Бернард Луис - Ислам и Запад
Часть II
Исследование и восприятие друг друга
Глава 3
Переводы с арабского
До Возрождения и Реформации, то есть до эпохи, когда Запад захлестнула волна переводов священных книг и классических авторов, арабский был, пожалуй, самым переводимым языком в мире как по числу переведенных книг, так и по числу языков, на которые эти книги переводились. Соответственно арабский был и тем языком, в связи с которым наиболее тщательно и систематически рассматривались проблемы перевода. Отметим, кстати, что первой печатной книгой в Англии были изданные в 1477 году «Изречения и афоризмы философов» (Dictes and Sayings of the Philosophers) — английская версия арабского оригинала, Кишаб мухтар ал-хикам ва махасин ал-килам, написанного неким Мубаширом ибн Фатиком где-то между серединой XI и началом XII века. Первое критическое издание арабского текста появилось в 1958 году.
Арабский с VII века н. э. был языком священного писания — Корана, священной книги мусульман, а также основных работ по мусульманскому богословию и праву. То был классический язык, средство выражения корпуса литературных, философских и естественно-научных трудов, которые считали авторитетными и образцовыми не только сами арабы, но и другие мусульманские народы, и в то же время практический язык, широко использовавшийся в управлении, общественной жизни и торговле. Тем самым арабский в средневековом исламском мире играл ту же роль, что латынь, греческий и древнееврейский, а также живые литературные языки вплоть до начала новой истории на Западе. Он обладал богатейшей литературой, созданной на огромной территории самыми разными народами в самых разнообразных контекстах. Отсюда идут некоторые нетривиальные сложности как самого языка, так и перевода с него.
Появившиеся в средние века переводы с арабского (подбор текстов определялся скорее их содержанием, чем литературно-художественными достоинствами) можно подразделить на две основные группы. К первой относятся переводы с арабского на другие исламские языки — сначала на персидский, затем на турецкий, а позже и на более отдаленные наречия. Эта группа состоит в основном из книг по религии, а также отчасти по истории и праву[33].
Вторую группу составляют переводы с арабского на немусульманские языки — сначала на еврейский, затем, прямо или опосредованно, на латынь, а позже и на другие европейские языки[34]. То были поначалу в основном труды по философии, богословию, естественным наукам и медицине — одним словом, по полезным наукам, поскольку в то время таковыми считались и философия с богословием. Ранний латинский перевод Корана был сделан исключительно ради того, чтобы миссионеры могли опровергнуть коранические идеи[35].
Переводов литературных произведений было на удивление мало. Странно, что несмотря на богатство и высокий престиж арабской литературы на другие мусульманские языки было переведено совсем немного арабских поэтических или художественных произведений, а на немусульманские языки и того меньше. Так, в персидском и турецком мы не находим соответствия латинским переводам греческих пьес или переводам классических трудов, как латинских, так и греческих, на живые европейские языки. Единственное исключение представляет собой специфически арабское искусство маками (возможно, из-за свой чрезвычайной сложности, бросавшей вызов самолюбию переводчиков). Многие маками были не столько переведены, сколько переложены на персидский, еврейский и другие языки[36].
Задача средневекового переводчика по сравнению с его современным коллегой была сравнительно простой. Мусульмане, переводившие с арабского на персидский и турецкий, могли в большой степени использовать одну и ту же лексику. Можно было просто взять из арабского текста арабское слово и перенести его в персидский или турецкий текст, вставив в персидскую или турецкую грамматическую конструкцию. При этом оно зачастую не подвергалось ни малейшему изменению. Переводчикам гуманитарных и естественно-научных текстов с арабского на другие мусульманские языки было так же просто работать в едином пространстве дискурса, выраженного общим лексическим материалом, как и современным переводчикам подобных работ с одного европейского языка на другой. Мы можем перевести английское «revolution» французским revolution, немецким Revolution, итальянским revoluzione, испанским revolucion или русским революция пусть и не передав какие-то оттенки, но не утратив взаимопонимания. Те же возможности при тех же ограничениях существовали между арабским, персидским и турецким.
Переводчикам с арабского на еврейский было сложнее, но не слишком. Они не могли просто заимствовать арабские слова и вставлять их в еврейский текст, зато могли создавать кальки, образуя от общих семитских корней еврейские слова в подражание арабским, и широко этим пользовались. Так, из арабского мураккаб, «сложный», получилось еврейское муркав, из арабского каммийа, «количество», — еврейское камут, и т. п. Так образовалась значительная часть естественно-научной и философской лексики современного иврита.
Куда более сложные проблемы вставали перед переводчиком, которому приходилось пересекать культурную границу между исламом и христианским миром, но даже в этом случае подспорьем служили, с одной стороны, общее библейское и эллинистическое наследие обеих цивилизаций, а с другой — ограниченность тематики и лексики переводимого материала.
Проблему перевода очень рано начали обсуждать во всеуслышание. Мусульмане столкнулись с нею при обсуждении богословского вопроса о переводимости Корана[37]. Согласно распространенному среди мусульман убеждению, одним из доказательств истинности Корана является его великолепный неподражаемый стиль. Соответственно некоторые богословы утверждали, что Коран непереводим на другие языки и самая попытка его перевода явилась бы кощунственным осквернением святыни. Иная точка зрения гласит, что переводить Коран можно, но в определенных границах. На практике переводы делались (обычно замаскированные под комментарии), но их никогда не признавали и отказывали им, в отличие от Вульгаты, Пешитты, Библии короля Якова и более близких к нам по времени попыток передать еврейское и христианское писание современным языком, в праве считаться священными текстами[38].
Не могу не привести средневековое высказывание об искусстве перевода, содержащееся в написанном около 1199 года письме Маймонида к его переводчику Ибн Тиббону. Последний переводил философский труд первого с арабского на еврейский и обратился за советом к автору. Вот часть отправленного ему ответа:
«Да будет мне позволено предпослать всему одно правило. Кто, взявшись за перевод, вознамерится в точности передать каждое словечко, рабски следуя порядку слов и предложений в подлиннике, тот обречет себя на множество трудностей, а переложение его выйдет неверным и ненадежным. Так поступать не следует. Переводчик должен для начала постараться как следует понять смысл нужного отрывка, а затем со всей ясностью выразить намерения автора на другом языке. Но ведь этого нельзя достичь, не меняя порядка слов, не подставляя несколько слов вместо одного или одно вместо нескольких, не добавляя или не выбрасывая слова для того, чтобы предмет описания был полностью доступен для понимания на том языке, на который делается перевод»[39].
Совет превосходный, но следуют ему не всегда, хотя вот уже восемь столетий[40], как он был дан.
Современный перевод начался на Западе с такого великого течения, как востоковедение, зародившегося в эпоху Возрождения и Реформации. Целая когорта знаменитых переводчиков перелагала арабские тексты на канцелярскую латынь, средство общения ученых того времени, а затем, снисходительно, на языки, которыми они пользовались в повседневной жизни. Одним из самых знаменитых среди них был немецкий ученый Рейске, о котором Виктор Гюго отзывался так: «се bon Allemand de Reiske, qui preferait si energiquement le chameau frugal de Tarafa au cheval Pegase»[41]. Для перевода вначале выбирались филологические или богословские тексты, но попадались и исторические работы. Малую их толику использовали Гиббон и, еще до него, французские энциклопедисты, введя тем самым соответствующие сюжеты в европейскую культуру.
Переводы прочих исторических текстов появились несколько позже и сами по себе стали значительным вкладом в западные исторические штудии. До начала XIX века переводились в основном писания восточных христиан, да и то в небольших количествах. Затем число переводов возросло, в основном в связи с описанием событий, более всего интересовавших довольно этноцентричных историков Западной Европы, а именно: крестовых походов и мусульманской оккупации Испании, Сицилии и части Франции[42]. Ранние переводы, при всех их ошибках, неверных пониманиях и ложных истолкованиях, вошли на Западе в собрание общепризнанных знаний.
