Роман Буйнов - Обрученные с Севером
Тем временем ребята, оставшиеся в лагере, детализировали раскопки в районе гурия Джексона на средней террасе мыса Ниля и нашли там остатки жестяной банки с письмом. Обрывки бумаги, которые оказались смерзшимися с проржавевшими обломками банки, были написаны аккуратным каллиграфическим почерком и даже в некоторых местах хорошо читаемы. Восстановить не сохранившиеся фрагменты текста нам помогло английское издание дневников полярника:
«The Jackson‑Harmsworth Polar Expedition
We the undermentionald six members of the above Expedition arrived bere in their whale‑boat Mary Harmsworth by from Elm‑wood, cape Florа, on Sunday morning at 2 a. m., Jidy 2 th, 1895.
We intend toendeavour to push round cape Neale when we get a favourable wind. All well.
Frederick G. Jackson, commanding the expedition, ct.» [60]
Несколько в стороне от полуистлевшей банки был найден листок из английского женского журнала, в котором было опубликовано несколько кулинарных рецептов, модели одежды и реклама мебели. Не контактируя с окислами металла, сохранился он гораздо лучше, чем послание Джексона. Хочется верить, что и наши записки в пластиковых контейнерах, спустя столетия, тоже можно будет прочитать.
1 августа 2010 года.
4:30. Температура воздуха +4 °С. Вот уже полчаса как идет моя ночная, если так можно сказать в полярный день, вахта в базовом лагере. Появилось время спокойно и обстоятельно изложить на бумаге события последних дней июля.
29 июля совершенно неожиданно для себя, по технической необходимости, я был вынужден вернуться в наш базовый лагерь. Мне на смену на вертолете прилетели Саша Чичаев и Володя Мельник. «Окно» для полетов образовалось отнюдь ненадолго — только произвели смену, как запланированная видеосъемка близлежащих мысов была сорвана Бог весть откуда свалившимся густым туманом. Ветер в последние дни значительно ослаб, но стабильности погоде это не добавило. В течение двух дней нам приходилось довольствоваться только зачисткой тех мест, где уже были сделаны находки. Но уж и выжимали мы из этого максимально!
Ранним утром автономная группа, расширяя площадь поиска в «бухте Смиренникова», наткнулась на одинокий тетрадный листок. В основании террасы с найденными останками, между двумя каменными выступами, образовалась довольно глубокая впадина, почти полностью забитая снегом и льдом. Сюда‑то и залетело послание из прошлого. В это было трудно поверить, но бумага, пролежавшая во льду добрую сотню лет, практически полностью сохранила все записи, сделанные неизвестным автором. Чтобы достать невредимым из ледового сейфа этот ценный документ, пришлось проявить недюжинное терпение и изобретательность, теплой водой ведь для этого не воспользуешься. Из двух имевшихся у группы металлических вилок сделали хитроумные крючки и по крупице, распластавшись на снегу, боясь повредить бумагу, осторожно выкрашивали ими льдинки. Буква за буквой открывались глазу исследователей дневниковые записи, повествующие невыдуманную историю давно минувших дней. Пожелтевший от времени лист бумаги еще полностью не извлекли, но с первых же строк стало ясно, что перед нами именно то, что мы искали: фрагмент дневника участника экспедиции лейтенанта Брусилова на судне «Св. Анна». Листок практически весь был вморожен в лед. Лишь маленький уголок его беспомощно трепался на холодном ветру, постепенно обращаясь прахом. Запись, сделанная простым карандашом, гласила:
«… мая 11 час ночи вахтенный Анисимов заметилъ медведя, заявила к штурману… взяли ружья и пошли и убили… оказалась медведица, а маленький медвежонокъ убежалъ, а когда ее везли, то маленький медвежонокъ очень криналъ, но его не видали. 20 мая глубина океана 270 саженъ, погода въ обедъ 8°Р [61] тепла. Сегодня получилъ опоследнею плитку табаку а спички уже кончались давно, работаемъ по вечерамъ». [62]
Вот теперь у нас появилось неоспоримое документальное доказательство, что здесь упокоился один из участников экспедиции Брусилова. Из записи понятно, что сделана она 20 мая 1913 года, когда ее автор еще находился на борту «Св. Анны». Вахтенный, о котором идет речь в отрывке дневника, — матрос Гавриил Анисимов. Тот самый, который поначалу даже собирался уходить с Альбановым на Большую Землю, но через несколько дней был вынужден вернуться на судно. Подвело здоровье, да и почтенный для таких предприятий возраст — все‑таки пятьдесят четыре года. Похоже, что он был самым «старым» матросом «Св. Анны».
Новая находка еще больше добавила нам энтузиазма. Фирновый снег [63] во всех окрестных ложбинах был полностью расчищен всего за несколько дней. Результатом этой трудоемкой работы стала находка почти целой тетради с дневниковыми записями. Написана она тем же почерком, что и отдельный листок и, судя по датам, тоже еще на судне. Большинство страниц хорошо сохранившееся и вполне читаемое. Арктика, забирая у человечества самых смелых и настойчивых, иногда запоздало платит по счетам, возвращая хоть частицу того, ради чего погибали ее исследователи. Невероятно, но факт, что бумага столько лет хранила частичку жизни этих людей, протянула тонкую нить к великому прошлому.
О чем думали они, эти смелые и отчаянные люди, уходя под завывание беспощадной вьюги со своего обессилевшего, но пока еще крепкого корабля в снежно–ледяное никуда. Ведь у них с собой не было ни настоящей карты, ни точных приборов определения своего местонахождения. У них даже не было сколько‑нибудь внятного плана спасения себя и тех своих товарищей, оставшихся на судне и ожидающих помощи, чью судьбу едва ли когда‑нибудь возможно будет отследить.
Валериан Альбанов — сильный, волевой и мужественный человек, вот их последняя зацепка за жизнь, единственный шанс быть спасенными. Он штурман, знающий дорогу, выведет всех к земле, а если остаться, то на судне ждет мучительная смерть от голода и морозов. Возможно, именно так думали те, кто уходил с корабля 10 апреля 1914 года. Ну, а те, кто оставался, на что надеялись они? Георгий Брусилов настойчиво убеждал экипаж, что если повезет, то в том же году «Св. Анна» должна будет освободиться от сковывающих ее льдов где‑то у берегов Гренландии. С уходом половины команды на остальных провизии должно хватить. Если же все пойдет не так, то на исходе лета можно будет также предпринять пеший поход к земле, взяв с собой спасательную шлюпку. В конце концов, на судне можно было еще как‑то жить, а если повезет с охотой, то можно протянуть еще одну, уже третью, зимовку, пусть в холодном, теперь уже ненадежном, но все‑таки доме.
Сначала решили уходить почти все, потом почти все решили остаться и так до последнего дня, до последней минуты расставания со «Св. Анной». «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…»
Немаловажными в принятии решения многих были личностные качества штурмана и капитана. У каждого были свои достоинства и недостатки, но оба они были настоящими лидерами. Только лейтенанта Брусилова еще тяготил груз ответственности перед финансировавшими экспедицию родственниками. Оставить судно он полагал только в самом крайнем случае, честь офицера не позволяла поступить иначе. Команду же он не держал: уходили и оставались все на добровольных началах, о чем им сделана собственноручная запись в сопроводительном письме, которое он передал штурману при расставании.
В январе 1914 года на сыром, промерзшем насквозь судне, ежась от холода перед чадящей остатками медвежьего жира коптилкой, горстка голодных людей задавалась вопросом, как поступить правильно. Можно ли выдержать все те терзающие душу сомнения, которые мучили их столько месяцев? И можно ли понять их, сидя дома в мягком кресле с кружкой горячего кофе? Думаю, едва ли.
Но здесь, на далекой Земле Франца–Иосифа, где почти век назад разыгралась эта трагедия, наиболее остро ощущается связь времен, и, пользуясь этим, я упорно стараюсь постичь этих людей. Будто и не было вовсе этого сумасшедшего столетия. Здесь же все осталось по–прежнему! Все те же скалы, покрытые сединой снежных шапок, то же беспокойное синее море, то же надсадное небо, те же мертвые камни, и, кажется, что если закрыть глаза и прислушаться, то услышишь шаги уставших, измученных людей, идущих навстречу Надежде!
1 августа 2010 года.
09:30. Наконец‑то прояснело, и над побережьем засуетились заполошные чайки, наши операторы начали готовиться к очередной вертолетной съемке. Военные пилоты подтвердили вылет, и через полтора часа Ми-8 со съемочной группой уже скрылся за куполом ледника.
Из‑за скал проглядывало солнце, обагряя своими лучами соседний ледник, море беспечно–спокойно, по–прежнему полнейший штиль. Даже на лужице у палатки нет и намека на мелкую зыбь. В дымчато–голубом небе, вдоль линии прибоя с завидным постоянством проносятся стайки люриков, очень напоминающих маленьких летающих пингвинчиков. Эти славные и удивительные создания живут только там, где летняя температура воды не поднимается выше О °С. Питаются в основном мелкими рачками, которых поштучно (!) ловят в толще воды, ориентируясь по зрению и набивая в клювик от тысячи до трех тысяч козявок. Иногда им приходится летать за кормом за двести километров от гнездовой колонии, чтобы прокормить ненасытного отпрыска, а в день приходится делать по две, а то и три ходки. Наблюдая за ними в течение нескольких дней, я заметил, что все они почему‑то летят в одном направлении — с юго–востока на северо–запад и никогда не возвращаются назад. Кажется, заглянешь за соседнюю скалу, а там их несметные полчища. Объясняется это просто: обратно они пролетают высоко над скалами, скрытые от человеческих глаз.