Брюс Хоффман - Терроризм - взгляд изнутри
Организация освобождения Палестины стала одной из первых террористических групп, активно преследовавших цель накопления капитала и благосостояния в качестве организационных приоритетов. К середине 1980-х организация имела, по некоторым подсчетам, ежегодный приток денежных средств в размере 600 миллионов долларов, из которых 500 миллионов поступали в качестве инвестиций. Столь быстрое накопление капитала кажется еще более невероятным, притом что, когда в 1964 году Организация освобождения Палестины была основана, у нее не было ни фондов, ни связей, ни реального направления действий. Лишь после избрания Арафата председателем исполнительного комитета в 1968 году[63]Организация освобождения Палестины начала путь к превращению во влиятельную силу в международной политике, коей является и по сей день. По наблюдениям британского журналиста и признанного специалиста по терроризму Джеймса Адамса, «с развитием инфраструктуры и ростом доходов Организации освобождения Палестины ей пришлось адаптироваться к изменениям собственной роли и собственного имиджа. Пока мир видел в организации всего лишь банду террористов-фанатиков, грабящих банки и взрывающих воздушные суда с целью привлечь внимание к своему делу, тайная ее сторона поспешно менялась».
Таким образом, внимание, которое получила Организация освобождения Палестины, финансовая и политическая власть, которую приобрела организация, а также высокий статус, приобретенный в международном сообществе, продолжают оказывать мощное влияние на сознание недовольных своим положением народов по всему миру. По иронии судьбы этот «успех» оказал глубокое влияние на приверженность Организации освобождения Палестины к терроризму. Спорным является то, что, несмотря на пылкую реторику, даже международная террористическая организация вроде Организации освобождения Палестины не обязательно должна иметь единственной целью признание международным сообществом, важной частью которой она намерена стать. Это не является полной неожиданностью, если учесть уникальную международную ориентацию Организации освобождения Палестины. Однако особенно ценным это наблюдение делает тот факт, что целью выхода Организации освобождения Палестины на международный уровень уже давно являлось не только желание заключить временный союз с другими террористическими организациями. С середины 1970-х Фатх в частности, но также и Организация освобождения Палестины активно искали контактов с как можно большим числом стран, независимо от государственного устройства и степени вовлечения в палестинский вопрос. Следуя этим курсом, Организация освобождения Палестины зачастую отказывалась от проведения операций, направленных на неизраильские объекты, пыталась ограничить географическую зону террористических актов, совершаемых входящими в нее группами (как, к примеру, распоряжение Арафата от 1988 года, запрещающее палестинским террористам вести войну за пределами Израиля и территорий, а также предшествовавший ему указ о запрете проведения терактов в Европе), и наконец, пыталась скрыть свое участие или пособничество тем терактам, которые нарушали эти запреты. Поэтому со временем самые радикальные методы борьбы были отвергнуты в пользу того, что было определено умеренным руководством организации как ее «национальный интерес». Вот как охарактеризовал этот процесс Абу Ияд: «Произошло то, чего мы более всего опасались. Наше движение стало бюрократизированным. Приобретя в респектабельности, оно потеряло в воинственности. Мы привыкли иметь дело с правительствами стран и высокопоставленными лицами». И в самом деле, сегодняшнее положение Организации освобождения Палестины в качестве правящей партии в Палестинском национальном правлении на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа обязывает ее заниматься все теми же рутинными жалобами на некомпетентность, апатичность, неэффективность действий и коррумпированность, с которыми сталкиваются правительства всего мира.
Глава 4.
Многие террористические группы прошлого и настоящего демонстрировали наличие сильной религиозной составляющей, в большинстве случаев посредством указания на их принадлежности к определенной конфессии. Антиколониальные национальные движения, такие, как еврейские террористические организации, действовавшие в Израиле до обретения страной независимости, и мусульманский Национальный освободительный фронт в Алжире, столь же легко приходят на ум, как и более поздние примеры вроде всецело католической Ирландской республиканской армии (их противники — протестанты, организованные в различные военизированные группы наподобие «Борцов за свободу Ольстера», Ольстерской добровольной армии и «Боевиков красной руки») и, наконец, преимущественно мусульманская Организация освобождения Палестины. Однако главным во всех этих движениях является политический, а не религиозный аспект. Нет никаких сомнений в том, что на первом месте стоят этнонациональные и/или ирредентистские устремления.
Впрочем, для других групп религиозный мотив является главенствующим. Более того, религиозная мотивация является определяющей чертой многих террористических групп в настоящее время. Последствия переворота, превратившего в 1979 году Иран в исламскую республику, сыграли важную роль в возрождении этого направления терроризма. Но как мы позже увидим, возрождение религиозного терроризма наблюдалось не только в Иране, и уж тем более не только на Ближнем Востоке или в исламских государствах. С 1980-х религиозный терроризм был связан с большинством мировых религий, а также с менее значительными сектами и культами. «Я не раскаиваюсь в своем поступке, — заявил полиции Игаль Амир[64], молодой еврейский экстремист, убивший премьер-министра Израиля Ицхака Рабина. — Я действовал в одиночку и исполнял волю Бога». Сегодня подобные слова могли бы произнести исламские террористы из группы «Хамас», совершившие целую серию взрывов в общественном транспорте и местах с большим скоплением народа, потрясших Израиль; мусульманские террористы из Алжира, терроризировавшие взрывами Францию; японские последователи Секо Асахара из секты «Аум Синрикё», которые в марте 1995 года предприняли атаку нервно-паралитическим газом на пассажиров токийского метро с целью приблизить наступление нового тысячелетия; или американские христиане-патриоты, которые месяцем позже устроили взрыв в федеральном административном здании в Оклахома-Сити, руководствуясь куда более запутанным и менее постижимым мотивом, состоящим из целой смеси бунтарских, параноидальных и антиправительственных настроений. Как мы позже уясним, в терроризме, мотивируемом в целом или отчасти религиозными воззрениями, где насилие рассматривается как осуществление божественной воли или священное действие, применяются несколько иные способы узаконивания и оправдания творимых действий, чем в обычном терроризме. Эти характерные особенности приводят, в свою очередь, к еще большему кровопролитию и разрушениям.
Связь между религией и терроризмом — явление не новое. Более двух тысячелетий назад религиозными фанатиками были совершены первые акты того, что мы сейчас назвали бы терроризмом. К примеру, некоторые слова, используемые в английском языке для описания деятельности террористов, произошли от названий еврейских, индийских и мусульманских террористических группировок, действовавших довольно давно. Этимология английского слова zealot, имеющего значение «фанатичный адепт», «ярый сторонник» или «фанатик», восходит к еврейской секте зилотов, которые с 66 по 73 год н.э. сражались против римской оккупации земель, входящих сегодня в состав Израиля. Зилоты совершали жестокие убийства по большей части отдельных лиц, действуя лишь с помощью оружия — кинжала «сика». Зилот возникал из толпы на городском рынке, доставал спрятанный под одеждой кинжал и на виду у всех присутствующих перерезал горло римскому легионеру или еврею, приговоренному к смерти за предательство или отступничество. Следовательно, задолго до появления новостных программ и спутниковых телетрансляций публичные кровавые акты насилия со стороны зилотов, как и теракты сегодня, были направлены на оказание психологического воздействия, выходящего за рамки убийства непосредственной жертвы теракта и таким образом несущего важное послание широкой аудитории, а именно римскому оккупационному правлению и евреям, которые помогали захватчикам. Считалось, что зилоты также использовали примитивные химические яды в качестве оружия, отравляя колодцы и склады зерна, которыми пользовались римляне, и даже саботировали систему водоснабжения Иерусалима.
Английское слово thug, имеющее значение «убийца», «головорез», «бандит», произошло от названия религиозного культа, существовавшего с VII века в Индии, члены которого терроризировали страну до момента ликвидации этого культа в середине XIX века[65]. Таги совершали акты ритуального убийства, принося жертвы индийской богине страха и разрушения Кали. В священные дни года члены секты бросали свои обычные занятия и затаивались в ожидании случайных путников, над которыми совершали ритуальные действия в виде удушения и принесения в жертву богине Кали. По некоторым сведениям, таги погубили около миллиона человек за 1200-летний период существования культа, что составляет около 800 человеческих жертв в год. Таким числом жертв вряд ли может похвастаться любая современная террористическая организация, вооруженная куда более разрушительным оружием[66].
