Венедикт Март - Всемирный следопыт, 1928 № 03
Но до чего трудно было поставить ловушку с тройной репетицией. Это было адски-кропотливое дело! Малейшее наше упущение могло испортить все дело. Скверно было то, что, ставя капкан, мы сами оставляли на снегу свои следы, а это должно было спугнуть умных зверей. Нам необходимо было уничтожить всякий намек на свое присутствие. Мы работали небольшими деревянными лопатками.
Под самой березой мы срезали большой квадратный кусок снега с отпечатком волчьей лапы. На его место был положен наш знаменитый капкан, после чего мы прикрыли его сверху тем же куском снега с лункой от волчьей лапы. Все шероховатости мы тщательно заравняли и забросали снегом собственные следы, тщательно сравняв их с окружающим снежным покровом. Мы работали, как артисты. Веревочка от бревна была прекрасно замаскирована, и как будто все говорило за то, что успех будет полный.
Совсем недалеко от этого места мы обнаружили постоянный лисий переход. На нем поставили обыкновенный лисий капкан с якорями и приняли при этом те же меры предосторожности.
Свои работы мы производили по вечерам, с большой скрытностью, после того как горожане уезжали из леса. Обидно было бы, если бы кто-нибудь из горожан, пилящих дрова, ранее нас воспользовался попавшимся зверем.
Поставив ловушки на лису и на волка, мы вернулись домой, полные самых радужных надежд. С того времени мы каждый день втихомолку отправлялись в городской лес проверять свои капканы.
Дня через два, идя по лисьему следу, мы заметили, что лиса вышла на свой обычный переход и направились к капкану. Обрадованные, мы поспешили туда.
Каково же было наше разочарование, когда мы вдруг увидали, что в капкан никто не попался. По следам мы прочли, как по книге, о том, что здесь произошло: лиса учуяла что-то неладное. Ей оставалось сделать всего лишь один шаг, чтобы ступить ногой в замаскированный капкан, но она вдруг сделала громадный скачок в сторону и, как видно, полным ходом удрала от опасного места.
— Ну и нос у лисы! — удивлялся Семен Семеныч. — И мы с вами тоже хороши: не хватило у нас соображения, что от ловушки человечьим духом несет. Эх, Владим Сергеев, надо было и ловушку и свои руки хвоей натереть, чтобы человечий дух отшибить…
Всю работу пришлось переделывать сначала. На наше счастье, неподалеку был еще один лисий переход, а волки почему-то все еще не проходили своим старым следом. Повидимому, пока еще они были сыты. Благодаря этому явилась возможность исправить свою ошибку. Теперь, перед тем как поставить ловушку, мы предварительно натерли свою обувь свежим конским навозом, а капканы и даже собственные руки мы натерли перед работой хвоей…
* * *
На следующий день мы, по обыкновению вечером, отправились в городской лес. У нас было ружье, заряженное единственным оставшимся у нас зарядом бекасинника. Ружье мы брали с собой «на всякий случай».
Ночью выпал снежок. Он чуть посыпал сверху кусты и деревья. Нарядные, неподвижные они встретили нас таинственным молчанием. Городские пильщики давно уже вернулись в город, и теперь в лесу не было ни единой человеческой души.
По следам мы прочли, как по книге, о том, что здесь произошло… (X — место капкана)Темнело. Мягко легли синие вечерние тени. Лес хранил свою тайну. Что готовил он нам на сегодня?
Мы вышли к лисьему переходу.
Ура! нам везло: свеженький след лисички четко отпечатался на снегу. Ровной аккуратной цепочкой уходил он в кусты.
— Ну, Владим Сергев, теперь дело в шляпе, — уверенно сказал Семен Семеныч. — Можно сказать — на муку заработали.
Мы бросились в чащу.
— Попалась! — радостно крикнул мой друг.
Семен Семеныч приложился и выпалил бекасинником по странному волку…За кустом металась попавшаяся красная лисичка. При виде нас она окончательно забилась, пытаясь выдернуть из капкана черную переднюю лапку. Злыми глазами, полными ненависти, сверкнула она на нас.
— Не стреляйте, Владим Сергев, берегите заряд! Дайте я зверушку поленом огрею!
Семен Семеныч с сердцем размахнулся, и красная лисанька кончила свое воровское существование.
— С полем, Семен Семеныч!
— С полем, Владим Сергев!.. Вот вам и мучица, вот вам и керосинчик! Ну, не прав ли я был, что в военных патронах нет надобности ковырять?
Мы высвободили лисичку и гладили ее теплую, мягкую шубку, испытывая большое удовлетворение. Нелегко она нам далась.
— Посмотрим теперь, как обстоит дело насчет волков. Ох, чувствую, и там зверюга попался! Больно долго волки не выходили к своему переходу… Давно бы и им пора!
Старый волчий переход был в стороне, а потому мы напрямки пошли к корявой березе, под которой так зловеще притаилась наша адская ловушка с тройной репетицией. Мы шли бодрые и веселые, рассуждая о своей удаче. Вот показалась ксрявая береза… еще шаг — и я остановился, как вкопанный:
Под березой лежала темная, неопределенная масса.
— Гляди, Семен Семеныч, попалось и тут!… Волк!
— Факт, что волк!.. Стойте, Владим Сергев: волк… но только вроде как кенгуровый!
Действительно, в ловушку попался волк странной масти. Мех его казался невероятно-пушистым. Наступившие сумерки мешали хорошенько его рассмотреть.
— Семен Семеныч, что-то не похоже на волка!..
— Кто же тогда?.. Не медведь же!.. У нас они не водятся… Владим Сергев, не подходите! А ну, как он еще живой? Дайте сюда ружье. Для проверки недурно вдарить по зверю бекасинником. Хоть бекасинник и не убьет зверя, а все-таки после выстрела тварь должна себя показать: жива она или подохла.
До березы было не более 35 шагов. Семен Семеныч приложился и выпалил бекасинником по странному волку.
То, что случилось дальше, мы никак не могли ожидать. В ответ на выстрел из-под березы раздался самый настоящий бабий голос — громкий и пронзительный:
— Караул!.. Убили, ох убили, ироды окаянные! Кар-ра-ул!!!
— Владим Сергев, что ж это за репетиция?.. Так в жизни не бывает, — пролепетал Семен Семеныч изменившись в лице.
— Семен Семеныч, пора бы привыкнуть, что в жизни все бывает! На вашу тройную репетицию, вместо волка, увы, напоролась форменная баба… Счастье, что она еще жива!
Мы бросились к корявой березе. На снегу лежала, придавленная бревном, знакомая нам вдова Чистозвонова… Одна нога ее была зажата в капкан. Мы тотчас же принялись освобождать ее из тисков адской ловушки.
Вдова стонала, прерывая стоны невероятной руганью…
— Уу, разбойники, душегубы! Так вот вам для чего свободу дали — убивать до полусмерти беззащитных вдов?! Ох, не могу: все мои кости трещат! Бессовестные истязатели… где совесть у вас?
— Извиняюсь, гражданка, мы думали — волк…
— Мало вам издеваться надо мной?! Я честная женщина, а не какая-нибудь паршивая тварь, чтобы в меня из ружей палить!
— Гражданка, надо быть сознательней… Ну зачем вы в волчий капкан полезли?.. Кто вас об этом просил?.. Чего же вы молчали, когда мы к вам подходили?
— Это я-то молчала?.. Я два часа криком кричала!.. Разум уж начала терять… Кричу, кричу, умоляю — на помощь никто не идет… из сил выбилась и уж у меня для крика дыхания не хватает… Ослабела… Ой, не трогайте плеча, изверги!
Мы окончательно высвободили истерзанную вдову и посадили ее на снег. Положение ее было, действительно, незавидное. Повидимому, сорвавшись с упора, бревно сломало ей ключицу. Кочерга украсила лоб здоровеннейшей шишкой, чуть ни с кулак величиною. Спасибо что вдовья голова были укутана толстым теплым платком. Он до некоторой степени защитил ее череп. На ноге была содрана кожа до мяса. Заряд бекасинника тоже наделал делов: вдова могла теперь сидеть только боком…
Из ее отрывочных объяснений мы поняли, что она на лошади приехала в лес пилить дрова. Вдова не захотела удовлетвориться осинами. Она пожадничала и попыталась срубить единственную корявую березу, которая была в этой части леса, а так-как эта береза росла за границей отведенной делянки, то вдова решила действовать потихоньку и без свидетелей. Она дождалась, когда все пильщики уедут из леса. Вот почему никто не пришел на ее крики о помощи. Вдовья жадность была жестоко наказана. Мы пытались это ей разъяснить…
…в ответ на выстрел нз под березы раздался бабий голос. «Караул!.. Убили!..»Мы отыскали вдовью лошадь и бережно уложили вдову в розвальни. Это было не так-то легко сделать: несмотря ни на какие кризисы, вдовья туша весила не менее пяти с половиной пудов.
Несмотря на всю нашу корректность, несмотря на наши заботы и ухаживания — вдова не унималась и никак не могла примириться с нами. Она объявила, что будет на нас жаловаться и что доведет дело до трибунала.
Мы с Семеном Семенычем мрачно следовали за ее санями, выслушивая ее угрозы и ругань.
