Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории
Ветошка, продаваемая в Ветошном ряду, была товаром недешевым. Она шла на легкую одежду, использовалась как приклад и для укрепления грунта на иконах. В руководстве XVII века для иконописцев рекомендуется: «Прежде иконы выклеити дску да поволочи ветошью тонкою, да погладити каменем». В бумагах Петра I приведен счет 1689 года, в котором указано, что для него приобретено «тридцать ветошек рубашечных добрых, дано рубль, 16 алтын, 4 денежки». В 1634 году для патриарха Иоасафа шили шубу, и к ней «на настилки пошло две ветошки — гривна». Как видно из приведенных цитат, цены на эту ветошь были высокие, да и покупатели не такие, чтобы носить старье.
Всего на Красной площади и вокруг нее в XVII веке было около 120 специализированных торговых рядов; конечно, не все они попадают в перечисления иностранных путешественников. Но обязательно упоминаются, вероятно, не виданные ими на других базарах ряды с книгами и иконами.
«Для продажи книг есть особый ряд, для икон — особый», — читаем в «Путешествии антиохийского патриарха Макария в Россию в 1655–1656 годах, описанном архидиаконом Павлом Алеппским». «Один ряд, протянувшийся на добрую милю, занят живописцами, торгующими образами», — сообщает Эрколе Зани (вторая половина XVII века). «Тут же, невдалеке от Кремля, — указывает Олеарий, — в улице направо, находится их Иконный рынок, где продаются исключительно писаные изображения старинных святых. Называют они торговлю иконами не куплею и продажею, а „меною на деньги“, при этом долго не торгуются».
Первоначально иконный ряд находился по левой стороне Никольской, между Казанским собором и Николой Старым, но царь Федор Иоаннович, найдя, что на бойком, проезжем месте торговать иконами непристойно, распорядился перевести его в более тихое место. В 1681 году он издал указ: «Иконному ряду впредь в том месте не быть, а вместо того ряду тем торговым людям для промену святых икон построить деревянные лавки на Печатном дворе, подле каменной ограды, чтобы промен святых икон и иконные ряды были в сокровенном месте». Но, возможно, иконные лавки у Печатного двора, находившиеся дальше от Красной площади, приблизительно на середине Никольской, были и раньше, до указа: на так называемом Сигизмундовом плане Москвы 1610 года на этом месте обозначены «лавки художников». В то же самое время некоторые торговцы иконами оставались на прежнем месте. Современная иконно-книжная палатка Казанского собора торгует нынче там же, где в XVI–XVII веках был первоначальный иконный ряд.
С самой Никольской улицы иконные лавки практически пропали с постройкой Верхних торговых рядов, куда они и перешли, заняв помещения в общих рядах с торговлей самыми разными товарами. Иконная лавка потомственного торговца иконами Дмитрия Ивановича Силина занимала в Верхних торговых рядах во 2-м пассаже (позже «пассажи» стали называть «линиями») № 153.
В 1906 году архитектор И. Е. Бондаренко строил по заказу фабриканта-старообрядца А. И. Морозова храм в Богородске (ныне Ногинск), и тот искал для храма старинный иконостас. Однажды, рассказывает Бондаренко, Морозов пришел к нему возмущенный и поведал о приобретении иконостаса целую историю:
«— Какой жулик Силин Дмитрий?.. Понимаете, что он сделал. Я как-то у Большакова (известный московский антиквар. — В. М.) присмотрел царские врата, показались они мне очень хорошими, древними. Да и Большаков клялся, что они XVI века московских писем. Сторговались. Поехал я к Силину и прошу его как знатока: пойди, посмотри и оцени. Заезжаю потом к Силину.
— Видел?
— Видел, — говорит.
— Ну и что же?
— Да что, дрянь, подделка, и цена им рублей сто.
— Как сто? С меня Большаков просит две тысячи рублей.
— Ну и плюньте ему в глаза. Ведь подделка.
— Так что, не стоит покупать?
— Ну что вы, Арсений Иванович, для вас, для такого храма, какой вы строите, надо что-нибудь действительно хорошее.
Разубедил. Поехал к Большакову и отказался.
Через две недели заезжаю к Силину. Вижу: эти царские врата подчищены, прямо сияют красотой письма.
— Ну, а ты зачем купил? — спрашиваю.
— Да как же не купить? Ведь это подлинник XVI века, из Благовещенского собора, замечательная вещь.
— Как же ты говорил, что подделка?
— Думал, что подделка, да и другие так определяли, а оказались подлинные, да еще какие. Вторых нет и не будет.
— Сколько же ты просишь?
— Да меньше чем за 5000 рублей не отдам; их у меня уже подторговал Степан Павлович Рябушинский.
Нечего делать, купил за 5000 рублей. Вот сукин сын, жулик! Славный парень Дмитрий, а жулик!»
Наряду с иконной торговлей на Никольской улице большое место занимала также книжная. В первой четверти XIX века из 31 книжной лавки, существовавших в Москве, 26 находились на Никольской. В Адресной книге Москвы на 1826 год указаны следующие книжные лавки на Никольской: И. Глазунова, Синодальной типографии, Струкина, Душина, Телепнева, Свешникова, Логинова, Порывкина, Ферапонтова, Ильина, Базунова, Пономарева, Немцова, Андреева, Трухачева, Кривцова, нотный магазин Рейнздорфа. Кроме того, книгами торговали с многочисленных лотков «под воротами», эти торговцы, конечно, ни в какие адресные книги не попадали.
Книжные лавки на Никольской были известны по всей России, их посещала вся тогдашняя читающая публика: как москвичи, так и приезжие провинциалы. При лавках Глазунова и Базунова были библиотеки для чтения, они играли роль своеобразных клубов, где встречались литераторы. В. Г. Белинский в первый же день своего приезда из Пензы в Москву, в декабре 1829 года посетил книжную лавку Глазунова на Никольской и описал это посещение в письме к пензенским друзьям: «Потом мы пошли в книжные лавки… Иван Николаевич имел поручение от Алексея Михайловича купить книг рублей на 60. Комиссию эту он исполнил в одной из лавок Глазунова. Сидельцами оной мы увидели двух молодых людей, довольно образованных, как видно, начитанностию. Их вежливость, их разговоры о литературе пленили меня. Взявши одну книгу и разогнувши оную, я увидел, что это есть том сочинений пресловутого Хвостова. „Расходятся ли у вас толстотомные творения сего великого лирика?“ — спросил я. „О, милостивый государь, — отвечал один из них с насмешливой улыбкой, — мы от них никогда внакладе не бываем, ибо имеем самого усерднейшего покупателя оных, и этот покупатель есть сам Хвостов!!!“» С этого времени Белинский стал постоянным посетителем этой лавки. В 1837 году, рассказывая о своем времяпрепровождении в письме к одному из друзей, он пишет: «Я бросаю перо и иду — куда-нибудь, иногда в лавку Глазунова, где часов 6 сряду болтаю черт знает что».
Книжную лавку Глазунова, бывая в Москве, посещал А. С. Пушкин.
Книжная торговля Глазунова, Свешникова, Базунова и других владельцев больших книжных лавок была рассчитана на покупателя обеспеченного и в достаточной степени культурного. Но малограмотный и даже вовсе не грамотный любознательный простолюдин, а таких в Москве всегда бывало много, тоже мог на Никольской удовлетворить свою любознательность. С конца XVII века в Москве было налажено производство лубков — примитивных гравюр, раскрашенных вручную. Рисунки сопровождались подписями, иногда весьма длинными и обстоятельными. Эти гравюры резались на досках мягких пород дерева, например липы, которая поддавалась ножу так же легко, как слой луба, находящегося под корой, поэтому оттиснутая с такой доски картинка называлась лубком.
Лубки выпускались разные, на всякий вкус, продавались они по всей Никольской.
Об их сюжетах рассказывает выросший в Китай-городе поэт и мемуарист, автор широко известной книги «Ушедшая Москва» И. А. Белоусов: «Картины были „божественные“, то есть духовного содержания, как, например, „Хождение души человеческой по мукам“, „Смерть грешника“, „Страшный суд“, „Чудеса Николая-угодника“, „Вид Афонской горы“ и пр. Светские картины изображали современные события или сцены тропических стран — охоту на львов, тигров, слонов; были картины с сюжетами на русские песни: „Не брани меня, родная“, „Песня о камаринском мужике“… К старинным лубочным картинам относится и лист „Как мыши кота хоронили“». Этот сюжет принадлежит к еще одной, также очень популярной, разновидности лубочных картин — к сатирической. Полное первоначальное название этого лубка — «Мыши кота погребают, недруга своево провожают», он создан в начале XVIII века и является народной сатирой на Петра I; морде кота с торчащими усами прежде старались придать портретное сходство с царем-преобразователем, осуществлявшим свои преобразования на народных костях и крови. Много было сатирических сюжетов на бытовые темы: «О глупой жене», о пьянстве: «Аз есть хмель, высокая голова», «Жизнь грешника», «Урок мужьям-простакам и женам-щеголихам» и другие тому подобные. Одному из московских бытописателей второй половины XIX века актеру П. И. Богатыреву особенно нравился лубок «Как купец в трубу вылетел», на котором был изображен «вылетевший из трубы купец в длинном сюртуке, в сапогах с бураками и с цилиндром-шляпой в руках».
