А Луначарский - Три встречи, Из воспоминаний об ушедших
Кони задумался и, опять взглянув на меня тем же косым внимательным и недоверчивым взглядом, сказал мне:
- Может быть, я очень ошибаюсь. Мне кажется, что последний переворот действительно великий переворот.
Я совсем не знаю, почти абсолютно никого не знаю, ну, никак не знаю ни одного из ваших деятелей, [разве только] понаслышке, по статьям, но я чувствую в воздухе присутствие действительно сильной власти. Да, если революция не создаст диктатуры - диктатуры какой-то мощной организации, тогда мы, вероятно, вступим в смутное время, которому ни конца ни края не видно и из которого бог знает что выйдет, может быть даже и крушение России. Вам нужна железная власть и против врагов, и против эксцессов революции, которую постепенно нужно одевать в рамки законности, и против самих себя. Ведь в таком быстро организующемся правительственном аппарате, который должен охватить землю от Петербурга до последней деревушки, всегда попадается множество сора. Придется резко критиковать самих себя. А сколько будет ошибок, болезненных ошибок, ушибов о разные непредвиденные острые углы!
И все же я чувствую, что в вас действительно огромные массы приходят к власти. Тут действительно открывается возможность широчайшего подбора властителей по доверию народа, проверенных на деле. Ваши цели колоссальны, ваши идеи кажутся настолько широкими, что мне - большому оппортунисту, который всегда соразмерял шаги соответственно духу медлительной эпохи, в которую я жил, - все это кажется гигантским, рискованным, головокружительным. Но если власть будет прочной, если она будет полна понимания к народным нуждам... что же, я верил и верю в Россию, я верил и верю в гиганта, который был отравлен, опоен, обобран и спал. Я всегда предвидел, что, когда народ возьмет власть в свои руки, это будет в совсем неожиданных формах, совсем не так, как думали мы - прокуроры и адвокаты народа. И так оно и вышло. Когда увидите ваших коллег, передайте им мои лучшие пожелания.
Кони опять встал на своих слабых ногах и протянул худую старческую руку. Я крепко пожал ему руку и сказал, что постараюсь запомнить то, что слышал от него, так как это слышанное с глазу на глаз в полутемном кабинете мне показалось неожиданным из его уст и поучительным.
Сейчас я жалею, что, придя домой, я не записал этой беседы, но ведь и тогда, и после было столько встреч и среди них столько интересных, и где уж нам писать дневники!
Мне кажется, однако, что за вычетом обаятельного красноречия, необыкновенно конкретизирующей образности, я верно передаю основу тогдашних слов Кони. Я не знаю, как относился Кони позднее к нашей борьбе и нашему строительству. У меня есть только два довольно ярких факта. Вопервых, письмо Анатолия Федоровича по поводу некоторого недоразумения относительно издания им воспоминаний о Витте. В этом письме он пишет:
"Дорогой Анатолий Васильевич, меня удивляет, что Советская власть или, по крайней мере, ее орган находят что-то предосудительное в моей брошюре. Дело в том, что она насквозь правдива. Я не верю, чтобы правда о прошлом могла в какой бы то ни было степени вредить революции и росту сознания свободного народа. Очень прошу вас, заступитесь за мою брошюру. У меня остается один долг и одна радость - успеть сказать побольше правды о прошлом.
Пишу мемуары и хочу думать, что делаю этим нужное дело".
В то время я сейчас же принял меры к устранению этого недоразумения.
Второй факт - это те теплые выражения, в которых Ленинградский Совет охарактеризовал заслуги Кони, и те строки в этих словах доброй памяти, где говорится о добровольном и плодотворном содействии Кони, даже в годы его глубокой старости, нашей культурной работе [...]
А. В. Луначарский
Впервые опубликовано в журнале "Огонек" (1927. - No 40. - 2 окт.) под заголовком "Три встречи" (первая - с Кони).
С. 446. тезка и дядя - имеется в виду Александр I.
