Игорь Бэлза - Чудный гений
______________
* Здесь и далее дневник Гофмана цитируется в переводе О.К.Логиновой.
К теме этой, входящей в комплекс проблем синтеза искусств, Гофман возвращался не раз. Но до продолжения "литературной карьеры" было еще далеко. И в Плоцке он, отдавая, как всегда, много времени службе в суде, сочинял, задумывал новые произведения, слушал музыку и размышлял о ней. В эти годы он написал, в частности, мессу для солистов, хора и оркестра.
Жизнь в Плоцке явно тяготила Гофмана, и он с радостью воспринял в марте 1804 года известие о переводе его в Варшаву в качестве советника прусского верховного суда. В "городе Сирены", как называли ласково поляки свою столицу, в гербе которой красовалась легендарная покровительница города, всплывавшая на защиту его из вод Вислы, в те годы шла, как и во многих других городах, принудительная германизация, затруднявшая развитие польской культуры.
Борьба за это развитие, тем не менее, продолжалась польскими патриотами. Среди ее участников выделялся Войцех Богуславский (1760-1829) актер, режиссер, драматург, прозванный "отцом польского театра". Он привлек к работе в труппе, которую возглавил, актеров, певцов, инструменталистов, а также создателя первой польской композиторской школы - композитора, дирижера и теоретика Юзефа Эльснера (1769-1854), будущего учителя Шопена.
Именно Эльснер помог Гофману приобщиться к деятельному участию в музыкальной жизни польской столицы. Уже в 1805 году в июльском выпуске "Собрания прекрасных произведений польских композиторов", которое готовилось и редактировалось тем же Эльснером, была опубликована ля-мажорная соната для фортепиано Гофмана. То была единственная из его сонат (точного количества их мы не знаем), изданная при жизни композитора.
Не только публикацией сонаты ознаменовался варшавский период жизни Гофмана, а и исполнением многих его произведений. Так, 6 апреля 1805 года труппа Богуславского показала премьеру двухактного зингшпиля "Веселые музыканты", написанного Гофманом на текст Клеменса Брентано. А в следующем сезоне установившая дружеские связи с Богуславским труппа Карла Деббелина, которая в Познани, как уже говорилось, исполнила зингшпиль Гофмана "Шутка, хитрость и месть", поставила еще один его зингшпиль - "Непрошеные гости, или Каноник из Милана".
Инструментальные сочинения Гофмана также звучали в Варшаве, где была впервые исполнена его единственная симфония. Дирижировал премьерой сам автор, под управлением которого организованный им оркестр играл также произведения Моцарта, Гайдна, Глюка, Бетховена, Керубини и других авторов. В качестве композитора и дирижера этого оркестра часто выступал и Эльснер. Симфоническая музыка исполнялась по пятницам, а в программы воскресных концертов входили отрывки из опер и ораторий. В этих концертах Гофман принимал участие в качестве не только композитора и дирижера, но и певца. Его звучный тенор варшавяне слышали и во время богослужений в костеле святого Бернарда (в 1802 г. композитор перешел в католичество), а также в храме Антония Падуанского, расположенном на Сенаторской улице, неподалеку от Мальтийского дворца (называвшегося тогда по имени владельцев дворцом Мнишков), где помещалось "Музыкальное собрание" - общество, одним из основателей и руководителей которого стал в августе 1806 года Гофман, собственноручно расписавший стены некоторых помещений дворца, в том числе Египетского кабинета. При перестройке дворца в 1824 году росписи эти были в значительной части утрачены. А в 1944 году, невзирая на то что над дворцом было поднято знамя Ордена мальтийских рыцарей (госпитальеров) с известным всему миру восьмиконечным крестом (так как там помещался госпиталь Ордена, с XI века заботившегося о больных и раненых), здание было подвергнуто фашистами ожесточенной бомбардировке и разрушено, причем под развалинами погибли как все раненые, находившиеся в госпитале, так и рыцари Ордена, не пожелавшие их покинуть. То было поистине одно из самых позорных преступлений гитлеровцев...*
______________
* Как говорили мне польские друзья, на восстановленном после войны здании, где помещается ныне посольство Бельгии, предполагается установить мемориальную доску.
Возвращаясь к Гофману, напомним, что все его компетентные биографы подчеркивают ту огромную роль, какую в его жизни и творчестве сыграло пребывание в Варшаве. Этот короткий период не ограничивался только разносторонней деятельностью в области музыки. Здесь нелишне отметить, что мнение о превращении польской столицы в захолустье после утраты страной государственной независимости высказывается обычно с излишней категоричностью. Разумеется, в трагические годы разделов Польши развитие культуры растерзанной страны было сильно затруднено, но все же никогда не прекращалось полностью. В этом Гофман удостоверился, знакомясь с деятельностью "первой польской академии", как варшавяне с гордостью называли основанное в 1800 году "Общество друзей науки". В этом же убедили его встречи и творческие контакты с Богуславским и Эльснером, а также их отношение к нему, отразившее стремление польской творческой интеллигенции к развитию международных культурных связей. Именно в Варшаве Гофман познакомился с произведениями немецких писателей-романтиков, которыми, так же как и новинками французской литературы, живо интересовалась польская общественность.
Часто и охотно беседовал Гофман в Варшаве со своим соседом, сослуживцем и будущим биографом, асессором Юлиусом Эдуардом Итцигом (Хитцигом), значительно содействовавшим его знакомству с развитием немецкой романтической литературы, которую он хорошо знал, так как перед тем, как обосноваться в Варшаве, провел несколько лет в Берлине, встречаясь там с писателями и слушая лекции о литературе и искусстве Августа Вильгельма Шлегеля.
Сильное впечатление произвели на Гофмана прочитанные им тогда произведения таких писателей-романтиков, как Вильгельм Генрих Вакенродер (1773-1798) и его друг Людвиг Тик (1773-1853), а более всего, разумеется, Фридрих фон Гарденберг (1772-1801), прославившийся под псевдонимом Новалис. Объединяет названных нами авторов, а также многих других романтиков их отношение к музыке как к великому искусству, обладающему великой силой возвышать и облагораживать человека, помогать ему познавать тайны бытия и законы, управляющие им, законы, по выражению Гумилева, "умных чисел", передающих "все оттенки смысла".
"Сердечные излияния монаха, любителя искусств" Вакенродера, так же как его "Фантазии об искусстве", не могли поэтому не привлечь внимания Гофмана. Эрвин Кроль в начале 20-х годов нашего века отмечал, что монах Йозеф Берглингер, герой "Сердечных излияний", может считаться одним из предков капельмейстера Крейслера. Но и Людвиг Тик, опубликовавший обе книги своего рано умершего собрата и включивший в них и свои литературные опыты, также вошедшие в историю возникновения и развития романтического направления, ставил музыку выше всех других видов искусств. "Как восславить мне тебя, о неземное искусство!" - этот восторженный возглас вырывается у писателя в статье "Звуки", в которой он выражает далее уверенность, что "человека с великой душой" "музыка, как язык более темный и тонкий, будет чаще удовлетворять, нежели язык слов" (перевод А.В.Михайлова). Самый крупный и яркий представитель раннего романтизма Новалис вошел в историю литературы прежде всего как автор оставшегося незаконченным из-за его смерти романа "Генрих фон Офтердинген" и - тем самым - концепции "поисков голубого цветка", ставшего символом романтического идеала, в мечтах о котором скитается по свету рыцарь фон Офтердинген. Известно, что его поиски Новалис хотел завершить образом рыцаря, склонившегося перед гробом Матильды, в котором покоится голубой цветок.
Долгая жизнь, быть может, даже бессмертие суждены были удивительному цветку. Поиски его в представлении создателя этого романтического символа были как бы продолжением поисков святого Грааля, легендарной чаши, в которую тайный ученик Христа Иосиф Аримафейский собрал кровь Учителя, благодаря чему сосуд приобрел целительную силу, став драгоценной реликвией, на протяжении веков фигурирующей во многих преданиях, произведениях литературы и искусства, - достаточно напомнить "Лоэнгрина" и "Парсифаля" Вагнера. Образ Грааля и окружающих его рыцарей-хранителей постепенно лег в основу не только легенд, но и этических концепций.
Стремление к добру воплотилось в идеалах "американского Гофмана", как иногда называли великого поэта Эдгара По, незадолго до своей трагической смерти (1849) создавшего стихотворение "Эльдорадо", положившее начало романтическим "поискам Эльдорадо". Именно этот шедевр, а вовсе не "золотая лихорадка", охватившая Америку, дал название романтическим "поискам Эльдорадо", восходящим, так же как "поиски голубого цветка", к далекому прошлому, - не только к легендам о святом Граале, но даже, по всей вероятности, как полагал знаменитый русский востоковед академик Б.А.Тураев, к Древнему Египту, где зародился культ Маат - богини красоты и добра, иными словами, наиболее ранняя этико-эстетическая концепция. Недаром немецкие романтики придавали такое значение изучению истории культуры и погружались в глубь веков!
