Петер Швейцер - Победа. Роль тайной стратегии администрации США в распаде Советского Союза и социалистического лагеря
После встречи Кейси быстро вернулся в Лэнгли. Уже в машине, мчащейся по Парк-авеню, он начал звонить доверенным сотрудникам. Нельзя было терять время. Кейси с несколькими коллегами стал работать над составлением плана по сбору денег для «Солидарности» и установлению контактов с ней. Начинали все с нуля. В чем будет нуждаться «Солидарность»? Какая будет возможность передать ей помощь извне? «Солидарность» была популистской организацией, насчитывала миллионы членов и сочувствующих. Но она совершенно не была готова к введению военного положения. Не имела руководящего центра, центра контроля, связи. В ней было полно агентов безопасности. Она мало на что могла рассчитывать кроме поддержки поляков", — вспоминает один из сотрудников, принимавший участие в составлении тех планов. Кейси все это напоминало его опыт времен Второй мировой войны. Там у него были те же проблемы: как добраться до людей за линией врага. Сменились лишь партнеры и их имена.
Кейси позвонил по безопасной связи генералу Хоффи, шефу израильской разведки. "Кейси стал ему угрожать", — вспоминал один из со трудников. Уже более полугода Моссад обещал обеспечить доступ к своей разведывательной сети и каналам переброски в Польше, но пока ЦРУ ничего не получило. Кейси угрожал и требовал немедленного исполнения обещаний. Кричал, что его не касается, что военное положение затрудняет дело. Напоминал Хоффи, что передал ему спутниковые снимки и прочие разведывательные материалы.
Он бросил трубку, но затем снова поднял ее, чтобы позвонить резиденту в Риме. Нужно было разбудить его. Кейси потребовал, чтобы кто-нибудь свел его с кардиналом Казароли. Возможно, принимая во внимание военное положение, отношение Ватикана изменится? Казароли поднял трубку домашнего телефона. Ответ был благоприятен: да, сотрудничество возможно. Он был глубоко потрясен попыткой покушения на Папу, а теперь — фактом введения военного положения. Министр иностранных дел Ватикана согласился встретиться с Кейси.
В конце января 1982 года процесс пошел. Позвонил генерал Хоффи, предложил ЦРУ тотчас же воспользоваться каналом связи с Польшей. У кардинала Казароли была договоренность о встрече с представителем Управления для уточнения сотрудничества. С самого начала Церковь с нажимом подчеркнула, что не будет вести секретную деятельность, связанную с ЦРУ, и не будет служить «крышей» для ее секретных операций. Но тем не менее ее помощь в предоставлении информации и контактов в Польше была весьма существенной. "Ватикан очень помог, если речь идет о сборе информации о событиях, а также проведении переговоров с «Солидарностью» и другими союзниками Запада в Польше. Однако Церковь не принимала участия как партнер в операциях ЦРУ. Просто у нас были в Польше общие цели. И мы использовали эти благоприятствующие условия в сборе информации и распространении ее", — вспоминает Джон Пойндекстер, один из немногих членов Совета национальной безопасности, который знал об операции.
Кейси разрабатывал планы тайной операции, а тем временем Уайнбергер собрал в Пентагоне группу экспертов по экономике. Создание стратегии крушения польской экономики, которая была и так уже в жалком состоянии, производилось под покровительством "Rand Corporation". Фред Айкл, заместитель Уайнбергера, собрал совещание экономистов, таких как Генри Роуэн и Нарльз Вольф, старых работников «Rand», a также нескольких надежных специалистов вне корпорации, в том числе Роджера Робинсона, бывшего вице-президентом банка "Chase Manhattan". Польша уже спотыкалась, стараясь выплатить долги западным банкам. Тянувшееся целый день совещание было посвящено вариантам доведения страны до полной неплатежеспособности. Акцент делался на тот конкретный шаг, который привел бы весь советский блок к финансовому кризису. По словам Робинзона, "Пентагон считал, что это следует сделать".
Но сам нью-йоркский банкир Роджер Робинсон был против такого шага. "Существовала большая вероятность, что доведение Польши до неплатежеспособности таким образом лишь снимет с ее плеч обязанность добывания твердой валюты". От такого шага по отношению к Польше может получить пользу Советский Союз, утверждал Робинсон. Особенно, если этот шаг будет замечен на финансовых рынках как политическая акция со стороны Вашингтона. Существовала также вероятность, что резкое доведение Польши до неплатежеспособности вызвало бы цепную реакцию в мировых масштабах. Списание 28 миллиардов долларов польского долга могло бы поощрить многие страны, находящиеся в тисках долгов, к поиску подобных решений. "Реализация этого, продиктованного политическими соображениями, сценария несла в себе риск возможного "немедленного подражания" — пренебрежения к выполнению обязательств разными странами, начиная с Латинской Америки. Для тех из нас, кто занимался разработкой методов выплаты польских долгов в 1981 году, было абсолютно ясно, что такой шаг был предвестником международного кризиса неплатежей", — добавил Робинсон.
Он также утверждал, что такой шаг ухудшит положение осажденного и порабощенного польского народа. Кремль не очень от этого пострадал бы. Робинсон вскоре должен был покинуть "Chase Manhattan", поэтому, свободный от банковской ответственности, решил ясно высказать свое мнение: "Если вы и в самом деле хотите досадить Москве, — сказал он Пентагону, — то передвиньте прицел на несколько градусов дальше и ударьте непосредственно по Советскому Союзу. Ведь это в конце концов Советы выступили в роли катализатора и спонсора военного положения в Польше. Нужно затянуть строительство первого отрезка газопровода и не допустить второй очереди, воздержаться от дотаций на официальные кредиты и передачу современной технологии Москве. Таков был бы наш первый шаг".
Мнение Робинсона большинством было встречено с одобрением. Уайнбергер передал его президенту.
Уайнбергер уже несколько месяцев предоставлял администрации веские аргументы в пользу того, чтобы США заняли твердую позицию относительно газопровода. При поддержке Совета национальной безопасности президент немедленно принял представленный ему план. За три недели до введения военного положения в Польше Бюро по делам оценки технологий резко раскритиковало постоянные призывы Уайнбергера к тому, чтобы Запад наложил эмбарго на оборудование по добыче газа и нефти для Советского Союза, заявляя, что это было бы "равнозначно экономической войне". После объявления военного положения в Польше отношение администрации решительно изменилось в пользу такой войны. 29 декабря президент Рейган объявил введение эмбарго, запрещавшее Америке участвовать в строительстве газопровода. Это решение ударило приблизительно по шестидесяти американским фирмам, а также приостановило планы разработки нефтяных и газовых месторождений с участием Японии на Сахалине. Здесь условия были приблизительно такие же, как и на строительстве газопровода. Япония финансировала проект взамен за гарантированные поставки газа и нефти. Но реализация условий требовала сложных технологий прибрежного бурения, которые были собственностью "General Electric", "Dresser Industries", «Schlumberger» и "Velco".
Реализация условий относительно месторождений на Сахалине, тянущаяся уже семь лет, оказалась под угрозой. Тамошние запасы оценивались в 1,2 миллиона баррелей нефти и 2,5 миллиарда кубометров газа. "Sakhalin Oil Development Corporation" с базой в Токио, принадлежавшая Японской национальной нефтяной компании и нескольким частным фирмам, планировала начать бурение весной, когда растает прибрежный лед. В этой ситуации фирме пришлось бы ждать до следующего — 1983 года, что вероятнее всего равнялось бы отказу от реализации проекта. Наложение Америкой эмбарго также перечеркнуло японские планы быстрого использования второго выхода, а именно — переброски на Ближний Восток. Кремль со своей стороны считал, что реализация этого проекта будет приносить ему несколько миллиардов долларов ежегодно.
Москве был отрезан доступ до весьма существенных для нее технологий, и одновременно с этим Совет национальной безопасности делал все, чтобы сделать невозможным получение банковских кредитов для Советского Союза. В этих мероприятиях помогал Робинсон, видная фигура в международных банковских кругах. Айкл и Уайнбергер хотели предпринять наступательную позицию и просто-напросто потребовать от финансистов, чтобы они перестали выделять кредиты. Робинсон стоял на том, что политические интервенции и диктат будут неодобрительно восприняты в банковских кругах. Он советовал применить более мягкие способы, например, организацию частных встреч с банкирами, чтобы уговорить их не выделять новых кредитов. Такой подход действительно принес плоды.
Сверхзадачей было поколебать веру банкиров в платежеспособность СССР. Ссуды и кредиты, выделяемые через западные банки советскому блоку, в один прекрасный момент возросли благодаря так называемой теории зонтика. В семидесятые годы банкиры выделяли ссуды Восточной Европе, будучи в уверенности, что если какая-нибудь страна-сателлит не будет в состоянии сделать выплаты, то в конце концов Москва выступит в роли плательщика. Эта теория опиралась на предположение, что Кремль, благодаря низкой опроцентовке кредитов, располагает финансовыми резервами для использования их в кризисной ситуации. Однако теория зонтика еще никогда не была в действии. "Банкиры были уверены в кредитных возможностях и платежеспособности Москвы. Полагали, что советские резервы золота сводились к квоте 25–30 миллиардов долларов и в случае кризисной ситуации могли служить гарантией. Проблема заключалась в том, что никто и никогда не видел этих резервов и не получал золота как дополнительного обеспечения, — все было покрыто тайной", — вспоминает Робинсон.
