Иван Неручев - Большой вопрос
Председательствующий, член городского суда Павлова, как будто соглашается с этими излияниями Великанова и просит ответчицу, Ольгу Константиновну Великанову, подробно рассказать суду, что произошло в ее семье. Павлова почти не скрывает своего внимания к Великановой. Материалы судебного дела характеризовали Ольгу Константиновну лучше, чем ее мужа.
Великанова близко подошла к столу. Она держалась внешне спокойно, с полным достоинством.
Что ж, можно было бы согласиться с настойчивым требованием мужа развестись, разорвать многолетний брачный союз. Уязвленное самолюбие толкает ее именно на этот шаг. Но она не даст согласия на развод. Прежде всего, она не имеет на это морального права. И не только из-за трехлетнего сына Виктора. Нет! Виктор не пропал бы и без отца. Не пропала бы и она без мужа. В нашей стране никто не пропадет, никто не затеряется. Не в этом дело. Она отстаивает свою семью по другим соображениям.
За исключением двух последних лет, в их семье была любовь, взаимное уважение и дружба. Кто же виноват в том, что они стоят сейчас перед судом?! Тяжелый вопрос. Обычно женщины в ее положении думают, что во всем виновата другая женщина… Да, и она имеет основания так думать. И всё же причина не в этом.
Суду известно, что она и он — однолетки, вместе кончили институт, вместе на фронте провели войну, обоих правительство отметило наградами. После демобилизации они поступили на металлургический завод: он начальником ведущего цеха, она — сменным инженером в один из подсобных цехов. Всегда и везде они были вместе и рядом. Пожалуй, впервые она почувствовала себя не рядом с мужем, а позади него, когда ее цех не выполнил плана. Муж решил помочь «отстающей». При горячем участии мужа и его сотрудников она выправила цех и через год шагнула так далеко, что ее имя было названо в числе трех кандидатов на должность заместителя главного инженера завода. Вероятнее всего, она и заняла бы эту должность, если бы не беременность. Она ушла в декретный отпуск, а когда после родов вернулась к работе, ее пригласили возглавить цех мужа, которого перевели на должность заместителя главного инженера завода. Уход за ребенком взяла на себя ее мать.
Жизнь завода захватила Великанову. Часто до поздней ночи задерживалась она на собраниях и совещаниях. Не совсем нормальная жизнь, теперь она это понимает, а тогда не понимала, считала такой образ жизни вполне допустимым. Через некоторое время она узнала, что муж ухаживает за молоденькой работницей. Хотела объясниться. Самолюбие не позволило. И вдруг муж сам ей признался, что увлечен «другой». Она ничего не сказала, не упрекнула ни единым словом. С тех пор о личном они не говорили, да и вообще не говорили ни о чем, избегая друг друга, словно чужие или враги.
Она будет здесь, в суде, откровенной: желание, мужа оставить семью, оставить сына и связать свою судьбу с другой женщиной потрясли ее. Почему она перестала быть для своего мужа подругой? Что заставило его, умного и, насколько ей известно, честного человека, так жестоко поступить с семьей, разрушить долголетнюю любовь? Ее обожгло неожиданное предположение: нет ли в том, что произошло, ее собственной вины?
В то время она еще не могла вразумительно ответить на этот вопрос, не понимала всех своих промахов. Возможно, мешало задетое самолюбие… Решила вернуть к себе внимание мужа, стала нарядней одеваться, чаще посещать театры, много читала. На всё, оказывается, можно найти время, его хватает и для работы, и для культурных развлечений… Жаль только, что муж не заметил ее усилий, ее искреннего желания перестроить свою жизнь, свой быт. Должно быть, он далеко уже зашел в своих чувствах к другой женщине.
Неполадки в семье дурно влияли на ее работу. Не лучше обстояли дела и у мужа, хотя он храбрился, старался быть спокойным, веселым. В его работе тоже появлялись одна трещина за другой. Авторитет его падал.
Как же так получилось: и он и она, умудренные опытом, руководители крупного завода, — запутались в личной жизни? Какой позор!.. Вот почему она решила проследить весь свой путь, всё взвесить, критически оценить каждый свой поступок. Она не хочет кривить душой здесь, в суде.
Да, она хорошо изучила производство, сложнейшие машины, чувствовала, можно сказать, дыхание любого механизма. А вот самый сложный механизм — человека — оставила без внимания. Она забыла мужа и семью. Интересы ее сосредоточились только на заводе, всё остальное казалось ей менее важным. Но когда это другое она стала терять, она поняла, что без этого другого ей не прожить… Как она могла забыть мужа, забыть, что у него есть желания и потребности, которые может удовлетворить только любящая женщина, жена? Как она могла забыть, что у них есть ребенок, которого надо воспитывать, — всё забыла, увлеченная своим делом. А ведь по существу многое из того, что она называла делом, было суетней: лишние совещания, заседания, пустые и никому не нужные дебаты — всё это можно было вычеркнуть из рабочего графика и отдать время семье, быту. Ее работа на производстве нисколько не пострадала бы, наоборот — выиграла бы! Это было бы умное, умелое сочетание быта с любимой работой на заводе. К большому своему огорчению и стыду, она этого тогда не понимала. Вот в чем ее ошибка! Если ей удастся отстоять семью, она этой ошибки не повторит.
Возможно, у мужа есть к ней другие претензии, — пусть скажет, она выслушает, она сделает всё, что будет на благо их семьи, потому что она всё еще любит его, очень сильно любит. Если суд позволит, она расскажет об одном своем письме.
Письмо это она писала долго, несколько ночей провела над ним. Она вложила в него всё лучшее, что имела в своем сердце. Она знала, что не отправит письма по назначению. Разве можно отвлекать личными вопросами человека, озабоченного судьбами тружеников всего мира? И всё же, она написала…
— Прочтите суду письмо! — попросила Павлова.
— У меня нет его с собой, к сожалению.
— Мне кажется, вам трудно говорить, вы волнуетесь.
— Да, я волнуюсь. На моем месте нельзя не волноваться.
— Может быть, сделать перерыв?
— Нет, не надо. Я постараюсь быть спокойной.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Спасибо. Содержание письма сводится к следующему. У нас теперь не спорят о том, будет или не будет коммунизм. Мы видим коммунизм, строим его собственными руками. Но коммунистическому обществу нужен и коммунистически воспитанный человек. В коммунизм морально уродливых людей не пустят. Это истина.
И вторая: новый человек с неба не свалится, его надо создать своими усилиями на своей родной земле. Каждый из нас должен работать над собой, все мы должны помогать друг другу.
И вот у меня возник вопрос: «Почему в нашей стране нет закона, который карал бы серьезным наказанием виновных в нарушении устоев советской семьи? Правда, в этой области всё сложно и противоречиво. И первая я подпала бы под действие этого закона. Ведь я сама виновата в разрушении своей семьи, я лишила семью ее цемента — любви, взаимного внимания… хотя формально как будто виноват Павел Павлович…»
— Скажите, — спросила Павлова, — в чем же вы лично находите выход?
— Надо сделать так, товарищ судья, чтобы среди всех нас, во всех наших общественных организациях царил дух недоброжелательности и презрения к тем, кто уродует быт, разрушает семью. Это очень помогло бы людям, которые, подобно нам, сбились с дороги, и которые, я уверена, могут вернуться на правильный путь.
Ольга Константиновна умолкла. Она не была довольна своими объяснениями. Не попросив разрешения у суда, она опустилась на скамью.
— Уточните, истец, причины, которые побудили вас просить о разводе, — обратилась Павлова к Великанову.
— Я еще раз прошу суд избавить меня от этого. Я не только истец, как вы назвали меня, но и… человек!
— Вы пришли в суд с определенными исковыми требованиями. Потрудитесь же обосновать их гласно.
— Воля ваша. Только я ничего нового сказать не могу.
Великанов посмотрел на жену и продолжал, понизив голос почти до шёпота:
— Мы перестали любить друг друга.
— Вы же слыхали, что́ заявила ваша жена, — заметила Павлова. — Она и теперь продолжает любить вас.
— Об этом я узнал здесь впервые.
— Очень плохо! — сухо заметил один из народных заседателей.
— Возможно, что и плохо. Но в вопросах любви не должно быть никаких принуждений. Причины, по которым мы стали отходить друг от друга, она назвала правильно: у меня появилась потребность в отдыхе, захотелось домашнего уюта. Но кому его создать, если Ольга Константиновна находится в таком же положении вечной занятости, как и я? Ей, конечно, не до меня. Я и требовать, конечно, от нее ничего не мог, язык не поворачивался. Самому взяться, — сам устал. А кому, понимаете, приятно, если нет разницы между заводской и домашней обстановкой?!
