Дмитрий Аверкиев - Университетские отцы и дети
Такое лакейство передъ наукою врядъ – ли скоро выведется изъ моды: оно столь же соблазнительно какъ поподличать передъ миллiонщикомъ.
Да извинитъ меня читатель за это и подобныя будущiя отступленiя. И такъ я сказалъ, что на естественный факультетъ поступали люди болѣе или менѣе развитые, и професорамъ труднѣе было, чѣмъ на другомъ факультетѣ, заслужить уваженiе своихъ слушателей. Однѣми громкими фразами трудно отдѣлаться; требуются обширныя фактическiя свѣдѣнiя, и нужно непрерывно слѣдить за наукою. Всегда въ курсѣ есть два – три спецiалиста, могущiе обличить завравшагося професора. Такой професоръ, какъ Телицынъ, не могъ – бы увлечь своихъ слушателей – натуралистовъ; «перчикомъ», которымъ онъ посыпалъ концы своихъ лекцiй, отдѣлаться было невозможно. Тутъ и личная ненависть къ Фридриху – Вильгельму I (заимствованная впрочемъ у Маколея) ничего – бы не помогла. Такъ называемые выводы естественныхъ наукъ порядочно надоѣли въ разныхъ популярныхъ статейкахъ и книжкахъ. Я удивился бѣдности свѣдѣнiй, которыя, напр., передавалъ своимъ слушателямъ восторженный Телицынъ о древней русской литературѣ, когда зашолъ какъ – то къ нему на лекцiю. Повѣритъ ли читатель, что я, почитывая только журнальныя статьи и кой – какiя сочиненiя по этой части, не только не вынесъ ничего изъ аудиторiи почтеннаго професора, но даже замѣтилъ кой – какiя промахи?
II
Теперь я приступлю къ описанiю нашихъ професоровъ.
Професоръ Зоологiи очаровалъ насъ на нѣсколько лекцiй. Онъ началъ безъ всякихъ прикрасъ, безъ опредѣленiя своего предмета; не вдавался въ умствованiя о значенiи слова природа, не вычислялъ названiй естественныхъ наукъ; словомъ, обошолся безъ тѣхъ рутинныхъ прiемовъ, которыми преизобилуютъ всѣ учебники. Взойдя на каѳедру, онъ сказалъ: «мы будемъ говорить о костяхъ», и началъ прямо съ опредѣленiя, что такое кость. Этимъ онъ прельстилъ всѣхъ слушателей. Надо отдать полную справедливость почтенному професору: у него былъ даръ разсказывать необыкновенно ясно, убѣдительно и краснорѣчиво. Къ несчастiю, свѣдѣнiя его далеко не соотвѣтствовали ораторскому таланту. Это обнаружилось скоро, именно, когда професоръ дошолъ до мускуловъ; правда, онъ столь – же убѣдительно указывалъ мѣста прикрѣпленiя различныхъ мускуловъ, такъ что постороннiй ни за чтобы не заподозрилъ почтеннаго професора въ незнанiи, – но на бѣду професора были студенты, занимавшiеся анатомiей помимо его лекцiй: эти – то студенты и указали другимъ на промахи професора. Сомнѣнiе вещь такого рода, что стоитъ только зародиться. Замѣтили разъ, что человѣкъ вретъ, – и бѣда ему; хотя онъ и правду иной разъ скажетъ, и ее подвергаютъ сомнѣнiю; словомъ, на него начинаютъ смотрѣть подозрительно. Вообще, професоръ зоологiи имѣлъ удѣлъ плѣнять своими лекцiями вновь поступившихъ студентовъ; со втораго курса студенты начинали охладѣвать къ его блестящимъ талантамъ. Всѣ легко замѣчали, что у него есть коньки, на которыхъ онъ любитъ выѣзжать, – къ несчастiю коньки эти были весьма незавиднаго свойства и скоро всѣмъ надоѣдали. Професоръ до того увлекался и повторялся, излагая свои общiя идеи, что лекцiи его становились невыносимо скучны; выносилось изъ нихъ весьма мало; вся лекцiя легко умѣщалась на четверкѣ довольно крупнаго письма.
Къ ошибкамъ почтеннаго професора присоединялась еще крайняя небрежность изложенiя. Онъ увлекался до того, что забывалъ весьма существенныя вещи. Такъ, читая «систему животнаго царства», – онъ однажды проболталъ всю лекцiю о пустякахъ, и при чтенiи записокъ оказалось, что онъ далъ слѣдующее опредѣленiе отличiя жуковъ отъ прочихъ насѣкомыхъ (привожу подлинныя слова професора): «если налетитъ на васъ такая штука – говорилъ онъ – ударится о васъ и упадетъ, значитъ это жукъ, – если – же ударившись пролетитъ мимо – это другое какое нибудь насѣкомое.» И болѣе ни слова. Я вовсе не думаю сказать этимъ, что почтенный професоръ не зналъ, чѣмъ отличается жукъ отъ прочихъ насѣкомыхъ, – но по моему лучше – бы онъ вовсе этого не зналъ, чѣмъ подчивать своихъ слушателей подобнымъ вздоромъ. Весьма рѣдко професоръ приготовлялся къ лекцiи, – а не приготовившись онъ конечно необходимо былъ принужденъ прибѣгать къ болтовнѣ, выражаться неточно, или просто говорить глупости, въ родѣ вышеприведенной. Впрочемъ, въ нѣкоторыхъ изъ подобныхъ нелѣпостей онъ, по всей вѣроятности, былъ убѣжденъ самъ. Я по крайнѣй мѣрѣ увѣренъ, что нашъ полезный наставникъ умеръ, нисколько не сомнѣваясь, что у комара четыре крыла; въ продолженiе всей своей учоной дѣятельности онъ причислялъ комара къ перепончато – крылымъ.
А между тѣмъ онъ былъ человѣкъ не безъ гордости и любилъ похвалиться своими учоными трудами. Такъ, когда онъ показывалъ какой нибудь дорогой атласъ и его спрашивали о цѣнѣ этого изданiя, – онъ не упускалъ случая тонко замѣтить, что между учоными есть обычай дарить другъ другу свои сочиненiя, – а потому онъ и не знаетъ что стоитъ атласъ. Это произносилось весьма самодовольно и на лицѣ професора свѣтилась улыбка, которая ясно говорила: «вы не очень – то забывайтесь, насъ и знаменитые учоные уважаютъ». Нельзя однако сказать, чтобы учоные труды професора пользовались особеннымъ авторитетомъ; это были либо компиляцiи, либо труды не вполнѣ удовлетворительные. Къ тому же на счетъ его самостоятельныхъ работъ ходили разные темные слухи, будто лучшая ихъ часть принадлежитъ не ему, а его бывшему професору. Трудно сказать справедливы ли были эти слухи, – но нѣкоторыя обстоятельства дѣлали ихъ вѣроятными. Положительно оказалось, что статьи, напечатанныя имъ въ русскихъ журналахъ, по большей части были переводами съ нѣмецкаго; конечно, выбирался какой – нибудь второстепенный учоный и къ его изслѣдованiю прибавлялись легкiя замѣчанiя, игривыя подробности. Такъ, переведя съ нѣмецкаго статью «о рукѣ и ногѣ человѣка,» професоръ распространился о ножкахъ Фанни – Эльснеръ, которая въ то время плѣняла петербургскую публику. Позже професоръ издалъ «естественную исторiю земной коры», – и это сочиненiе оказалось на половину заимствованнымъ, на половину переведеннымъ. Професоръ не постарался даже соразмѣрить частей книги; и вышло, что одна часть – такъ сказано было въ предисловiи – предназначалась для женскихъ институтовъ, а другая для университетскихъ слушателей. Это вышло оттого, что одна часть была составлена по краткому нѣмецкому учебнику, а другая по болѣе подробному. О чемъ же заботился професоръ при изданiи книги? – Единственно о сбытѣ. Онъ былъ преподавателемъ въ одномъ изъ женскихъ учебныхъ заведенiй – вотъ ключь къ появленiю книги. Составленная такимъ образомъ книга покупалась студентами и для институтокъ. Разчетъ, оказавшiйся невыгоднымъ.
Въ извиненiе професора приводилось обыкновенно то обстоятельство, что предметъ чтенiй его былъ очень обширенъ. Въ самомъ дѣлѣ, онъ обязанъ былъ читать сравнительную анатомiю, зоологiю, и палеонтологiю – гдѣ тутъ одному управиться! Физiологiи не полагалось по уставу. Но надо сказать, что ни одной части изъ моего курса онъ не читалъ порядочно; читай онъ что нибудь удовлетворительно и студенты навѣрно примирились – бы съ нимъ. Мало этого, въ другомъ высшемъ учебномъ заведенiи (курсъ котораго равнялся университетскому) онъ читалъ минералогiю и геогнозiю; не говоря уже о преподованiи въ институтахъ, о публичныхъ лекцiяхъ и т. п. И во всемъ онъ выдавалъ себя за спецiалиста: онъ былъ и зоологъ, и минералогъ Jack of all trades, and master of none, какъ говорятъ англичане; т. е. малый на всѣ руки и ничего путемъ не дѣлалъ. Это – то шарлатанство и возмущало. Впослѣдствiи, неудовольствiе студентовъ дошло до того, что ходили жаловаться къ попечителю. Попечитель обѣщалъ, что каѳедра будетъ раздѣлена, что пригласятъ адъюнкта, – но эти хорошiя слова остались хорошими словами, не больше.
По убѣжденiямъ професоръ былъ самый крайнiй матерiалистъ; другого такого я не видывалъ. Въ противность другимъ матерiалистамъ, онъ былъ далеко не либералъ. Онъ хотѣлъ быть человѣкомъ положительнымъ; мечтанiй никакихъ не любилъ. Онъ не прямо оправдывалъ даже рабство негровъ: – извѣстно, негры низшая раса и даже междучелюстная кость у нихъ есть. Въ частныхъ дѣлахъ, въ отношенiи къ своимъ крестьянамъ, – но впрочемъ до этого намъ нѣтъ дѣла.
Въ то время, когда двери университета отворились для женщинъ, професоръ явился противникомъ такого безобразiя. Протестъ свой онъ выражалъ весьма оригинальнымъ способомъ. И прежде професоръ былъ не прочь пуститься въ не совсѣмъ умѣстныя эротическiя подробности. Такъ напр. при объясненiи отправленiя блуждающаго нерва, – онъ рисовалъ съ большимъ старанiемъ картину какъ влюбленная дѣвица (дѣйствiе конечно происходило въ саду освященномъ луною) ожидаетъ своего возлюбленнаго, какъ она вздыхаетъ, закатываетъ глаза и т. д. И при другихъ обстоятельствахъ рисовались подобныя – же соотвѣтсвующiя картины. Но какъ только женщины стали посѣщать его лекцiи, – любовь его къ эротическимъ изображенiямъ, по крайнѣй мѣрѣ, утроилась. Приходя на лекцiю онъ окидывалъ своимъ орлинымъ взоромъ аудиторiю, – а, слушательница есть, хорошо – же! «Господа, мы будемъ говорить…
