Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы
заплатить. Умер киевский полковник Солонина: он служил царям
верно от самого поступления Малой России под царскую державу
и был 20 лет на полковничьем уряде. Гетман отобрал его села и
отдал своей матери, игуменье Магдалине, а оставшимся после
Солонины внукам и племянникам ничего не дал. Умер обозный
Борковский, оставил вдову и двух несовершеннолетних сыновей.
Гетман отнял у них село, которым покойник владел 20 лет по
жалованной грамоте, и, кроме того, взял на гетманский двор
местечко, принадлежавшее уряду генерального обозного.
Наконец, Кочубей, в дополнение ко всему, представил песню, сложенную Мазепой, в которой, по толкованию Кочубея, <значное.
противу державы великого государя оказуется противление>2.
1 Виды денежных сборов.
2 Все покою щире прагнуть, А не в еден гуж тягнуть; Той направо, той налево, А все браття: то-то диво! Не маш любви, не маш згоды; От
Жовтои взявши Воды През незгоду все пропали. Сами с&бе звоевали! Ей, братища, пора знати, Що не всем нам пановати, Не всем дано всее знати
И речами керовати! На корабель поглядимо, Много людей полечимо, Од-
нак стирник сам керуеть, Весь корабель управуеть. Пчулка бедна матку
маеть И оное послухаеть. Жалься, Боже, Украины, Що не вкупе маеть
сыны! Едень живеть и с поганы, Кличеть: <Сюды, отаманы! Идем матки
ратовати, Не даймо ей погибати>. Другий ляхом за грош служить, По
Вкраине и той тужить: “Мати моя старенькая! Чом ты вельми слабенькая?
Розно тебе розшарпали. Кгды аж по Днепр туркам дали. Все то фортель, щоб слабела И аж в конец сил не мела>. Третий Москве юж голдуеть И
ей верне услугуеть. Той на матку нарекаеть И недолю проклинаеть. <Леп-
ше було не родити. Нежли в таких бедах жити>. От всех сторон ворр-
гують, Огнем, мечем руинують, От всех не машь зычливости, А ни
слушной учтивости, Мужиками называють, А подданством дорекають, Чом
ты братов не учила, Чом от себе их пустила? Лепше було пробувати
Вкупе лихо отбувати. Я сам бедный не здолаю Хиба тилко заволаю: Ей, панове енералы, Чому ж есте так оспали? И вы, панство полковники, Без жадной политики, Озметеся все за руки, Не допустеть горкой муки
Матце своей болш терпети! Нуте врагов, нуте бити! Самопалы набувайте, Острых шабель добувайте, А за веру хочь умрете И вольностей боронете!
Нехай вечна буде слава Же през шаблю маем права. Сию песню читаючи
и уважаючи один всечестний и розумный отец архимандрит дал мне
оную и радил в спряту добром держати. (Чтения… 1859 г. Т. 1. Дело
Кочубея.)
621
Министры задумали сделать придирку, очевидно, с тем, чтобы
иметь юридическое право, по обычаю тогдашнего
судопроизводства, подвергнуть доносителей пытке. Они нашли, что донесение
Федора Осипова, доставленное прежде киевскому губернатору, в
одной черте не сходится с показанием Кочубея.
В донесении Федора Осипова, со слов Искры, говорилось, что
Мазепа, после неудавшегося умысла на жизнь государя во время
приезда в Батурин Кикина, <всячески тщился, чтоб его, государя, смерти предать или в руки взять и неприятелям отдать, а в ми-
мошедший Филиппов пост, совокупившись с полками своими, хотел идти на великороссийские городы>. В дополнительных же
статьях Кочубея о намерениях гетмана отдать государя в руки
неприятелей и о походе войною на великороссийские города не
говорится. Спрошенный по этому поводу Искра показал, что все
это слышал он от Кочубея при жене последнего, и тогда Искра
советовал Кочубею подождать с доносом, пока не явятся очевидные
признаки преступности Мазепы. Спросили об этом Кочубея. Он
показал, что от Искры ничего подобного не слыхал. Этого было
довольно. Нашли разноречие между показаниями доносителей, развели их по разным покоям и приставили к ним караул, а
пожитки и письма их описали.
Спрошенный потом поп Святайло показал, что о намерениях
Мазепы слышал от одного Кочубея и по просьбе последнего
приводил к нему свояка своего Петра Яценка. Когда гетман послал
взять Кочубея в Диканьке, предуведомленный о том заранее
Святайло поехал в Красный Кут и оттуда, по просьбе Кочубея и
Искры, отправился с ними в Смоленск.
Сотник Кованько, на которого указал Кочубей как на свидетеля, слышавшего слова ксендза Заленского в Печерском монастыре, иоказал, что видел какого-то ксендза у своего полковника, а как
зовут ксендза - не знает; козаки, бывшие там, спросили ксендза: <Где швед?> Этот ксендз отвечал при нем: <Швед теперь притаился, но может вдруг поднять такой огонь, что не скоро затушишь!>
Козаки спросили ксендза: <На кого пойдет швед, не на нас ли?> А
ксендз отвечал: <Не на вас>. Кованько больше ничего не слыхал, а
Кочубей научил его говорить при царских министрах об этом <с
иными околичностями>. Таким образом, выходили не совсем те
речи, какие приписывал этому ксендзу Кочубей в своем донесении.
24 апреля допрашивали Кованька вторично с пристрастием. Он
объявил, что о неверности гетмана ничего не знает и ни от кого не
слыхал, кроме Кочубея.
Перекрест Петро Яценко объявил, что он был только передатчик, с Кочубеем прежде не был знаком, был у него один только раз при
посредстве священника Святайла и получил от него извет с
поручением передать его протопопу, духовнику государеву в Москве.
622
Писцы, бывшие с Кочубеем, сказали, что они не более как
только переписывали то, что им давал Кочубей.
По поводу разноречия в показаниях первого привели к пытке
Искру. <Никакой измены за гетманом не знаю, - показал он, -
слышал о том только от Кочубея>.
Его всетаки подвергли пытке и дали 10 ударов кнутом. Под
пыткою Искра объявил: <Слышал я от Кочубея, что у него был
совет с миргородским полковником Апостолом и с генеральным
судьею Чуйкевичем против гетмана; думали они миргородского
полковника избрать в гетманы. Чуйкевич к Кочубею присылал
записку, где писал: <За Днепром огонь загорается, сохрани Бог, как бы и у нас не загорелся>.
Тогда приведен был к пытке Кочубей. Не допуская себя до
мучений, он объявил, что никакой измены за гетманом не знает1, что все это выдумал он по домашней к гетману злобе, а Чуйкевич
такой записки, как говорит Искра, ему не писывал.
Искру вторично подвергли пытке на том основании, что
Кочубей отрицал то, что показывал Искра. Дали Искре еще восемь
ударов. Искра подтвердил, что за гетманом ничего не знает, кроме верности его государю. Весь донос выдумал Кочубей по
злобе на гетмана, а его, Искру, убедил пристать по свойству и
по дружбе.
Привели к пытке Кочубея. Еще раз, желая избегнуть мучений, он твердо уверял, что затеял на гетмана ложный донос по злобе, а от миргородского полковника ничего не слыхал, кроме того
только, что тот запискою предостерег его в то время, когда гетман
посылал взять его в Диканьке. Но Кочубея всетаки подвергли
пытке и дали ему пять ударов. Допытывались от него: <Не было
ли ему подсылки от неприятелей, не затеял ли он доноса по
неприятельским фракциям, чтобы низвергнуть гетмана и выбрать
иного к тому их злому начинанию склонного и кто были еше его
единомышленники?> Кочубей повторял все то же, что и прежде: не знает он никакой неверности за гетманом, не было никаких
от неприятелей подсылок, не было у него единомышленников, кроме Искры, и весь донос затеял он на гетмана ложно2.
* <…И спрашивали в застенке Кочубея против Искриных слов, и он
сначала мялся, а Искра его в том уличал, а потом Кочубей принес
повинную, что он все то, что написал на гетмана, затеял только с единой
злобы своей домашней за дочь и все, что в том объявлении своем к улике
гетмана писал, все то затеял, хотя тем свое воровство утвердить>.
(Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение И. Кн. № 8. Письма
Головкина.)
2 <…Понеже Кочубей зело стар и дряхл безмерно, того ради мы еще
более пытать его опасались, чтобы прежде времени не издох, о чем
донесет вашему величеству Озеров, который при том сам был>. (Там же.) 623
Головкин писал к гетману, что следует, заковавши в железах, прислать миргородского полковника к следствию о деле Кочубея
и Искры. Несколько раз повторялось это требование. Мазепа всеми
способами старался выгородить Апостола и отписывался тем, что
посылать его скованным опасно, чтобы не произошло волнение
между козаками1.
1 <…Миргородского полковника злесь в войску прежде врехмени без
