Ангус Роксборо - Железный Путин: взгляд с Запада
Леонид Невзлин ожидал худшего. «Жизнь стала невыносимой. Они даже не утруждали себя маскировкой машин, из которых вели за нами наблюдение. Каждый вечер я ложился спать с приготовленной сумкой — на тот случай, если за мной придут в пять утра, у меня с собой было все, что может понадобиться в тюрьме». В итоге он уехал из России в Израиль. Но Ходорковский до последнего игнорировал предупреждения.
В октябре вооруженная милиция явилась в детский дом, организованный Ходорковским в Подмосковье, и вынесла оттуда все компьютеры. Через несколько дней в Москву на экономическую конференцию прилетел президент ExxonMobil Ли Рэймонд. У него была встреча с президентом.
Судя по всему, из разговора с ним у Путина сложилось впечатление (возможно, ошибочное), что Ходорковский планирует продать американской компании не 25 %, а контрольный пакет акций «ЮКОС-Сибнефти». Заместитель Ходорковского Александр Темерко признавал, что «такая компания, как ExxonMobil, не может быть миноритарным акционером. Конечно, они согласятся купить 25 %, но скажут, что им нужна опция приобретения контрольного пакета».
К этому времени, похоже, ярость Путина уже раскалилась добела. Президент ВР Джон Браун вспоминал позже: «Незадолго до ареста Ходорковского в частной беседе со мной Путин сделал эмоциональное, но жесткое замечание: “От этого человека я наелся грязи более чем достаточно”».
Путин потребовал от генерального прокурора Владимира Устинова выдать ордер на арест Ходорковского. Ордер был выписан 25 октября 2003 г. Нефтяной магнат улетел в Сибирь, по-донкихотски проигнорировав пришедший двумя днями ранее факс с подписью Устинова, в котором его вызывали в прокуратуру в связи с «нарушениями налогового режима нефтяной компанией ЮКОС». Когда его самолет сел на дозаправку в Новосибирске, вооруженная группа сотрудников ФСБ вошла на борт и вывела Ходорковского в наручниках.
Его открытое неповиновение силовикам заканчивалось. Лишением свободы и состояния.
Реакция
Заголовки в прессе были красноречивыми: «Капитализм со сталинским лицом» («Независимая газета»). «Переворот в России» («Коммерсантъ»). Газета New York Times писала: «России грозит политический и экономический кризис. Стоимость ценных бумаг, облигаций и национальной валюты резко пошла вниз после того, как в прошедший уикенд был арестован самый богатый человек страны».
Коллеги Ходорковского по Союзу промышленников и предпринимателей сделали заявление, осуждавшее арест: «Сегодня российский бизнес не доверяет действующей правоохранительной системе и ее руководителям. От их произвола ежедневно страдают тысячи средних и мелких предприятий. Компании вынуждены пересматривать свои инвестиционные стратегии, отказываясь от значимых для страны проектов. Грубые ошибки власти отбросили страну на несколько лет назад и подорвали доверие к ее заявлениям о недопустимости пересмотра итогов приватизации».
Торги на рухнувшей Московской межбанковской валютной бирже были приостановлены. Руководитель администрации президента Путина Александр Волошин подал в отставку. Занявший его пост Дмитрий Медведев публично усомнился в целесообразности ареста, заявив, что «последствия непродуманных действий незамедлительно скажутся в экономике, вызовут возмущение в политической жизни»16.
В разгар всей этой суматохи Путин отказался встречаться с олигархами и потребовал прекратить «истерики и спекуляции», добавив (словно абсолютно непричастный человек), что для ареста человека должны быть основания. «Никаких встреч, никакой торговли по поводу деятельности правоохранительных органов не будет». Правительству, добавил он, не следует втягиваться в дискуссию по этому поводу.
Премьер-министр Касьянов рассказывает любопытную историю об одном назначении, которое его в это время попросил сделать Кремль. Виктор Иванов, бывший генерал ФСБ, которого Путин назначил свои главным «охотником за головами», несколько раз звонил Касьянову, уговаривая его назначить некоего молодого человека заместителем министра по налогам и сборам. Касьянов колебался, не понимая срочности назначения, сомневаясь, что человек, большая часть карьеры которого связана с мебельной торговлей в Санкт-Петербурге, обладает должными качествами для этой работы. В то время он не знал, что Анатолий Сердюков является зятем Виктора Зубкова, первого заместителя министра финансов (и бывшего коллеги Путина по работе в Петербурге). В феврале 2004 г., после увольнения Касьянова, Сердюков тут же пришел работать в налоговое министерство, где ему поручили заниматься делом Ходорковского. Через две недели он был назначен исполняющим обязанности министра по налогам и сборам. Теперь у Путина появился человек, которому он мог доверить сбор самых сокрушительных свидетельств против своего врага.
Два лица Путина
События, описанные в этой главе, — удушение СМИ, построение «вертикали власти» и назначение путинских друзей на все ключевые посты, война в Чечне, реакция на гибель «Курска», укрощение олигархов и преследование Ходорковского — все это произвело отрезвляющий эффект на тех людей Запада, которые поначалу решили, что с Путиным можно иметь дело. Человек, протянувший руку западным лидерам, начавший осуществление долгожданных экономических реформ у себя дома, в то же самое время вел себя в полном соответствии с высказанной когда-то фразой, что «бывших чекистов не бывает». Действия Путина укрепили позицию тех на Западе (особенно в администрации Буша), кто с самого начала выступал за жесткую позицию по отношению к нему.
Британская газета The Observer выразила мнение, что для Путина настал критический момент: ему придется решать, кем он хочет быть. «Либо он политик западной ориентации и союзник президента Буша и Тони Блэра, либо тот, чьи реальные симпатии связаны с худшими временами позднего Советского Союза? <…> Если мистер Путин выбирает путь авторитаризма, то Лондону и Вашингтону настало время пересмотреть отношения»17.
Но по мере того, как Запад лишался иллюзий относительно Путина, сам Путин тоже избавлялся от некоторых иллюзий относительно Запада, который он так стремился обольстить.
Глава 5
Новая Европа, старая Европа
На пороге НАТО
Тони Блэр, возможно, лучше всех понимал, какая боль терзала «чекистскую» душу Владимира Путина. После встречи в Санкт-Петербурге, еще до того, как Путин был избран президентом, они продолжали регулярно общаться. Помимо официальных бесед, они встречались в неформальной обстановке в загородной резиденции премьер-министра Чекерс и tête-à-tête[5] за маринованными огурчиками под водочку в московском пивном баре «Пивнушка». Блэр пытался рассеять тревогу русских относительно американских планов по созданию оборонительного ракетного щита. За путинскими угрозами о том, какие контрмеры примет Москва, он ощущал более глубокую проблему.
Один из советников Блэра в интервью «не для печати» сказал, что Путин мог бы серьезно обидеться, если бы узнал, о чем думает Блэр. «Главное, что Тони вынес из этих встреч, — необходимость серьезного отношения к русским. Их проблема заключается в том, что они чувствуют себя не допущенными к “главному столу” и что к ним не относятся как к сверхдержаве. Им нужно демонстрировать уважение. Даже при том, что они действительно больше не являются сверхдержавой, надо хотя бы делать вид. Эту мысль Тони донес до американцев».
Воплощая эту идею в жизнь, Блэр выдвинул предложение по созданию нового Совета Россия — НАТО (NRC[6]), чтобы теснее связать русских с западным альянсом. Остановить их на пороге вступления в организацию, но, по крайней мере, дать им ощущение принадлежности к «клубу». NRC должен был обеспечить существенное обновление отношений по сравнению с консультативным «Совместным постоянным советом», который существовал с 1997 г. и не давал России никакого влияния на действия альянса. Теперь у России должен был появиться постоянный представитель в штаб-квартире НАТО, который стал бы принимать участие в заседаниях NRC наравне с другими 19 представителями. Иными словами, не в формате «Россия плюс НАТО», а в формате «Россия плюс США, Франция, Британия, Германия» и т. д.
В западных столицах инициативу Блэра восприняли положительно. В ней увидели реалистичную альтернативу более фантастической идее о членстве РФ в НАТО, которую обсуждали некоторые политики, в том числе канцлер Германии. Идею вскоре «похитил» премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, который к тому времени тоже успел установить тесные отношения с Путиным. Они обладали сходным темпераментом — одинаково тщеславные и с одинаковой склонностью к грубым шуткам. К тому же Путин видел в медиаимперии Берлускони некоторое оправдание собственному контролю над российским телевидением.
