Юрий Шинкаренко - Дубовые дощечки
9.10.91.
Так ему и надо !
Близнецами они показались лишь издалека. Когда я приблизился, две фигуры на мокрой скамье перед снесенным домом вдруг проявили различия. Первый — а были то мальчишки, — выглядел барчуковато. Модная курточка поблескивала продуманной фурнитурой, щегольские кроссовки да и джинсы выбраны явно не в спешке и с примеркой… Прическа его выказывала то старательное соответствие последним рекламным снимкам в парикмахерской, которое встретишь, пожалуй, лишь у провинциалов (потом узнал, что эта стрижка называется «под теннис»: широкая, на глаза челка и бритые затылок с висками…).
Место, через которое я возвращался с работы и где наткнулся на ребят, даже в солнечный день не радовало. А уж поздним вечером… Это был старый квартал. Тут до последнего времени жили пьяницы да милиционеры. Одни — от безысходности, другие — из-за каких-то мудрых комбинаций с пропиской и в надежде на скорое новоселье. Трогательный симбиоз алкашей и милиции недавно, наконец, нарушили: жильцов переселили, а домишки и засыпные бараки снесли. В осенней мокрой темноте удушливо пахло холодной сажей. Под ногами то всхрустывало битое стекло, то горбилась не дающая опоры скользкая глина…
Мальчик в широкой, с накладными плечами куртке и джинсах выглядел здесь неуместно. По крайней мере, когда район был еще жив, еще дышал сивушными дымами да вонью казенных портянок, — юные денди с прическами «под теннис» хаживать сюда остерегались.
А вот второй мальчишка поначалу и удивления у меня не вызвал. Грязный, взъерошенный, в одежонке, у которой одно точное имя — «тряпье», — он как и вырос здесь, Я подумал, не прежний ли жилец вернулся на развалины своего дома? И не конфликт ли здесь между случайно встретившимися юнцами, между миром благополучным и миром униженным?
Но все оказалось не так. Оба они были здесь пришельцами. Беглецами. Их поспешный, суетливый маршрут через областной центр, через эти развалины тянулся аж с северного Урала.
Пашу ударил отец. Да так ударил, что через весь висок, оголенный прической «под теннис», тянулось несколько царапин. Ухоженность ребенка и след от родительской руки так не стыковались, что я ждал истории, схожей по накалу страстей и неожиданностям с шекспировскими трагедиями. Но история была банальной. Пашкин отец организовал какое-то малое предприятие. Стал получать бешеные деньги. А вот излишком этих денег распоряжаться не научился. И стал расходовать их на водку. Запил. А может, совесть точила, — кто знает наших нынешних растиньяков, чем достается им светское роскошество и как они себя в нем чувствуют.
Пашка, который видел, как былую легкость и естественность в семейных отношениях вытесняют раздражительность, какие-то недоговорки, — всю вину с Датской непосредственностью свалил на водку. И однажды, в порыве тоски по прежней жизни, выхватил из-под отцовского носа бутылку и остатки водки выплеснул в унитаз.
Больше всего Пашку возмутила не отцовская оплеуха. Его обидел, унизил и растоптал отцовский вопрос, который тот задал, прежде чем коротко взмахнуть своей мозолистой рукой. Если бы отец спросил: «Зачем ты это сделал?» — Пашка не постеснялся бы разреветься, он бы все объяснил, он бы упросил отца не пить больше… Но отец лишь зло поинтересовался: «Ты знаешь, придурок, сколько эта бутылка стоит? Импортная бутылка водки «Попофф»?» И ударил Пашку коротко и деловито, словно отмерял удар по стоимости загубленной «попоффки».
Пашка удрал из дома. А Володька, его друг, вместе с ним.
— А зачем на эти развалины пришли? — спросил я.
— Мы думали, что пустые дома все еще стоят. И в них можно переночевать, — неласково ответил погруженный в себя Павел. — В прошлый раз мы здесь с таким шиком устроились, почище чем в какой-нибудь гостинице.
— Так вы не первый раз в бегах? — поинтересовался я.
— Нет, не первый, — на этот раз заговорил Володька, окинув меня равнодушнейшим взглядом. — Первый раз сбежали из-за меня… Я проговорился про одну вещь, и меня начали в классе изводить кличкой.
— Какой?
— Однояйцевый близнец.
— А почему такая кличка? — назойливо спросил я. Никчемность затеянного разговора и усталость, измотанность, явно удручали Володьку. Сил не было ни огрызаться, ни врать, и он ответил искренне, вынужденно искренне:
— Потому что у меня действительно одно… там… — он показал рукой в сторону паха. — Второе до сих пор не опустилось.
Он поднялся с мокрой скамейки, коротко бросил другу:
— Пойдем на вокзал, там перекантуемся.
А я лихорадочно рылся в своих скудных сведениях но медицине и наконец вспомнил: крипторхизм, неопущение яичка… если до полового созревания не сделать операцию — болезнь грозит бесплодием…
— Послушай, — заторопился я, — ведь это очень опасно. Твои родители знают про это?
— Нет, — отрезал Володька.
— Даже отец? Он что, голышом тебя ни разу не видел? Ты обязательно скажи ему! Это действительно опасно! У тебя может не быть детей…
Володька молчал.
— …Обязательно поговори с отцом. Он найдет тебе врача. И не стесняйся. Хирургами чаще всего бывают мужчины. Вот увидишь — отец бросит все и займется тобой. Он в этом больше всех заинтересован. Ведь он может остаться без внуков.
— Без внуков? — спросил Володька. И вдруг его лицо осветилось неожиданной радостью. Он вольно и непосредственно расхохотался:
— Так ему и надо!
Они уходили с развалин. Уходили по-разному: Пашка выискивал ступнями места посуше и почище, Володька пер напролом. Но чем дальше они удалялись от меня, тем больше вновь казались близнецами. Они уходили с неприютных развалин, чтобы, пройдя сквозь засыпающий город, промчавшись на поезде мимо живых огоньков городских квартир и деревенских домов, вновь оказаться на развалинах. На развалинах несостоявшихся семей.
Как горько пахнет холодная сажа и разворошенные бульдозером кусты сирени.
Сентябрь, 91.
Сленг как зеркало партийного влияния
До недавнего времени казалось, что КПСС уверенно держит свою вездесущую руку на молодежном пульсе… Что юноши и девушки «заветам верны»… Что воспитаны они «в духе»… (далее к «духу» плюсовались громоздкие дополнения, и это-то к слову, в принципе не требующему никаких дополнений, дух — он и есть дух).
Но вот получилось: партия руководила детьми, молодежью, а они руководствовались совсем другими указаниями. Они симпатизировали нравам «неформалов», их лепили «воровские законы», их пленяла масскультура, что просачивалась сквозь плотные кордоны Отечества и несла на своих мутных — вот парадокс! — волнах именно то представление о Духе, которому во все времена следовали лучшие души человечества.
«Эка новость», — хмыкнет кто-то… Но я вовсе не о том. Я не собираюсь разбирать здесь причины, по которым КПСС упустила, проворонила самое последнее поколение юных ленинцев. Я просто хочу вместе с вами еще раз полюбоваться, как точно и всеобъемлюще молодежный жаргон отражает состояние (быт, нравы, идеалы) своих создателей.
В моей сленговой картотеке тьма слов демонстрирует попеременно увлечение тинейджеров самыми модными неформальными течениями. Есть целые языковые пласты, связанные с западной масскультурой. Много слов и фраз, горчащих от того, что навязаны, вместе с законами и устройством быта, воровской кастой. Вот только одного нет в. моем словаре, хоть и составлялся он далеко не год и не два: слов, связанных с КПСС и с ее «молодежной политикой». Жаргонный словарь напрочь отрицает, что хоть какие-то «партийные установки» были восприняты поколением 80-х, вывернуты в бытовое сознание и, через сленг, закреплены там.
Хотя… Несколько образчиков, хоть и косвенно, но связанных с недавней «направляющей силой современного общества», я отыскал.
Первое слово. ЛЕНИН. Значение: везучий в игре. (Прет, как Ленину. Он по игре вышел, — повезло по заходу, хотя не Ленин). Синонимы: профессор, умащенный, фортож…ый. Слово зарегистрировано в 1987 году. Думаю, что нынче, после волны разоблачений, справедливых и. нет, после базарной дискуссии о Мавзолее, ни один из юных картежников не решился бы поставить в ряд слова «Ленин» и «везучий».
Второе слово. ВОВА. Просто-напросто дополнительный синоним к первому..
Третье слово. ДЗЕРЖИНСКИЙ. Значение то же. Лишь есть угадываемый оттенок легкой иронии, перекочевавшей от блатарей времен НЭПа.
Вот и все находки.
Юноша и Девушка едут в желтом автобусе, а кругом - октябрь
Я бы, конечно, все равно обратил на них внимание. И на паренька с живыми движениями лба. Он стоял в центре автобусного салона, облокотившись на запасное колесо. Его брови то сходились, то расходились, а левая все уплывала вверх, — лицо, в частности лоб, жило эхом какого-то чувства.
