватостью. — Писал он в Четверг, казнить его должны были в Пятницу, однако, рассчитав, что Супруга получит Депешу не ранее Субботы,…Капрал изложил События в прошедшем Времени, что безусловно вносит некоторую Путаницу в Стиль, однако, учитывая Обстоятельства, Читатель простит Беднягу».
Письмо, отправленное как бы уже с того света выглядело так:
«Дорогая Жена,
Надеюсь, что ты в добром Здравии, как и я в Миг Написания. Сим сообщаю тебе, что Вчера, меж Одиннадцатью и Двенадцатью Часами, я был повешен и четвертован. Умер я, должным образом покаявшись, и Все сочли мое Поведение очень мужественным. Помяни меня добрым Словом моим бедным осиротевшим Детям.
Твой до Смерти
В. Б.»
Назавтра после отправки горестного письма капрала отбили однополчане, и он остался жив. Следующей же почтой воин поспешил обрадовать жену известием о своем спасении, однако оказалось, что за минувшие пару дней вдова успела вступить в новый брак. Судебный иск был безнадежен: в качестве доказательства своей юридической свободы дама располагала документом, который столь неосторожно послал ей расслабившийся муж.
Короче, отвечай за базар: повешен — значит повешен.
Из комментариев к посту:
antonowka
Слышала нечто похожее после теракта на Автозаводской. Некая женщина пришла на опознание погибших, узнала среди останков фрагменты своего мужа, получила свидетельство о смерти. А через какое-то время к удивлению друзей покойник вернулся домой. Оказывается, за день до теракта он объявил жене, что нашел свою любовь и уезжает к ней, за вещами и за разводом зайдет позже. А вещей к моменту возвращения уже и нет: безутешная вдова была единственным родственником и быстренько оформила наследство. Не знаю, смог ли он вернуться в мир живых юридически.
zozuzozu
Поучительная история))))) А чего ж Капрал расстроился? ему повезло дважды)))))
il_canone
По еврейскому закону мужчина, уходящий на войну, обязан оставить жене разводное письмо. Это делается для того, чтобы, в случае, если он пропадет без вести, у нее была возможность вступить в новый брак.
Поэт-царь
2.05.2011
Тема «Поэт и царь» нам хорошо знакома, все варианты и разновидности ее досконально изучены: Пушкин — Николай, Пастернак — Сталин, Вольтер — Екатерина, Зеркальце — Царица.
Знаем мы из истории и сюжет «Царь-поэт» (это когда его величество балуется сочинительством, как Фелица, или лицедейством, как Нерон, или музыкой, как Иван Грозный). Однажды монарх (Марк Аврелий) даже оказался философом отнюдь не дилетантского уровня. Властитель, бряцающий на лире, это интересно. Но в гораздо меньшей степени, чем поэт, который сунул лиру под мышку и взял скипетр.
Мне, пожалуй, известен всего один подобный случай: Габриэле Д’Аннунцио — полновластный диктатор «республики Фиуме».
Флаг поэтической республики
В течение 15 месяцев Поэт был наделен неограниченной властью над большим количеством людей, принимал политические решения, устанавливал законы, провозглашал манифесты, награждал одних и карал других. Античный идеал Поэта-Правителя осуществился в неромантическом двадцатом веке.
И стало мне любопытно, как это всё происходило. И стал я про это читать книжки. И узнал много занятного.
В первой половине поста напомню, как разворачивались события. Про политтехнологические методики диктатора-декадента расскажу в следующий раз, а то получится слишком длинно.
Сразу видно — поэт!
Кто только не потешался над Игорем Северяниным, жеманно восклицавшим в 1915 году:
Друзья! Но если в день убийственный
Падет последний исполин,
Тогда, ваш нежный, ваш единственный,
Я поведу вас на Берлин!
Ну действительно, смехота. Вот он, гений (в бутоньерке хризантема, в руке лилия, где пузырится шампанское), топает в белых гамашах по направлению к Берлину, а за ним, спотыкаясь и роняя меховые боа, цилиндры и веера, марширует толпа грезэрок, кокаинистов и прочих прожигателей жизни. Грозный тевтон в ужасе бросает «Большую Берту» и улепетывает.
Однако Д’Аннунцио, не менее нежный, чем Северянин, и еще более единственный, взял да и устроил именно такой перформанс в реальной жизни.
Правда, Д’Аннунцио был не только нарцисс и позёр, но еще и легендарный храбрец, бессчетное количество раз дравшийся на дуэли и совершивший во время войны множество картинных подвигов. Однако это не делает поход на Фиуме менее фантастическим.
