Петр Краснов - Душа армии
Директива Русским армиям была поставлена замечательно правильно, верно и ясно.
— Я приказал Великому Князю Николаю Николаевичу, — сказал Государь Император французскому посланнику Палеологу, — возможно скорее и во что бы то ни стало открыть путь на Берлин. Я придаю нашим операциям в Австрии лишь второстепенное значение. То, что мы должны достигнуть прежде всего, это уничтожение германской армии… (Генерал Н.Н.Головин. Из истории кампании 1914-го года на Русском фронте. Стр. 96)
Почему же при таком прекрасном качестве Русской армии, при столь ясной и определенной директиве и при громадном военном таланте ее исполнителя Великого Князя Николая Николаевича в результате мы разбросались, не исполнили твердого приказа Государя, повели наступление по двум расходящимся операционным направлениям и побочное предпочли главному?
Причин много. Они подробно, ясно и верно изложены в капитальном труде генерала Головина, мы же остановимся на одной, нас по самому предмету нашему интересующей — психологической причине.
Русский Генеральный Штаб, мозг армии, — с давних времен, со времен Пфуля и Толя — благоговел перед немцами. Тактика Клаузевица и стратегия Мольтке были долгое время основанием нашей тактики и стратегии. Лишь в последнее время появились тактика Драгомирова и стратегия Леера, лишь недавно на Русское военное искусство начали обращать внимание. Наши офицеры Генерального Штаба в громадном большинстве чувствовали себя учениками немцев, и отсюда в оперативные планы стал невольно закрадываться страх перед немецким могуществом. Этот страх стал незаметно вливаться и в самую армию через ее офицеров.
Австрийцев мы всегда били и презирали со времен Суворова. Явилось два фронта: фронт германский — страшный, грозный, с серьезным противником, и фронт легкий, где сотнями тысяч берут пленных, — австрийский.
Началось с пустой кичливости одних войск перед другими. «Вы, мол, что, вы на австрийском фронте работали, а попробовали бы на германском!»
Так, шутя, из бахвальства, мы сами внушали своим войскам страх перед немцами.
Пока армия была армией, пока были целы кадровые командиры и офицеры, это мало на нее действовало. Были даже части, которые стремились на германский фронт, чтобы испытать «настоящего» противника, чтобы помериться силами с достойным врагом. Но, когда кадровые офицеры и солдаты были в большинстве выбиты или ранеными ушли из армии, традиции частей стали исчезать, в армию вошли новые люди, — армия стала все больше приобретать психологию толпы и заражаться теми идеями, которые владели обществом. Тогда явился великий соблазн идти по линии наименьшего сопротивления, наносить удары там, где это было легко, и избегать ударов на главном фронте.
Командующие Северным и Западным Фронтами перестали выполнять, отговариваясь разными причинами, поставляемые им директивы, стали топтаться на месте, и вся война изменилась под самим себе внушенным гипнозом германской силы.
А когда армия наполнилась людьми, не думающими о победе, но проникнутыми ожиданием какого-то чуда, какого-то такого времени, когда люди «станут богами» и когда жизнь станет прекрасной, она потеряла последнюю устойчивость и, как всякая толпа, стала легко восприимчива к самым невероятным идеям, внушаемым ей со стороны.
Идеи были готовые. Они давно носились в воздухе, они только ждали момента, когда армия обратится в психологическую толпу, чтобы со всею силою ею овладеть.
Значение морального воспитания народа
При современных коротких сроках службы и громадных армиях вся мужская молодежь государства проходит воинское воспитание. Армия является народной школой. Армия должна воспитать и укрепить молодежь в любви к Родине и в гордости своим прошлым. Армия должна сделать не только войско, но и народ, то есть общество, храбрым, мужественным, стойким и волевым.
Мы знаем, как и какими науками развивать в том или другом направлении человеческий ум.
Мы все более обращали внимания на гимнастику, тренировку тела и спорт, желая оздоровить тело народа — в школах и его солдат — в армии.
Но мы всегда очень мало отдавали себе отчет в том, как закалить душу солдата, как и чем на нее влиять, как научить людей так владеть своею волею, чтобы легко уметь направлять внимание на должное. Как поднять человеческий дух, сделать его твердым волею и мощным, способным на героизм.
Как велики и широки эти задачи для армии!
Вне работы всего общества во всей его совокупности — семьи, школы, литературы, газеты, театра, лекций, радио, кинематографа — значит, без помощи государства — армия не выполнит этой задачи. Как бы высоко ни стоял офицерский корпус, он будет бессилен, ибо солдат, выходя из казарм и попадая в иную среду, возвращаясь в город, в деревню после службы, будет забывать воспитание, внушенное ему офицером.
Когда мы разбирали духовные свойства единичного человека, мы отметили то громадное значение, какое имеет вера в Бога, Его милосердие и загробную жизнь — то есть религия, — христианская, магометанская, буддийская, все равно, — но религия высокой морали, имеющая в себе божественное начало.
Если это имеет такое значение для отдельного человека, то еще большее имеет оно значение для всего общества, для целого народа. Отсюда — Русская, тихая, не воинствующая, христианская покорность смерти, православная мягкость Русского солдата. Отсюда — напористость и огонь воинствующего католицизма француза. Отсюда — мусульманский фанатизм и буддийское равнодушие к смерти.
Конечно, если бы когда-нибудь народное общество могло вырасти в сознании христианской любви ближнего, способной на жертву собою, смысл войны был бы утерян. Не Лига Наций, но только христианское воспитание народов могло бы дать длительный мир.
Потому — жалко и ничтожно то правительство, которое решается обходиться без религии. Недостойна та церковь, которая покидает народ, угождая неверующему правительству.
Но как же Франция, давно отказавшаяся от церкви?
Но как же Германия и Турция, пошедшие на отрыв от церкви?
Как же, наконец, сатанинский союз советских республик, вступивший в борьбу с церковью и начавший неслыханное с первых веков христианства гонение на церковь?
Франция гибнет морально. Если она не погибла в эту войну, то лишь потому, что Франция в лице своего социалистического правительства отказалась от церкви, но сами французы, ее народ, не отказались от нее.
В Германии и Турции, несмотря на отказ от церкви правительства, народ ей верен. Идет невидимая борьба за церковь в семье, и гибель и процветание этих стран зависят от того, кто окажется победителем, — правительство, равнодушное к церкви, или народ, к церкви не равнодушный, радеющий о церкви.
Сатанинский союз советских республик в своем гонении на церковь встретил жестокое сопротивление в народе, — и он губит государство по мере того, как сламывает это сопротивление. Только сломит ли?
В государстве, как мирном сожительстве людей, не может быть двоякой морали.
Не может быть, чтобы одни, как герой Купринской повести Назанский, открыто исповедывали, проповедовали и проводили в жизнь новую «божественную» веру: «любовь к себе, к своему прекрасному телу, к своему всесильному уму, к бесконечному богатству чувств», а другие исповедывали заповедь Христову о любви к ближнему, способной душу свою отдать за этого ближнего.
Невозможно, чтоб одни говорили: — «Кто вам дороже и ближе себя? Никто. Вы — царь мира, его гордость и украшение. Вы — бог всего живущего. Все, что вы видите, слышите, чувствуете, принадлежит вам. Делайте, что хотите. Берите все, что вам нравится», — а другие, рядом с ними, называли себя рабами Господа и были готовы служить Богу и людям.
Невозможно, чтоб одни «октябрили» детей и давали им клички «Совнарком» или «Ленина», а другие тут же крестили их святым крещением, давая им имена угодников Божиих.
Такое государство, такое общество неминуемо погибнут в ненависти, злобе, вражде и чудовищном разврате. Порочные инстинкты возьмут верх и начнется неслыханное истребление во имя своего «я» всех иначе мыслящих.
Только моральное, божественное учение, проповеданное Христом, Магометом или Буддою, способно внести те сдерживающие начала, которые делают мыслимым человеческое общежитие, дают возможность работать и воспитывать общество и в нем создавать боеспособную армию.
В России такою силою до последнего времени была вера в Единого Бога — христианская православная вера, покровительствуемая Императорским правительством, у Русских, магометанская, не менее покровительствуемая тем же правительством — у Русскоподданных магометан и буддийская — у буддистов. В столице России были храмы православные, старообрядческие, католические, лютеранские, протестантские, магометанские мечети и буддийские кумирни. Ибо Бог был один и высока была его мораль.
