Александр Амфитеатров - Страждущие мужевладелицы
– A любовь? Когда же я успѣю любить и быть любимой?
И, попросивъ всѣ дѣла свои не уходить медвѣдями въ лѣсъ, опредѣлила себѣ предварительно пройти полный курсъ амурныхъ времяпрепровожденій, a затѣмъ, когда потребность въ личномъ счастьѣ будетъ совершенно удовлетворена, перейти къ устройству благополучія общественнаго, черезъ поступленіе на медицинскіе курсы. Нѣкто Семеновъ (мрачная энергическая фигура, кажется, и впрямь списанная, если не съ дѣйствительнаго лица, то съ легенды о дѣйствительномъ лицѣ) основательно пророчитъ Ольгѣ, что, – покуда, молъ, вы отлюбите, пожалуй, и курсовъ-то для васъ уже не станетъ. Но Ольга упрямо стоитъ на своемъ: сперва полюблю въ полное свое удовольствіе, потомъ поучусь, и выйдетъ y меня всякому овощу свое время.
Нина Ставлина познакомилась съ репетиторомъ Романомъ Безпаловымъ, плѣнилась его кудрями:
– Ахъ, какой мужчина!
Затѣмъ бѣжала съ нимъ подъ сѣнь струй и, вступивъ въ бракъ, принялась вертѣть благопріобрѣтеннымъ кудрявымъ имуществомъ по своей прихоти и усмотрѣнію, что было очень скверно, вредно и какъ авторомъ, такъ и всѣми благомыслящими людьми справедливо осуждается.
Ольга Девичъ встрѣтила бѣдняка-офицера Чарницкаго, влюбиласъ въ его цыганскій профиль:
– Ахъ, какой мужчина!
Мужчина оказался, дѣйствительно, недурнымъ, и не только со стороны цыганскаго профиля. Вотъ очень характерная послѣдовательностъ ихъ любовныхъ отношеній.
Чарницкій не любилъ Ольгу, когда на нее нашло вожделѣніе, чтобы онъ ее любилъ. Ольга сама назойливо объясняется ему въ любви, навязывается ему въ полномъ смыслѣ этого слова. Чарницкій, съ самымъ настойчивымъ благоразуміемъ, указываетъ предпріимчивой дѣвицѣ, что они во всѣхъ отношеніяхъ не пара. И Ольга тоже отлично сознаетъ правоту его. При всемъ томъ, – нѣтъ, хочу, чтобы любилъ, – и люби! Влюбиться въ красавицу, которая упорно вѣшается вамъ на шею, совсѣмъ не долго и не трудно, но Чарницкій, и потерявъ голову отъ влюбленности въ Ольгу, остается честнымъ человѣкомъ; объ понимаетъ весь бредъ связи, въ которую тянетъ его дикая дѣвушка, и употребляетъ всѣ усилія, чтобы отстранить соблазнъ страсти, въ серьезность которой онъ не вѣритъ, a легко воспользоваться ею не хочетъ. Чтобы отвадить отъ себя Ольгу, онъ предлагаетъ ей испытаніе, очень тяжелое, компрометтирующее: придти къ нему во время его попойки съ товарищами. Ольга и на то согласна. Хорошо еще, что Чарницкій хотя и не ожидалъ отъ своей поклонницы столь геройской покорности, все-таки, сохранилъ въ душѣ нѣкоторое сомнѣніе: чѣмъ, дескать, чортъ не шутитъ? Отъ нея станется, вдругъ, возьметъ, да и придетъ? Потому что Ольга, дѣйствительно, пришла, и Чарницкій едва успѣлъ перехватить ее на лѣстницѣ меблированныхъ комнатъ, чтобы скрыть отъ пьяной компаніи. Когда же кто-то изъ товарищей, все-таки, замѣтилъ Ольгу, Чарницкій, до тѣхъ поръ выше всего на свѣтѣ цѣнившій свою холостую свободу, торжественно объявилъ гостью своею невѣстою. Казалось бы, – «что и требовалось доказать».
Не тутъ-то было.
– Возьмите меня, какъ вашу вещь… но никакихъ условій, никакихъ цѣпей… Замужъ за васъ я не выйду никогда… Я не могу измѣнить себѣ… Ахъ, это потомъ, потомъ… У васъ свои цѣли, y меня свои. Зачѣмъ намъ загораживать будущее другъ другу?
Когда Ольга отдалась Чарницкому, онъ умоляетъ ее выйти за него замужъ. Нѣтъ.
Когда о связи ихъ дозналось общество, – по бравадамъ самой же Ольги, – Ольга компрометтирована, Ольга лишается уроковъ и осуждена на нищету, – Чарницкій умоляетъ ее выйти за него замужъ. Нѣтъ.
Ольга беременна. Чарницкій умоляетъ Ольгу обвѣнчаться хоть ради будущаго ребенка. Нѣтъ.
Живутъ вмѣстѣ, гонимые общественнымъ гнѣвомъ, безъ занятій, безъ средствъ, бѣднѣютъ, нищаютъ, голодаютъ, здоровье обоихъ разстроено въ конецъ, y Ольги что-то въ родѣ чахотки, y Чарницкаго что-то въ родѣ аневризма. Ребенокъ ихъ родится, измученный истощеніемъ и нервностью матери еще во чревѣ ея, онъ въ желтухѣ и вскорѣ умираетъ. Все время Чарницкій умоляетъ Ольгу о свадьбѣ. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ.
Почему же, однако, нѣтъ? Не потому ли, что, по взглядамъ Ольги, законный бракъ формальность, пойти на которую значитъ сдѣлать уступки общественнымъ требованіямъ противъ своихъ убѣжденій? Ничуть. Разгадка совсѣмъ иная. Просто – все это: любовь, сожительство, ребенокъ, – въ представленіяхъ Ольги, – дѣло временное. А, отбывъ его, Ольга примется за давно обѣщанное, вѣчное дѣло; приготовится на медицинскіе курсы и будетъ женщиною-врачемъ. Почему нельзя сдѣлать того же, не замучивъ до смерти своего ребенка, a себя и любимаго человѣка до полусмерти, – это тайна Ольги и, обожающей ее, г-жи Вербицкой. Женщинъ-врачей въ Россіи много: огромное большинство изъ нихъ замужнія и дѣтныя, и прекрасное, честное дѣло ихъ отъ того ничуть не страдаетъ, что онѣ по паспорту дамы, a дѣти ихъ пишутся брачными. Изображать женщинъ, изучающихъ медицину, какими-то жрицами свободной любви, презирающими не токмо законные, но даже твердо постоянные гражданскіе браки, и неустанными въ производствѣ внѣбрачныхъ ребятъ, – было до сихъ поръ незавидною привилегіей ретроградной печати, къ которой г-жа Вербицкая, конечно, не принадлежитъ и принадлежать не можетъ. Тѣмъ курьезнѣе сходство идей Ольги о медицинскомъ образованіи съ идеями Мещерскаго, Грингмута и К°. Въ чемъ, собственно, таится опасность и угроза, предчувствуемыя Ольгою своему «дѣлу» въ бракѣ, – постичь весьма трудно. Правда, Чарницкій противъ поступленія Ольги на курсы, но г-жа Вербицкая рисуетъ его такимъ сговорчивымъ и покладистымъ, въ рукахъ Ольги, малымъ, что это препятствіе не можетъ считаться серьезнымъ: Ольга, что хочетъ, то съ нимъ и дѣлаетъ, и съ чѣмъ хочетъ, съ тѣмъ и заставляетъ его мириться, – заставила бы, конечно, примириться и съ курсами.
Что Ольга могла влюбиться въ Чарницкаго, хотя онъ и совсѣмъ другого поля ягода, разумѣется, вполнѣ понятно и непредосудительно: отчего двадцатипятилѣтней дѣвицѣ «съ темпераментовъ» и не влюбиться въ красиваго офицера? Но – вотъ что удивительно: эта поборница свободнаго чувства, эта противница крѣпкихъ любовныхъ цѣпей, оказывается затѣмъ столь же требовательною и убѣжденною мужевладѣлицею, какъ и капризная салонная фея, Нина Безпалова. Разница только въ томъ, что Нина коверкаетъ жизнь молодого талантливаго ученаго, – и всѣ ее за то проклинаютъ, a Ольгу прихоть ея пристроила коверкать жизнь молодого и не очень блестящаго офицера, и г-жа Вербицкая негодуетъ… на Ольгу? Анъ, нѣтъ: на офицера, – какъ онъ смѣетъ, чтобы рукамъ необыкновенной Ольги было трудно ломать его, въ качествѣ живой куклы. Совсѣмъ – «ужъ такъ-то ли мнѣ было жаль тебя, маменька; ты такъ устала, колотя папеньку»…
Да простится мнѣ еретическое мнѣніе: какъ ни плоха жалкая Нина Безпалова, но однимъ своимъ достоинствомъ даже она лучше и человѣчнѣе идеальной Ольги. Она очень глупо повисла на шеѣ своего Романа, загубила жизнъ и свою, и его, по крайней мѣрѣ, безумствуя, чувствовала и сознавала, что это уже – навѣкъ. Вотъ тебѣ, Романъ – я, Нина, на всю жизнь, a ты за это подай мнѣ цѣликомъ всю свою жизнь. Не смѣй отойти отъ меня безъ позволенія. Не смѣй любоваться или даже любезно говорить съ другою женщиною. Не смѣй заниматься любимымъ дѣломъ, разъ оно мнѣ несимпатично. Не смѣй говорить о предметахъ, которые выше моего пониманія. Не смѣй имѣть своихъ знакомыхъ, своей переписки, вкусовъ, взглядовъ, выраженія лица, которое мнѣ не нравится. Изучи мои вкусы, угадывай мои мысли и подчиняй имъ свой бытъ… Ужасно, отвратительно! Но Нина Безпалова даетъ въ этой безобразной программѣ мужу своему хоть то слабое преимущество, что, если любовь жены становится для него могилою, то и она-то сама, Нина, заключается съ нимъ въ могилу – вѣрно, вѣчно, безъ обмана; она потребовала, чтобы онъ увязъ выше ушей въ неразсуждающей, красиво чувственной любви, но и сама ничего, кромѣ неразсуждающей любви, не хочетъ и никогда не захочетъ. Она не уйдетъ отъ Романа ни для кого, ни для чего. Тутъ, какъ ни скверна ихъ супружеская жизнь, – да хоть, что называется, оба квиты. Между тѣмъ Ольга, чей любовный и ревнивый деспотизмъ г-жа Вербицкая изобразила гораздо болѣе рѣзкими и реальными красками, чѣмъ г-жа Шапиръ любовный и ревнивый деспотизмъ Нины, не оставляетъ своему возлюбенному даже и такого плачевнаго утѣшенія. Ея любовь – также могила для любимаго человѣка, но вырытая только на одно мѣсто, односпальная. Сама Ольга спускается въ могилу на время, a не навсегда. Отлюбитъ какой-то угодный и удобный ей срокъ, a потомъ, – къ «дѣлу». Дѣло выше Чарницкаго. Это, конечно, звучитъ честно и хорошо. Но Чарницкій-то, сходясь съ Ольгою, вовсе не разсчитывалъ быть ангажированнымъ только на время любви, съ перспективою безсрочнаго отпуска въ недалекомъ будущемъ, – иначе, сколь Ольга ни обольстительна, онъ отъ ангажемента ею въ первые любовники, навѣрное, уклонился бы. И Романъ Безпаловъ, и Чарницкій любятъ своихъ взбалмошныхъ женъ крѣпко, a тѣ превращаютъ существованіе супруговъ въ адъ, хотя и сотканный изъ поцѣлуевъ.
