Георгий Ушаков - Всемирный следопыт, 1930 № 05
— Стой, а не проржавели ли болты?..
Спирин испытующе шатнул толстое прочное железо, присмотрелся — и уже спокойно поставил на него ногу.
Брусья были длинные, с вертикальными скобами, чтобы не соскальзывала ступня, и казались еще совершенно целыми. Через каждые полметра друг над другом торчали они из стены, уходя вверх, к устью трубы, к зовущему небу. Дышалось теперь свободно. Снизу поддувало бодрым холодком, и Спирин, легко и радостно напрягая привычные мышцы, гибко вскидывал покорное тело. С каждым шагом становилось светлее. Тени падали вниз. Труба медленно суживалась, и плотные кольца покрытых старой гарью кирпичей все теснее и теснее смыкались вокруг человека.
«Кирпичи еще на ять! — пробуя, подумал Спирин. — Разобрать — на целую постройку хватит».
Он наугад взметнул руку к следующему болту. Под согнутыми пальцами, вместо жесткого холодка железа, скрипнуло зыбкое дерево.
Густое, похожее на вопль, гоготанье прорезало тишину, сейчас же вслед за тем широкая черная тень с гулким хлопающим шумом перегородила свет.
Что-то пушистое, но жесткое, тяжко и оглушающе ударило по голове бригадного. Спирин покачнулся. Сердце сразу оборвалось и отчаянно рухнуло куда-то вниз. Только судорожной хваткой побелевших пальцев человек удержал свое, готовое последовать за сердцем, тело. И, задыхаясь, поднял голову. В полуметре над ним с гудением вертелась живая, ширококрылая тень. Рядом с ней грузно свисала укрепленная на болтах бесформенная куча хвороста и пуха. Ушастая круглая голова нависла над человеком. Огромные, тускло светящиеся тупые глаза невидяще уставились вниз. Пружинно разогнулась трехпалая хищная лапа. Изогнутые кинжалы когтей ударили стремительно и мощно. Фуражка слетела с головы Спирина, а сам он покачнулся, но уже почти улыбаясь своему испугу.
Огромные, тускло светящиеся тупые глаза уставились на меня.— Брысь ты, черт мохнатый! — хрипло крикнул Спирин и, освободив правую руку, коротко и уверенно выбросил вперед костлявый кулак. Жесткое тело хрустнуло под ударом. Филин подпрыгнул и, бестолково колотя по кирпичам мохнатыми крыльями, опустился к коленям Спирина. Бригадный носком сапога ожесточенно двинул по спине ошеломленной птицы. Филин жалобно ухнул, дернулся в сторону, бешено захлопал крыльями и, осыпая человека теплым ворохом выбитых мечущихся перьев, ринулся вверх. На мгновение широко развернутые крылья мелькнули над устьем трубы — и филин исчез.
— Что, не понравилось?! — позлорадствовал вслед Спирин. — Ишь, колдун мохнатый. Сколько дичи нажрал!
Выгибая спину и упираясь в кирпичи, человек подтянулся к гнезду. Три больших, усеянных бурыми крапинками яйца лежали в кучке теплого пуха.
«Спускаться буду — возьму для ребят», — подумал Спирин и, осторожно пробуя скобы, двинулся выше.
Рубашка бригадного терлась о противоположную стену, порой цепляясь за неровности кирпичей. Все чаще и чаще зияла стена ранами трещин. Острые углы вылезших кое-где из своих гнезд кирпичей затрудняли подъем.
Один из них, задетый локтем Спирина, оторвался и шумно рухнул вниз. Глухой мягкий удар долетел до слуха человека. И вслед за тем на него слабо пахнула горькая пронзительность дыма.
— Тьфу! За двадцать лет не проветрилась! — буркнул бригадный, перекидывая руку на следующий болт. Этот следующий вздрогнул под пальцами. Расшатавшиеся здесь кирпичи уже слабо держали железный прут, и Спирин призадумался, прежде чем подниматься дальше. Но до устья оставалось, очевидно, не больше двух метров, а предпоследний болт выглядел надежным. Подтягиваясь на мускулах и упираясь лопатками в другую стену, человек миновал угрожающее место. И сейчас же почувствовал пробежавший по нервам скользкий холодок чувства опасности.
«А что, если, как стану спускаться, обвалится… да в голову?».
Спирин стиснул пальцы и зубы, точно раздавливая слабость, и новым тугим усилием приподнялся к самому устью трубы.
Острый ветерок бойко дунул в лицо. Улетел. Перед глазами развернулись простор и…. туча.
Спирин сначала не поверил себе. Темное пятнышко на горизонте превратилось в угрюмый пожарный занавес, наглухо задернувший голубые декорации неба. Туча косматилась грязными сединами грозовых облаков, густела и вырастала, набухая грозными фиолетовыми тонами. Давящая тишина висела кругом. Со своей головокружительной высоты Спирин видел, как поперек ясного простора зеленеюще-ровных полей, надвигаясь, ползла наступленная тень тучи. Бескрайние дали вокруг померкли. Ветер улегся совсем.
Спирин нахмурился.
— Вот тебе и на! Анашкин-то, видно правильно… — почти громко сказал он — и замолк, сам удивляясь звуку своего голоса. Затем порывисто, уже спеша и нервничая, укрепил ноги на последнем стержне и, наваливаясь грудью на острое ребро трубы, рванул мешок с плеч. Тускло сверкавшее острие громоотвода слабо дрожало справа, в метре над головой. Два проржавевших докрасна болта прочно удерживали провод у внешней стороны устья. Потрескавшиеся фарфоровые изоляторы окружали железо. Доставая клещи, Спирин слегка перегнулся через край и заглянул вниз. Знакомое чувство влекущей пропасти, смешанное с чуть заметным головокружением, хлынуло в глаза и грудь. Труба, казалось, плыла куда-то в сторону, медленно наклоняясь над развалинами. Но бригадному было не до наблюдений. Звонким ударом человек разбил изолятор и взялся за болт.
Словно в ответ небо, как бомба, лопнуло над головой. Ослепительно-белый, расплавленный зигзаг разрезал бурую тучу. Гулкие чудовищные колеса грохота сорвались с невидимых высот, покатились вдаль, дробясь и ломаясь в замирающих перекатах. И сразу же на трубу прыгнул, наваливаясь, ветер. Он загудел в ушах, переполняя грудь, вскидывая с земли мятущееся облако коричневой пыли. Труба плавно качнулась и заметно задрожала.
Спирин ожидал этого. Старый кровельщик не мог не знать, что хорошо построенные башни, шпицы и трубы должны качаться, чтобы устоять против ветра. Но сейчас и он жадно уцепился за край дымохода, едва не выронив инструмент. Затем с трудом оправился и, повертываясь лицом к завывающей стремительности ветра, наложил клещи на болт.
Спирин жадно уцепился за край дымохода, едва не выронив инструмент.Упорство блеснуло в жестких зрачках. Челюсти человека и инструмента одновременно сжались. Вторая молния едва не ослепила Спирина. Гром ударил за ней почти мгновенно, раскалывая уши тяжелым чугунным ревом. И сразу же стремительно и тесно хлынул вниз частый серебряный гребень ливня. Ветер орал и все скорей и скорей метался вокруг. Труба шаталась и плыла куда-то. Но вырванный болт уже дрожал в руках человека. Не останавливаясь, он протянул клещи ко второму. Второй еле держался на стене, и Спирин сообразил, что достаточно самого легкого рывка — и стальной провод тотчас рухнет вниз.
Но увидел что-то и, с дрожью откидываясь назад, застыл. По платиновому острию бесшумно бежал вниз маленький, языкастый, ярко-синий огонек.
Ветер, словно готовясь ко второму штурму, как-то сразу утих. Батальоны косматых облаков копошились на багровом фоне воинственной тучи. Дождь лился звонким сплошным потоком, и Спирин уже промок насквозь. Ручейки текли по его лицу, и влажные пряди волос лезли в глаза.
Тяжело дыша и все больше откидываясь назад, смотрел на грозный искристый огонек. И когда новая молния иссиня-белым блеском залила глаза, человек решился на отступление. Нащупывая ногою болт, осторожно втянул голову за край трубы…
Жаркое дыхание влажной гари мгновенно охватило его. Густой сизый дым хлынул в лицо, слезя зрачки. Задыхаясь, Спирин посмотрел вниз.
На дне трубы гудело и вскидывалось багряное дымное пламя.
IV
«Спички… бросил… сено…».
Три слова отпечатались в мозгу, как вспышка новой молнии. Отчаянно напрягая мышцы, Спирин снова высунулся за край трубы, перекошенным ртом всасывая вновь поднявшийся освежительно-стремительный вихрь… Гроза бушевала над человеком, гром и дождь тысячами голосов стонали и выли вокруг покорно шатавшейся трубы.
Душные клубы горького дыма фонтанировали из зияющего жерла навстречу буре. Ветер рвал их, швыряя в лицо Спирину. Но даже и сейчас человек боролся. Мозг работал отчетливо и точно, и руки еще покорялись ему. Он понял, что спускаться вниз, в это дымное пекло — безумие. Зажмурив залитые слезами и ослепленные светом молний глаза, глотая ветер и дым, бригадный сорвал с себя, насквозь мокрые, рубашку и брюки. Мешок с инструментами лег на край трубы. Влажное платье полетело вниз, в багровое жерло, чтоб хоть на время задавить пламя. По голым бугристым плечам барабанил дождь и редкие, звонкие градины. Руки вздулись желваками мышц.
Огонь Эльма исчез с качавшегося под ветром платинового острия. Но Спирин знал; что последний болт, на котором держался громоотвод, не выдержит тяжести человеческого тела. Теперь нужно было уже укрепить этот стержень, во что бы то ни стало укрепить!
