Александр Ненашев - На перекрестке веков
Зурхане приобретают в Иране все большую популярность. Сейчас их несколько в Тегеране. Есть они и в каждом крупном городе. В дни больших национальных праздников иранские пахлаваны выступают на тегеранском стадионе. Они привлекают огромное число зрителей. Пришедшие в сегодняшний день в своем первозданном виде картины далекого прошлого всегда оставляют неизгладимое впечатление.
Памятник Вазир-Мухтару
В летнюю пору после душных, почти докрасна раскаленных улиц Тегерана обширный парк советского посольства кажется настоящим раем. Высоченные косматые сосны не позволяют горячим солнечным лучам добраться до земли. А могучие вековые чинары, сплетаясь ветвями в вышине, образуют тенистые и прохладные аллеи. Этот желанный зеленый мир счастливо дополняет водная гладь двух больших прудов, разделенных невысокой ступенью журчащего водопада.
Много тихих, уютных мест в парке. В одном из таких уголков в окружении кустов персидской сирени стоит небольшой скромный памятник Александру Сергеевичу Грибоедову, великому русскому драматургу и поэту, выдающемуся дипломату, трагически погибшему в Тегеране в 1829 году. Он был сооружен на средства, собранные в качестве пожертвований его благодарными соотечественниками. Памятник Вазир-Мухтару, Полномочному Министру, выполнен в 1904 году русским скульптором В. А. Беклемишевым. На невысоком мраморном постаменте — скамейка, на ней фигура А. С. Грибоедова, сидящего в глубокой задумчивости.
Много воды утекло со времени событий, происшедших в феврале 1829 года, когда многотысячная толпа фанатиков, подстрекаемая внешними и внутренними недругами, напала на русскую миссию, устроила погром на ее территории и убила почти весь состав миссии во главе с Грибоедовым. Тегеран, который во времена Грибоедова являлся фактически большой деревней, славившейся своими садами, превратился в огромный город с трехмиллионным населением. Иной стала сама сущность политических и экономических отношений между двумя государствами-соседями. Политика соперничества и вражды сменилась отношениями дружбы и добрососедства. Ныне между СССР и Ираном успешно развивается сотрудничество во многих областях экономики и культуры.
Изменилось и местопребывание русского посольства в иранской столице. Сейчас практически невозможно посетить место гибели Грибоедова и его сотрудников: район прежнего расположения русской миссии неоднократно перестраивался. Правда, прежняя шумная, кипучая жизнь этого района не замирает до сих пор. Причина тому — тегеранский базар, свидетель той далекой страшной трагедии.
Основанный около полутора столетий назад, он является одним из крупнейших в мире крытых рынков. Это целый город со своими законами, обычаями, традициями, своей философией, своим образом жизни. Он сохраняет черты старого Востока: неумолчный гул голосов, горячие споры продавцов и покупателей, босоногие и шустрые мальчишки, настойчиво пытающиеся сбыть нехитрый товар. И если нынешний Тегеран, особенно его новая, северная часть, может разочаровать всякого, кто хотел бы увидеть восточный город, созданный в воображении сказками «Тысячи и одной ночи», с узкими улицами, сиянием куполов, тонкими, устремленными в небо минаретами, то тегеранский базар сумеет восполнить потерянное. Это настоящее средневековье в середине XX века: женщины, одетые в чадру, звон молоточков чеканщиков, резкие выкрики зазывал, пестрые, яркие ткани, шубы и полушубки, расшитые причудливой золотой вязью, сверкание медных блюд, ваз, кувшинов, ослепительный блеск ювелирных рядов… И все это в бесконечном лабиринте тусклых сводчатых галерей и переходов.
За время своего существования базар видел много событий, был местом кровавых битв за конституцию и против нее. Под сводами его торговых рядов, в мечетях, на базарной площади обсуждалась, взвешивалась и определялась внутренняя и внешняя политика государства. Ныне тегеранский базар, оставаясь крупным торговым районом, потерял значение центра политической жизни столицы. Время создало новые политические институты, а сам Тегеран за последние десятилетия ушел далеко на север, к предгорьям Эльбурса. В этих более благоприятных в климатическом отношении местах поднялись многоэтажные здания крупных местных и иностранных банков, коммерческих контор и фирм, авиакомпаний. Вырос новый, скорее европейский, чем восточный город. Ослепительным блеском неоновых ламп горят вечерами рекламы кинотеатров, ночных клубов, универмагов. Построены современные отели, проложены широкие магистрали.
Памятник А. С. Грибоедову
На тегеранском базаре
Одна из таких магистралей, проспект Шах-Реза, проходит недалеко от советского посольства, где в неувядающей зелени с невысокого мраморного постамента смотрит задумчивый Грибоедов с лицом, повернутым к России. За несколько лет пребывания в Тегеране было немало встреч с автором бессмертной комедии «Горе от ума». И всякий раз свидание вызывало волнение и боль за прерванную так рано — не без содействия российского самодержца — жизнь. Певцом Ирана назвал Грибоедова поэт-декабрист Кюхельбекер, очарованный не дошедшей до нас поэмой «Путник». Да и не и связи ли с именем Грибоедова, великого сына России, так щедро обогатившего русскую литературу и так много сделавшего для развития российского востоковедения, еще в школьные годы произошло наше первое знакомство с Ираном? Сколько бы потом ни приходилось перечитывать книг, исследований об этой стране, никогда не забывалось, что нить ее познания идет от него, Вазир-Мухтара, Полномочного Министра России в Персии.
Патриарх иранской миниатюры
Вот он, наконец, дом, который мы так долго искали, колеся по Тегерану, то выезжая на широкую и шумную магистраль Шах-Реза, то теряясь в бесконечном лабиринте улочек и переулков. Дом — двухэтажный из красного кирпича, каких много на этой улице. Дверь открыла служанка: возраст и здоровье не позволяют хозяину самому выйти навстречу гостям. Прославленного художника Хосейна Бехзада мы вскоре увидели в его небольшой рабочей комнате с открытой дверью, ведущей в маленький дворик. Пышная седая шевелюра, острый взгляд, подвижное, с легкой улыбкой лицо невольно вызывают в памяти сложившееся представление о художнике и убеждают, что перед вами человек незаурядный. Его было бы невозможно не выделить в самой большой толпе.
Хосейн Бехзад по-восточному сидел на ковре. Тут же на полу — мангал с тлеющими углями, чтобы не дать остыть чаю, кальян, листы плотной белой бумаги, кисти, краски. Остад — мастер, как называют в Иране заслуженных художников и литераторов, — устроился прямо у двери: недуг сделал его малоподвижным, часто приковывает к постели, место для работы он выбрал так, чтобы быть в доме и в то же время на воздухе. Он любезно осведомился, сядем ли мы на ковер или принести нам стулья. Хозяин, питающий большие симпатии к Советскому Союзу, расспрашивает нас о жизни советских людей, интересуется творчеством советских художников, рассказывает о себе.
— Советское искусство — самое передовое в мире. Москва — центр мировой культуры, — говорит Бехзад.
Разговор заходит о современных тенденциях и течениях в искусстве, об отношении художника к модернизму, абстракционизму.
— Искусство, — замечает Хосейн Бехзад, — должно быть понятно людям, иначе оно не имеет смысла. По правде говоря, — продолжает он свою мысль, — мне непонятно искусство так называемых авангардистов. В жизни я не видел человека с четырьмя руками, восемью глазами и стоящего вниз головой. Однако на полотнах многих современных живописцев я видел подобные картины. Моя школа, — подчеркивает наш собеседник, — не имеет ничего общего с такого рода искусством.
Здесь же, в одной из комнат, небольшая экспозиция законченных работ: десятка полтора миниатюр. Это все, что можно было увидеть в его доме. Остальные находятся в частных коллекциях в Иране, в музеях Европы, Азии, Америки.
Произведения Бехзада не раз экспонировались на выставках в Тегеране, 16 раз за рубежом — в Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Праге, Варшаве, Токио. Выставкам постоянно сопутствовал успех. Познакомившись в Париже с творчеством Бехзада, французский художник и писатель Жан Кокто отмечал: «Несомненно, в искусстве современной миниатюры как с точки зрения композиции, так и колорита есть только один мастер и им является иранский художник Хосейн Бехзад». И добавил: «Если до сих пор мы знали о Востоке по сказкам „Тысяча и одна ночь”, на сей раз его открыл нам своими волшебными картинами старец с седой головой и необыкновенно лучистыми проницательными глазами».
— Что, по вашему мнению, главное — содержание или форма? — спрашиваем мы.
— Прежде всего — содержание, которое и определяет форму. Другого принципа нет. Это относится к любой области искусства. Действительность — мать живописи, ее основа, — продолжает он. — Новая живопись отошла от этого всеобщего принципа искусства. По существу, сегодня в живописи нет ничего, кроме пустоты. Современные молодые художники почему-то думают, что если они что-то скомпоновали из нескольких кастрюль и обломков железа или нанесли на холст ряд беспорядочных линий, то стали уже живописцами или скульпторами. Если бы это было так, то маляры и красильщики были бы самыми выдающимися художниками, а лавки кузнецов и жестянщиков — художественными музеями.
