Отто Лацис - Термидор считать брюмером... : история одной поправки
Так–таки никто и ни словом?
Раскрываю статью И. Клямкина («Новый мир», 1987, № 11): «…победили тогда сильнейшие, и никто, кроме них, победить не мог, потому что другого «проекта застройки» нашей улицы, способного конкурировать с коллективизацией, в ту пору не было». А о чем, как не о плане, говорит сам заголовок статьи И. Клямкина «Какая улица ведет к храму?». Вся статья посвящена анализу первоначального плана социалистической постройки, и анализу очень интересному, как бы ни относиться к авторской концепции. О сложностях первоначального плана пишет и А. Нуйкин. В шестой книжке «Знамени» за 1988 год и я писал: «Состояние не очень устойчивого равновесия — притом не на момент, а на длительный период — создавал неизбежно и план перехода к социализму, названный новой экономической политикой».
Кто в силах уследить за нынешним–то потоком политической публицистики? Кто в силах запомнить подробности каждой из прочитанных статей? У кого достанет времени проверить точность интерпретации? И А. Ципко без больших усилий демонстрирует свою смелость на фоне чужой несмелости, пересказывая других авторов «с точностью до наоборот». Мне, например, настойчиво приписывается некая антикрестьянская линия: у меня–де крестьяне плохие, мелкобуржуазные, тогда как рабочие сплошь безупречные, я будто бы исследую такие пустяки, как процентное соотношение рабочих и крестьян в партии. И уж совсем откровенная передержка — будто я высказался не в пользу коллективного хозяйствования вообще, а именно в пользу таких колхозов, какие создал Сталин. Но достаточно перелистать статью «Перелом», чтобы увидеть, что в ней исследуются недостатки, и прежде всего мелкобуржуазность, не крестьян, а части рабочих, исследуется процентное соотношение в партии не крестьян и рабочих, а новых и старых ее членов, а к сталинским колхозам отношение определенно отрицательное. Да, недостатки рабочего класса связаны были, по моему мнению, с форсированным перекачиванием крестьян из деревни в город. Но это недостатки не крестьян во крестьянстве, а бывших крестьян, не ставших и рабочими, так что вывод мой прямо противоположен тому, что навязывает мне А. Ципко. Вот как это делается.
Из моей статьи «Перелом»:
«Мы не найдем ответа, пока будем мыслить в категориях, привычных по сталинским речам: черное — белое без оттенков, рабочий — мелкий собственник без промежуточных переходов, причем рабочий — непременно человек без недостатков».
Из статьи А. Ципко «Истоки сталинизма»:
«Если, к примеру, О. Лацис из своего убеждения в абсолютной политической устойчивости и экономическом реализме промышленного рабочего класса черпает все свои политические обвинения в адрес выходцев из деревни, то почему Нина Андреева из этого же мировоззренческого источника не может черпать свою неприязнь к интеллигенции…»
Впрочем, для читателей не столь важно, кто первым выразил здравую мысль. Если бы все сводилось лишь к «неточностям» интерпретаций, можно бы и махнуть рукой: все равно на таких приемах далеко не уехать в науке. Другое не позволяет пройти мимо: провозгласив решимость анализировать исходную революционную доктрину, А. Ципко тут же уклонился от весьма трудоемкого анализа, к которому обязывает реализация его очень серьезного намерения. Вместо этого он заявляет, будто Сталин никакого отхода от марксистско–ленинской революционной доктрины не совершил, и только недостаточная смелость мысли мешает современным авторам признать: Сталин выполнил то самое, что и замышляла ленинская партия.
Вспомним, что именно выполнил Сталин. Срыв ленинской политики «смычки», замена добровольного кооперирования насильственной коллективизацией, высылка миллионов раскулаченных (не только кулаков), обрекшая многих из них на гибель. Срыв первого пятилетнего плана, замедление индустриализации в результате «подхлестывания» экономики, предвосхитившего маоистский «большой скачок». Удушение голодом нескольких миллионов крестьян уже в колхозах. Беззаконные репрессии против миллионов советских людей всех слоев общества, включая большинство лучших представителей интеллигенции, большую часть руководителей партии, государства, армии, органов госбезопасности. Убийство ко- минтерновцев, руководителей многих зарубежных компартий. Высылка целых народов. Срыв политики единого фронта против фашизма в западноевропейских странах, натравливание коммунистов против социал–демократов… Букет не полон, но для начала разговора достаточно и этого.
Может быть, А. Ципко открыл неизвестные доселе документы, показывающие, что марксистско–ленинская революционная доктрина все это предполагала? Нет, аргументы гораздо проще. А. Ципко просто заявляет, что Сталин был типичным марксистом. Вот примеры.
«…Сталин как личность сформировался в марксистской среде, как мог в силу своих способностей и подготовки осваивал теоретическое наследие классиков, в целом никогда не выходил за рамки азбучных истин марксизма в своих статьях и речах». «Представления Сталина о социализме, о его первоочередных задачах не могли существенно отличаться от того, что мыслили и думали об этом другие марксисты его эпохи, ибо в основе этих представлений лежали одни и те же социальные и философские идеи». «Наши публицисты почему–то забыли, что Сталин не просто создавал свое царство, укреплял свою единоличную власть. Он ведь преобразовывал социальную структуру общества, быт людей, строил социализм в соответствии с предначертаниями теории, пытался как мог ускорить движение России к коммунизму, начатое в октябре 1917 года».
Видимо, чувствуя уязвимость аргументации, А. Ципко все–таки делает оговорку (ссылаясь на газетное выступление Д. Затонского): «Представление о партии как об «ордене меченосцев», низведение простых людей до функции «винтиков», идея, что по мере продвижения к высотам социализма нас ждет обострение классовой борьбы, — вот, пожалуй, и все явственные теоретические отклонения Сталина от духа марксизма–ленинизма». Такой вот пустячок. Между тем одна эта оговорка опрокидывает всю пирамиду красноречия А. Ципко, подставляющего на место сталинизма марксизм. Ведь именно марксизм провозгласил свободное развитие каждого условием свободного развития всех, — легко понять, что одно лишь низведение людей до функции «винтиков» (то есть превращение человека из цели в средство) уже начисто вычеркивает Сталина из рядов марксистов. Стоит также вспомнить, что стояло за идеей «обострения классовой борьбы».
чтобы понять, сколь далеко уводило от марксизма и это «теоретическое» новшество. Стоит, наконец, вспомнить, что именно расширением демократии в партии Ленин надеялся (хоть это и не было сделано) компенсировать ограничение демократии в государстве, чтобы по достоинству оценить и масштаб катастрофических последствий тезиса о партии — ордене меченосцев.
Пожалуй, если взять оригинальные теоретические произведения Сталина (оставив в стороне те, где он с большей или меньшей степенью искажения и огрубления пересказывал Ленина), то легче назвать те, которые выдерживают критику с марксистских позиций. Едва ли не единственный такой труд — его ранняя статья по национальному вопросу (в отношении которой, правда, невозможно сейчас установить, какова была степень участия в работе Бухарина, помогавшего Сталину, поскольку тот не знал немецкого языка, а браться за теоретическую статью на эту тему без знакомства с трудами австрийских марксистов было немыслимо). Однако в данном случае вопрос не в том, много ли отклонений от марксизма можно «насчитать» в сочинениях Сталина. Ведь предмет исследования А. Ципко не арсенал маскировочных средств, а сама сущность политики Сталина — истоки сталинизма. За этой темой добросовестный историк не может не видеть трагедию революции, трагедию народа, личные трагедии миллионов, и попытка свести разговор к наличию или отсутствию теоретических ошибок в сочинениях организатора преступлений лежит не только за пределами науки, но, думаю, и за пределами нравственности.
В государстве, рожденном великой революцией, вдохновлявшейся самыми передовыми идеями, сумел захватить власть человек с психологией пахана бандитской шайки. Фокусы, в том числе и «теоретические», которые он при этом применял, конечно, должны быть исследованы со всем вниманием. Но описанием пропагандистских масок политического иллюзиониста нельзя заменить изучение реального содержания его политики. Все это никак не приблизит нас к ответу на главный вопрос: как и почему сталинщина стала возможной?
Напротив, отдалит. И даже снимает самый вопрос — что и требуется сталинистам. «Сталин — это Ленин сегодня», — учили нас в школе. Естественно, это говорилось в похвалу Сталину. Сталин — адекватный выразитель марксизма–ленинизма своего времени, говорит А. Ципко, как и некоторые другие. От ортодоксальных сталинистов их отличает лишь знак — минус вместо плюса. Они отождествляют сталинизм с марксизмом–ленинизмом не в похвалу Сталину, а в осуждение марксизму–ленинизму. К одному искажению исторической ретроспективы добавляется другое, а с точки зрения оценки сталинизма итог тот же: Сталин не виноват.
