Евгений Головин - Сентиментальное бешенство рок-н-ролла
Грустная, вернее, нейтральная песня Василия Шумова ("Тургеневские женщины", альбом "Сделано в Париже"). "Дворянское гнездо", «Ася», "Первая любовь" — гордые, самолюбивые, страстные героини, полыхание багряных бликов в льдистой дискретности. Черт бы подрал советскую школу, испохабившую Тургенева "лишними людьми" и "не знающими, чем заняться, барышнями". В песне забавно сочетается богатое ассоциациями название и современная трудовая эмансипация. Они
Говорят о медицине, выступают на эстраде,
Кладут асфальт, сосредоточены в танце…
Прогресс тургеневских женщин налицо: как и в девятнадцатом веке, они не отстают от жизни и в двадцатом. Безусловно отсталый Н.С. Гумилев интерпретировал их сугубо в патриархальном смысле:
Героиня романов Тургенева…
… В вас так много безбурно-осеннего
От аллеи, где кружат листы.
Возможно, Василий Шумов не помышлял об эволюции образа, но просто в обычной для себя манере соединил нежное, старинное, мечтательное с трудовым порывом и асфальтовым катком. Конечно, имея таких друзей как Енюша Базаров (напрасно, кстати говоря, его, простого позитивиста, обвинили в нигилизме) тургеневсие женщины легко смогли бы докатиться до трудовой жизни. И все же последние строки песни наводят на иные мысли:
Тургеневские женщины в утреннем тумане,
Тургеневские женщины рядом с нами…
Возможно это донкихотское, истинно мужское желание разглядеть в мрачной, усталой от поисков нефти и укладки асфальта, креатуре пленительный архетип русской женщины? Непохоже, чтобы Василий Шумов, подобно капитану Лебядкину, боролся "за свободу социальной жены". Совдепия по-своему решила проблему женской эмансипации, бросив представительниц "прекрасного пола" (Ах, господин Талейран, зачем вы это сказали?) на Магнитку и в прочие интересные места. Глядя на фотографии в «Работнице» тридцатых годов, трудно поверить, что эти чумазые, широкоплечие бабы могли кого-то возбудить, кроме циничных сексопатов "божественного маркиза". Впрочем, они и не стремились к этому, судя по стихотворению Паши-трактористки ("Работница", 1939):
Ты глаза не пяль, погоди,
Я стесняюсь своей большой груди.
И когда мы будем одни,
Будем думать про трудодни.
Паша стеснялась напрасно. Материалисты вполне позитивно относятся к этой части тела. Набоков в «Даре», касаясь диссертации Чернышевского, заметил, что пышная, полногрудая деревенская девица, в отличие от худосочных городских барышень, ассоциировалась у революционного демократа с экономическим благоденствием.
Чтобы разглядеть в искательницах нефти "тургеневских женщин", нужны хорошие глаза. Может, это эффектная диффузия разных понятий? Поскольку Василий Шумов ныне живет в стране экономического благоденствия и больших грудей (известен прикол американцев), я позвонил в Лос-Анжелос и наивно спросил, что он думает о женщинах и любви. Василий ответил в таком духе: проблема очень субъективная и персональная, а вообще он чувствует это лишь в глазах, полных любви, изучающих любовь. Ответ показался не менее наивным. Хотя… веди Шекспир написал загадочно: "Глазами слушать — тонкий дар любви". Но любовь редко встречается в современном мире, практичные женщины смотрят на мужчин как на фундамент, полезный инструмент, в лучшем случае, как на ребенка. А мужчины? Как поет Василий Шумов:
Вы смотрите на женщин,
Их зовете в Крым.
Это характерно для мужчин.
("Мужчины". Альбом "Сделано в Париже")
В подобных взглядах трудно распознать сияние любви.
Актерам, певцам, вообще людям сцены трудно идти против публики, которая смотрит на них, как на своих детей. Вот почему актер в комфортном климате аплодисментов так напоминает избалованного ребенка и потом точно так же капризничает в интервью. Публика, зрительный зал, общественное мнение, социум — все это понятия женского рода, независимо от грамматики, а следовательно выступления на сцене, прежде всего, инициация, а уже потом все остальное. Процесс инициации крайне упростился в современную эпоху, но вовсе не стал менее трудным. На сцене артист проявляется как личность, тот или иной человеческий тип. Если он не делает при этом экзистенциальных выводов о себе, значит он всего лишь… профессионал, выступающий за плату. И первый шаг в его инициации (это процесс медленный и мучительный) помогает выяснить более чем простой вопрос: есть у него сердце или нет, больное оно или здоровое.
Менее всего здесь имеется в виду медицинский или аллегорический смысл. Имеется в виду органический центр, связующий тело, душу и дух. Наличие этого органа проверяется в контакте с женщиной и социумом (если речь идет о мужчине), и в контакте с индивидом (если речь идет о женщине). Поэтому данная тема весьма важна в этюде о Василии Шумове, который не без оснований считает себя авангардным артистом.
Человек «бессердечный» или с "холодным сердцем" неспособен к любви, это сомнений не вызывает, зато вполне годится для секса. Значит ли это, что секс и любовь понятия противоположные? Пожалуй, да. Они разъединились довольно давно и продолжают удаляться друг от друга. В песне "Новая земля" (Центромания") есть такая строфа:
И когда в океанах любви
Появились акулы секса,
Русалок нежные плавники
Стали похожи на пистолеты.
В этой мрачной и суггестивной образности утверждается жестокость ситуации: рациональный, агрессивный секс не имеет ничего общего ни с дионисийско-фавническим экстазом, ни с божественной нежностью афродизийских культов. Это научно познавательная деятельность, направленная на доскональное изучение проблемы: теоретиков и практиков равным образом интересует гомосексуализм трубадуров, африканское «мандинго», индийские, японские, китайские ритуалы, кундалини-йога и даосийская автоэротика. "Акулы секса" всеядны и «русалки» военизированы: достаточно взглянуть на боевую выправку фотомоделей или девиц в теле-шоу — взгляд сосредоточен, гибкие суставы и тренированный позвоночник обеспечивают эмиссию напряженных сексуальных волн. Большой секс, большой спорт, военно-полевая обстановка.
В десятые — двадцатые годы психологи и социологи приветствовали женскую и молодежную эмансипацию как реакцию на мужской интеллектуальный тоталитаризм. Знаменитый философ Макс Шелер назвал это «ресублимацией». Однако довольно быстро обнажилась рациональная основа стремления к молодости и здоровью. "Шелер восхвалил свободный спорт и свободную эротику, называя это "справедливым перераспределением жизненной силы" и "революцией против диктатуры интеллекта". Однако этим спортом, эротикой и культом молодости занимаются специально и профессионально. Мы свидетели агрессивной экспансии рационального интеллекта на источники жизненных энергий" (Людвиг Клагес. О космогоническом Эросе, 1935).
Эротика, здоровье, динамическая напряженность — состояния спонтанные, вне механического времени, которые нельзя вызвать искусственно и пролонгировать научным расчетом. К тому же состояния эти очень индивидуальны: что одному — здоровье, другому — болезнь, что одному — эротика, другому — полынь. Стандартизация «молодой» внешности, употребление одинаковых панацей при внешне одинаковых симптомах, одинаковых возбудителей предполагаемо одинаковых желаний, — все это объясняется типичным для современной цивилизации пренебрежением к любым качественным особенностям. Все это насквозь рационально, ибо рацио держится на периодичности, статистике и всеобщности. Откуда все это в традиционно «сердечной», эмоциональной сфере?
Подобная ситуация возникла давно, только взорвалась относительно недавно. Традиционная метафизика говорит об исчезновении элемента огня:
And new Philosophy calls all in doubt,
The Element of fire is quite put out,
The Sun is lost, and the Earthe, and no mans wit
Can well direct him where to look for it.
…Для новой философии сомнительно все. Элемент огня исчез совершенно. Солнце и земля потеряны, и никто не знает толком, где это искать. Так писал Джон Донн в "Анатомии мира" в конце шестнадцатого столетия.
Что означают слова "элемент огня исчез"? Элемент огня, граничащий со сферой луны (т. н. лунным небом) являлся "земным солнцем", сердцем мировой души, средоточием свободного разумного движения (греческий автодзоон). В человеческом микрокосме этот "тайный огонь в сердце" связывал материальное тело с телом души (эфирное тело) и, помимо всего прочего, определял нашу свободу выбора. И если этот огонь исчез, значит, в широком смысле, наше бытие утратило реальность, а в плане более конкретном мы подпали под безраздельное влияние лунного мозга, поскольку сердце потеряло власть над ним.