Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #10
Мой земляк Николай Заболоцкий догадался уехать в столичные города еще в юности, это благотворно сказалось на развитии его таланта. Но на родной для него вятской земле мало кто знает его имя, хотя Заболоцкого изучают в школе. Зато страшно вымолвить, кого иной раз ценят как поэта.
Увы, Заболоцкий ничего не написал об Уржуме, где он рос; не удосужился воспеть географию родных мест. А что воспевал? Гурзуф, Сухуми, Сибирь, Комсомольск-на-Амуре и “абстрактную природу”. Короче говоря, “не наш” поэт, неблагодарный какой-то.
Капитализм, усиливая местнические настроения, не особенно ущемляет писателей, ориентированных на свою местность. Практика показывает, что они легко находят спонсоров для издания своих произведений, уважаемы в обществе и ограничены разве что в тиражах своих книг; но это уже, как говорится, макроэкономический фактор.
Куда беспощаднее сегодня работает в писательской среде другой закон капитализма — “Боливар не вынесет двоих”.
Не секрет, что определенная часть российских писателей хотя бы в какой-то мере сохранила возможность “жить нормальной жизнью”, то есть полноправно участвовать в литературном процессе, зарабатывать на жизнь писательским трудом или организаторской работой в сфере литературы. Это можно считать большой удачей, если учесть, что остальные “сброшены” капиталистическим Боливаром на грешную землю.
Здесь уж как кому повезет. Если Боливар сбросил именно тебя, обремененного семьей и не имеющего других навыков, кроме литературных, да если некому тебя содержать, — забудь о том, что ты писатель! Тебя ждет каторжный труд, далекий от литературы и не оставляющий возможности когда-нибудь “догнать” тех, кого Боливар умчал далеко вперед. В известном смысле, это судьба пастернаковского доктора Живаго, который как поэт тоже стал жертвой революционных катаклизмов (ссылаюсь на этот пример не потому, что он особенно мною любим, а оттого, что наиболее показателен).
Тут не на кого пенять: судьба, рок. Впрочем, я не исключаю, что некоторые сильные личности сумеют справиться и с такими обстоятельствами, если позволит здоровье и нервная система. Был такой американский фильм — “Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?”. Много раз я ловила себя на мысли, что меня давно уже пора пристрелить, но ведь еще не пристрелили!
Я из тех многих, кого “сбросил Боливар”, кто может надеяться только на свои силы и выносливость. Если все ресурсы подсчитать, в том числе и возраст (вдвое превышающий стартовый возраст, допустим, Мартина Идена), то прогноз явно неблагоприятный. Поэтому некоторые критики меня заранее похоронили. Я на это не обижаюсь, да и сил на литературные споры у меня нет.
Перестройка застала меня в тот момент, когда я уже отошла от журна-листской работы и пыталась серьезно заниматься литературой, работая лифтером. Убедившись, что на зарплату лифтера прожить нельзя, я несколько лет бегала по шабашкам и хваталась за любые виды заработка.
У меня не было ни выходных, ни отпусков, ни больничных — никакой социальной защиты. Надо было на чем-то специализироваться, случайно подвернулась информационная работа в правительстве области, и я остановилась на ней. С 2000 года работаю сотрудником пресс-служб государственных органов власти и муниципалитетов, в настоящее время — в секретариате губернатора Кировской области.
Эта деятельность плохо совместима с литературными занятиями. Она очень изнуряет человека, требует постоянного напряжения, большой дисциплины и терпения. К тому же со сменой власти обычно меняют состав информационных работников, поэтому я кочую с одного места на другое: от губернатора к мэру, от мэра к полпреду и т. д. За это время я лишь раз сумела полностью использовать свой отпуск, да еще однажды два месяца просидела уволенная в связи со сменой власти. Только в такие минуты передышки и удается вернуться к литературе.
Часто, в том числе и в прессе, я встречаю упреки: не дело, мол, поэту работать на власть, позорное это занятие. Объясняться по этому поводу я не собираюсь. Иначе мне, человеку семейному, не прожить, ведь литературный труд в моем варианте — занятие дотационное, а содержать меня некому. Все мои родственники — простые люди, сами еле сводят концы с концами.
За годы моей работы во властных структурах я увидела и узнала очень многое. Лишь недалекий человек может считать, что все это — “грязная политика”: это жизнь, а писатель не может от нее отворачиваться с пренебрежением, какой бы она ни была.
Контекст моего существования мешает восприятию моих стихов. В них читатели невольно ищут политические мотивы, приверженность к “левым” или “правым”. Думаю, что это ошибочный подход, смысл моих стихов более общий. Вероятно, так могли бы сказать о своих стихах и Вы, дорогой Станислав Юрьевич.
К моей сегодняшней ситуации, я надеюсь, подходят песни военных времён: “Вся команда цела, и машина пришла на честном слове и на одном крыле”. Думаю, то же самое можно сказать о “Нашем современнике”: много очень тяжелых утрат, но мы добрались до юбилея, будем жить и дальше. С чем я искренне нас всех поздравляю!
Светлана Сырнева
Киров (Вятка)
29.07.2006 г.
Глубокоуважаемый Станислав Юрьевич, добрый день!
До сих пор жжет мне душу фраза твоя, которой ты завершил, после добрых слов о моем таланте, дарственную надпись на своей книге стихов: “человеку без корней”. Это — 80-е годы.
Наверное, ты был прав. Так я жил, таким казался. Но со временем всё родовое вылезает на лице — у людей всех национальностей: у кого зубы, у кого плешь… и теперь, заглядывая в предстоящую ночь, я перестал играть.
Рад был получить от тебя письмо, дружественное, откровенное, пусть даже и горестное… Я понимаю, лучший русский журнал надо поддерживать всеми силами, вне зависимости от того, печатают в нём нас или нет. Для меня опубликоваться в “Нашем современнике” — большая честь. Но и в пору, когда я не был автором твоего журнала, я постоянно читал его, — мне номера передавал Виктор Петрович с просьбой или непременно прочесть то-то и то-то, или прочесть то, что он сам не смог. В последние годы читаю в краевой библиотеке. А вот что касается подписки — я уже второй, нет, третий год не подписываюсь ни на один журнал — дорого, живём мы здесь скудно. Но, честное слово, я всегда был рад, что у “Нашего современника” самый большой тираж среди всех литературных журналов, и убеждённо полагал, что так и должно быть. “Знамя” — “тусовочный журнал”, “Новый мир” — печатаюсь в нём, но не могу понять до сих пор — куда этот угрюмый плот катится…
Я даже представить не мог — может быть, по своему легкомыслию, а скорее — из завистливой надежды, что в Москве-то спонсоров завались, а уж Россия всегда поддержит “НС”, как и всегда поддерживала… Но, видно, усталость и нищета читающей России и здесь сказалась. Конечно же, я сделаю для подписки всё, что смогу. У нас беда — все хозяева края живут в Москве, в Лондоне и т. д. Кое-кто сидит в тюрьме. Но есть несколько знакомых, некоторые полагают себя патриотами (это депутаты, обеспеченные мужики), я с ними уже говорил — обещают… С директорами заводов поговорю.
Поклон собратьям по перу! Если не против, буду присылать для знакомства и наш журнал “День и ночь”, пока ещё с трудом я его издаю, тираж мизерный, правда, многие читают через Интернет. Почта — даже удивляюсь. Что им за радость печататься без гонораров в далекой Сибири! С Украины пишут. Из Латвии. Из Германии.
Роман Солнцев
Красноярск
2.02.2006 г.
Здравствуй, Станислав Юрьевич!
Приветствую тебя с нерчинской духовной каторги и каторги повседневности!!!
Так всё совпало: мои горькие думы июля, да твоё письмо, да твоя публицистика в “НС” о Глазунове, да некоторые статьи в “ЛГ” (о неоткрытии памятника Шолохову по зловредительству Швыдкого — чё он не может попасть в автоаварию, а?) — темно в душе, как у сатаны…
Вопрос подписки на “НС”, как и на любое иное издание, разветвился на А и Б. Если на Б (почему именно на “НС”?) — я отвечаю легко, цитируя тебя, себя, Распутина и т. д., то А — “ЗАЧЕМ ВООБЩЕ ЧТО-ТО ЧИТАТЬ?” — ставит меня в тупик. Густо ссылаются на Интернет, на бесполезность чтения какой-либо гуманитарной литературы, кроме справочников. Интересы массового читателя крутятся вокруг рубля и доллара — народ скупает все брошюры типа “Как стать богатым”, “Секрет успеха в бизнесе” и т. д.
Я иногда ради прожиточного минимума пишу листовки, деловые бумаги, поздравления. И меня замучили упрёком: “Очень уж, Михаил Евсеевич, сложно по мысли и сложно по слову, надо бы проще”.
Родители и общественность бунтуют против кафедры журналистики в Чите: мол, такие деньги вбухали в обучение, прокорм, проезд, одежду Танечки-Ванечки, а они писать не умеют, на работу устроиться на ТВ в роли Якубовича не могут. Говорят, мол, таланта нет. “А почему не научили таланту? Мы бабки вбухали”. …У-фф! Как мне всё это надоело…