Александр Верховский - Исламофобия после 11 сентября
Запад сегодня имеет полное право считать, что каждый мусульманин – потенциальный террорист,… поскольку весь исламский мир последует за своими радикальными лидерами – однозначно.
Мы не приводим пассажей, весьма обидных для мусульман или отдельных народов, во множестве встречающихся у Осетинского. Но не удивились, когда по запросу депутата Гаджимурата Омарова Тверская прокуратура Москвы провела расследование и возбудила в ноябре уголовное дело по ст. 282 УК (возбуждение национальной и религиозной вражды), а сотрудники интернет-агентства «Ислам.Ру» подали гражданский иск по тому же поводу[10] . И ответные объяснения Осетинского[11] не прозвучали, на наш взгляд, достаточно убедительно.
Предваряя вторую часть статьи, заместитель главного редактора Георгий Бовт сформулировал посылку для дискуссии:
Если что-то сильно не нравится и тревожит – это не значит, что об этом надо обязательно молчать. Рост националистических настроений во всем мире – не только в России – во многих случаях также проходит под молчание официальных властей. Выяснилось, что остывшие от идейных боев «холодной войны» державы и их лидеры в большинстве своем оказались не готовы к новым вызовам времени. А готовы лишь к заклинаниям, что, мол, Сэмюэль Хантингтон не прав и никакой такой «войны цивилизаций» нет и не предвидится[12] .
При этом Бовт не выразил одобрения тому варианту новой стратегии, который предлагает Осетинский. Какие же другие варианты были опубликованы после этого «Известиями»?
Уже параллельно с публикацией первой части статьи была представлена и реплика Семена Новопрудского, который доказывал, что тотальная антиисламская война «по Осетинскому» либо провалится, либо приведет к одичанию, не меньшему, чем у бен Ладена. Правда, Новопрудский признавал, что искоренить мировой терроризм более дифференцированными методами почти невозможно[13].
Правозащитница Лидия Графова не вступила в полемику по существу, но сделала два важных замечания. Во-первых, нагнетание агрессии всегда вызывает ответную агрессию, так что воинственная риторика Осетинского деструктивна. Во-вторых, примерно 70% иммигрантов в Россию – это этнические русские, но и они встречают весьма неласковый прием и у властей, и у местного населения; так что ксенофобия к «пришлым» гораздо шире антиисламской ксенофобии[14].
А вот востоковед Алим Гафуров полностью поддержал Осетинского в том, что ислам в целом враждебен ценностям демократии и свободы.
Мировое сообщество должно объявить ислам «религией нон грата» со всеми вытекающими для исламистов последствиями[15]
Гафурову ответил «сам» Евгений Примаков, утверждавший, что опасность представляют только фундаменталистские течения в исламе, да и они могут эволюционировать к демократии, пусть и не такой, как западная, если не будут сведены к экстремизму самой ситуацией жесткого противостояния Запада и мира ислама[16] . (Прогноз известного арабиста – либо очень смелый, либо очень дальний, но, возможно, для Примакова это был всего лишь способ лишний раз выступить против США.)
Но так и не последовало никакого ответа на собственно аргументацию Осетинского, статья которого ценна именно включением всех обыденных аргументов в пользу тотального противостояния иммиграции и исламу. И это отсутствие ответа – очень важный итог (может быть, промежуточный) полемики в «Известиях».
Если же сузить тему с глобальной до российской, то тут уже у Осетинского намечено сближение исламской, чеченской и иммигрантской «угроз». Соответственно, основным содержанием статьи Графовой стали описания страданий чеченских беженцев и гражданского населения в Чечне. И будто в ответ на это через неделю была опубликована (сразу после захвата «Норд-Оста», но подготовлена-то, наверное, раньше) статья с живописанием нападений чеченцев на русских в разных концах страны[17] . А Максим Соколов[18] и диакон Андрей Кураев[19] доказывали потом, что этническое даже важнее религиозного, что у терроризма есть вполне определенные этнические предпосылки и против «чеченской угрозы» нет иного средства, кроме целенаправленного и продуманного давления со стороны Империи. Так что и здесь радикальным рецептам и доходчивым объяснениям Осетинского не нашлось представительной альтернативы, а лишь сместился фокус ксенофобии.
* * *Пример полемики в «Известиях» показывает (хотя и не доказывает, наверное), что в обществе на самом деле уже вполне сложилось отчетливое представление о страшной цивилизационной угрозе, а также о решительных и жестоких методах противодействия ей. А вот не столь упрощенные объяснения и не столь упрощенные рецепты представлены крайне слабо.
То же состояние умов, надо полагать, свойственно и аппарату государства. Различие же в том, что государство даже и помыслить не может о «войне цивилизаций» и тому подобных суперконцепциях. Соответственно, выдвигаются концепции частные, то есть государство стремится устранить непонятную, но грозную опасность по частям, и само по себе такое поведение вполне разумно. Можно выделить два частных решения – жесткое регулирование миграции и манипулирование структурами российского ислама.
Тема миграции весьма обширна и заведомо выходит за рамки данной статьи. Отметим только, что в политике ограничения иммиграции (законной и незаконной) можно усмотреть и действие антиисламских предрассудков. Например, трудно рационально объяснить, почему подмосковный губернатор Громов в связи с захватом «Норд-Оста» чеченскими террористами решил депортировать из области проживающих там без регистрации таджиков[20] . Можно только предполагать, что, учитывая новейшую историю Таджикистана, власти ожидают увидеть среди таджиков бывших или нынешних боевиков-исламистов. Да, это возможно, но вопрос регистрации здесь явно не при чем, так что последовательным выводом была бы депортация всех таджиков поголовно. То же относится и к выходцам с Кавказа, из Узбекистана и т.д. – прямо по Осетинскому. Конечно, власти не планируют тотальных депортаций, но акциями, подобными подмосковной, культивируют подозрительное отношение к иммигрантам (или даже к российским гражданам), исповедующим ислам.
Перспективным направлением противодействия экстремизму под религиозными лозунгами является укрепление наиболее толерантных и интегрированных в систему течений и структур ислама; в идеале – обеспечение им полного доминирования. Хотя все, разумеется, отдают себе отчет в колоссальной сложности такой задачи.
Задача распадается на две – пресечение реального исламизма и поощрение противостоящих ему тенденций. В Кремле, разумеется, понимают, что одними спецоперациями милиции и ФСБ в мечетях успеха не добиться. Тем более, что спецоперации эти часто больше обижают невинных, чем выявляют виновных в антиконституционной исламистской деятельности[21] . Так что важнее проводить политику поощрения и упрочения лояльности.
Одним вариантом такой политики является проект «русский ислам», который развивает группа экспертов в окружении Сергея Кириенко – Сергей Градировский, Петр Щедровицкий и др. Смысл словосочетания «русский ислам» – не в русификации исламской практики и не в мусульманском прозелитизме среди этнических русских (как любят писать оппоненты Градировского), а в выстраивании под патронажем власти национальной мусульманской школы, которая стала бы для мусульман страны большим авторитетом, чем приезжие учителя из арабских стран, среди которых могут попадаться (и попадаются) и настоящие исламисты. К тому же «русский ислам» был бы лоялен российской государственности, чего трудно ожидать от значительной части нынешнего поколения активных молодых мусульман, учащихся на иностранные деньги по иностранным учебникам или просто за границей. (Само по себе обучение в Каире или Багдаде, конечно, не делает человека автоматически ни антипатриотом, ни экстремистом, но невозможно отрицать, что образовательная среда может быть в этом смысле более или менее патогенной.)
Ориентируются при этом советники Кириенко, естественно, на приволжских муфтиев, многие из которых, в свою очередь, входят в Совет муфтиев, возглавляемый Равилем Гайнутдином. Этот вариант предполагает вовлечение весьма плюралистичной среды Совета муфтиев. Есть там и довольно радикальные элементы – стоит вспомнить хотя бы Нафигуллу Аширова, – так что в «русском исламе» могут найти себя и те, кто стоит совсем близко к исламизму. С одной стороны, это хорошо, ибо включает их в сферу контроля, с другой же стороны, опасно, ибо государственный контроль всегда неглубок и за казенный счет можно воспитать террористов не хуже, чем в иных пакистанских медресе. Возможно, поэтому «русский ислам» пока почти не вышел за пределы Приволжского округа.
