Артем Боровик - Как я был солдатом американской армии
— Да, — повторил полковник Бобби Хоффман, — не следует мешать мораль с политикой. Пустое это дело.
Фраза эта вернула меня из мира воспоминаний в мир реальностей. Вскоре послышался далекий рокот вертолетных движков.
— Люблю эту музыку, — Хоффман указал глазами куда-то в сторону горизонта. — В ней нет обмана.
Две урчащие точки долго летели над лесом. Потом скрылись из виду.
— Наши прилетят, — полковник строго глянул на часы, — минут через двадцать. Начало операции — ровно семьсот.[45] Подождем еще малость.
Он откинулся на спину, подложив руки под голову. Я спросил его:
— После Вьетнама не кажется ли вам служба в Форт-Беннинге лирическим отступлением от главного дела жизни?
— Кажется. Но, во-первых, человеку иногда надо отдыхать от пуль, во-вторых, кто-то должен передавать опыт молодежи. А в-третьих, Форт-Беннинг — очень непродолжительное «лирическое отступление». Скоро, как я понимаю, мне предстоит перебираться в Западную Германию. Кстати говоря, командир Форт-Беннинга двухзвездный генерал Льюер, видимо, тоже через несколько месяцев окажется в Федеративной Республике. На сей раз — в качестве командующего группой американских войск. А здесь мне нравится. Нравится наблюдать, как всего за 58 дней мы превращаем какого-нибудь пехотинца-расхлебая в настоящего рейнджера. Каждый год мы готовим для армии около трех с половиной тысяч рейнджеров. Обычно это люди от 22 до 28 лет. Всего 14 классов. В каждом — по 255 человек. Ребята тренируются и в пустынях, и в горах, и в условиях болотистой местности. Беннинг — одна из стадий их подготовки. Если общевойсковые спортивные нормативы зависят от возраста солдата или офицера, то для рейнджеров нет скидки на годы. Генерал Льюер — рейнджер. Ему 54 года. Однако во время теста по физподготовке он должен уложиться в те же нормативы, что и двадцатилетние юнцы. Чтобы попасть в рейнджеровскую школу, необходимо сдать спортивный экзамен: отжимы от земли (52 раза за две минуты), качание пресса (62 раза за две минуты), подтягивание и бег (две мили за 14 минут 54 секунды)…
Подсевший к нам молоденький капитан Хорс добавил:
— Еще надо сдать экзамен на выживание в воде: проплыть с полной боевой выкладкой 15 метров, не замочив при этом M16; сделать это же, но с завязанными глазами; находясь под водой и не имея возможности дышать, снять с себя башмаки, все ремни, одежду и лишь после этого всплыть на поверхность.
— Да, — сказал полковник, — есть масса требований к тем, кто хочет попасть в нашу школу. Необходимо: иметь талант лидера, уметь оказывать первую медицинскую помощь в боевых условиях, ориентироваться на местности без карты, корректировать огонь артиллерии, наводить авиацию, пользоваться рацией, вести разведку боем… Всего не перечислить, но уметь надо! Я прав, капитан?
— Как всегда, — с улыбкой отозвался тот. — Однако главная задача школы рейнджеров — воспитывать лидеров, командиров, которые могли бы потом передать свое умение подчиненным солдатам. Ведь всю армию через школу не пропустишь…
— Лидера невозможно назначить. Им можно стать лишь естественным путем — в процессе отбора. Как в волчьей стае. Кстати, есть несколько точек зрения на сей счет. Одни утверждают, что истинным лидером является человек, способный на деле доказать своим солдатам, что он тот самый командир, который может успешно провести операцию и сохранить их жизни. Другие говорят, что в основе таланта лидера лежит способность пробудить в подчиненных желание исполнить твой приказ. Не заставить, а именно пробудить желание подчиниться твоей воле. Школа рейнджеров поможет тому, в ком врожденный талант лидера проявлен слабо, победить неуверенность в себе, понять ее причины и, наконец, избавиться от них.
Далеко на востоке послышалось едва уловимое гортанное рычание. От опушки леса отделились четыре маленькие точки. Потом появились еще две. Они начали быстро расти и скоро превратились в шесть грохочущих «вертушек» — четыре «блэкхока» и два вертолета огневой поддержки десанта. Ураганный ветер, поднимаемый несущими винтами, провел ровный пробор в траве метров на тридцать.
— Не сдуло бы, — пошутил Хорс, втыкая в уши пластмассовые затычки. Хоффман и я последовали его примеру.
— Во Вьетнаме, — крикнул полковник, приставив ладони ко рту, — «хью», в отличие от «блэкхоков», были на лыжах. Для облегчения веса и увеличения грузоподъемности. Но потом фирмы Сикорского и «Макдоннелл-Дуглас» перешли на шасси.
Четыре корабельные группы забираются в вертолеты. Я сажусь рядом с полковником и капитаном. Пристегиваюсь ремнями.
Борта «вертушек» сделаны из обычной нержавейки. Бронированы лишь сиденья.
Обе двери открыты, сквозящий ветер холодит разгоряченное солнцем и бегом лицо.
Первыми от земли отрываются вертолеты огневой поддержки. Чуть позже — четыре «блэкхока». Наша «шестерка» набирает скорость и идет метрах в двадцати над землей и приблизительно пяти — над верхушками деревьев.
После Афганистана все это напоминает какой-нибудь средний аттракциончик в ЦПКиО имени Горького. Даже когда при резком повороте вертолет валится вдруг на бок и лишь центробежная сила да ремень безопасности мешают тебе вывалиться вниз через распахнутую дверь.
Хорс растирает тонкими указательными пальцами бледные виски. На кирпичного цвета лице Хоффмана греется слабая улыбка.
Минут через пятнадцать командир экипажа резко сбрасывает скорость. Вздымая клубы пыли, земли и песка, вертолеты садятся. Фонтанами из каждой двери выскакивают рейнджеры, бегут метров двадцать, падают, занимая круговую оборону.
Посверкивая синими проблесковыми маяками, над нашими головами кружатся вертолеты огневой поддержки. Дождавшись взлета «блэкхоков», они все вместе, вшестером, набирают высоту, быстренько уходят за горизонт.
Песок вперемешку с пылью колет глаза, скрипит на зубах.
— Издержки войны, — улыбается Хоффман, сплевывая серую тяжелую слюну.
— Поздравляю! — машет рукой Хорс. — Рейнджеры в Алабаме. Сейчас мы ее мигом завоюем.
Где-то вдалеке послышалась автоматная стрельба, крики: видно там, ближе к реке, сшиблись две разведки.
— Гоу! Вперед! — сдавленно, хрипло кричит сержант Трейди Пью и кончиком языка облизывает сухие, обескровленные губы. В его правой руке — M16, в левой — свежеоструганная ясеневая палка.
Коротенькими перебежками мы рысим в сторону опушки. Под ногами хрустят кусты дикого терна, бурьян. Позвякивая лопатками, магазинами, гранатами и винтовками, впереди галопируют четыре сухонькие фигурки. За ними спешит «штаб» из трех человек — командир группы, радист и пулеметчик. Это — «Альфа». Чуть позади пылит «Браво». Рейнджеры четко держат расстояние: десять метров между десантниками, двадцать — между «Альфой» и «Браво».
Вдали — изгиб проселочной дороги. Вдоль нее неровным строем, словно с похмелья, едва стоят почерневшие от времени и дождей столбы «высоковольтки». Трейди Пью поднимает правую руку: мы мигом приседаем на правое колено. По очереди пересекаем дорогу, идем еще мили три-четыре и, не доходя двадцати метров до змеей извивающейся тропинки, покрытой, словно чешуей, осклизлыми прошлогодними листьями, ложимся на сырую землю: засада.
Хоффман отворачивает крышку фляги, жадно пьет теплую воду. Хорс снимает каску, платком цвета хаки вытирает взмыленные лоб и шею.
— Засада на войне, — тихо говорит посвежевший Хоффман, — была суррогатом счастья: хоть чуток можно было отоспаться. Правда, если «отрубался» и часовой, то сон иной раз становился вечным.
— Спи, солдат, — почему-то шепчет Хорс. — Бог хранит твой покой.
— Сколько вы проторчали во Вьетнаме? — Я поворачиваю голову в сторону полковника.
— Два тура. Последний — в 1972 году. Было мне тогда двадцать четыре. Чуть помоложе тебя. А когда всю ту кашу заваривали, думал, война продлится от силы год. В итоге всё растянулось на десять лет. Через Вьетнам прошло более 2,7 миллиона американцев. 58 тысяч из них погибли. 300 тысяч были ранены. Почти две с половиной тысячи человек пропали без вести или оказались в плену…
— Никто никогда ничего не знает, — говорит капитан Хорс. — В 69-м всю информацию о потенциальных возможностях «чарли» и Северного Вьетнама, об американском экспедиционном корпусе в Юго-Восточной Азии, о ресурсах всех завязанных в конфликте сторон — словом, все это заложили в память пентагоновского компьютера. А потом спросили машину: когда же, черт побери, Америка победит? Электронный мозг выдал быстрый ответ: уже победила. Пентагоновцы попросили уточнить ответ. Компьютер уточнил: Америка победила в 1964 году. Однако война шла не по законам электронной логики…
Над нашими головами, в беспредельной небесной вышине безмолвно плывут два истребителя. Выбросами реактивного топлива они перечеркивают небо.
