Юрецко Норберт - Условно пригоден к службе
Я чувствовал себя польщенным, и заинтересованно спросил, почему выбор пал именно на меня. – Ведь точно есть пара людей в Пуллахе выше меня и по должности и по опыту, которых следовало бы выбрать в первую очередь. Гассинг показал через плечо большим пальцем на Арнштайн, который нервно смотрел в окно и пытался насвистывать какую-то песенку. Он делал вид, что ничего не слышит, и избегал встречаться со мной взглядом.
– Есть какие-то сведения из Службы? В нашем домашнем гнездышке должны же они иметь преставление о том, что планируют русские. Мои вопросы вызвали новый приступ гнева у Арнштайна. Он выпалил: – Ничего ни не знают, как всегда. Совсем ничего. Они там знают только, когда получат повышение по службе и когда кончается рабочий день. Возможно, они даже не знают, что русские выводят войска.
Вот таким я его знал. Когда разговор касался дела, он никогда не скрывал своих чувств. И если нужно, то не стеснялся и крепких выражений. Во мне усиливалось впечатление, что здесь что-то не так.
Когда мы уже проехали Международный Конгресс-центр (ICC) и выехали на автобан Авус, Арнштайн все еще кипятился. – Господин Гассинг, расскажите теперь Даннау об этих пуллахских сонях. Нам тут нужно заниматься совершенно безумными делами, но их там это дерьмо совсем не интересует. Никакой поддержки от них нет. – Ну, так уж вам не стоит говорить, Герт. Но на самом деле есть очень серьезные трудности, с которыми нужно справиться. Мы над этим работаем. Арнштайн печально кивнул.
За это время мы уже проехали по городскому автобану до съезда на Хюттенвег и катили через Грюневальд по направлению к Клэйаллее. Мы свернули налево и через 300 метров снова направо. На уровне Тиль-парка повернули налево на улицу Фёренвег. Местность, где чередуются дорогие виллы и военные учреждения. Я чувствовал, как колотится мое сердце. Отдельные слова и неоконченные фразы возбуждали воображение: вывоз атомных боеголовок – новое назначение – первое сотрудничество с американцами – проблемы с Центром…
Вилла с богатым прошлым
В конце Фёренвег, незадолго до того места, где эта улица переходит в улицу Ам Шюлерхайм, мы повернули к сильно защищенному земельному участку. Территорию ограждал двухметровый железный забор с колючей проволокой наверху. Мы подъехали. Откатилась тяжелая стальная дверь. Из будочки, защищенной бронестеклом, вышел охранник в форме одного частного охранного агентства. Увидев обоих моих шефов, он дружелюбно поднес два пальца к пилотке и впустил нас. По ту сторону парковки стояло массивное старое многоэтажное кирпичное здание.
Гассинг вышел первым и подождал нас, стоя позади машины. – Это, кстати, бывшая вилла Кейтеля. Фельдмаршал Кейтель жил здесь во время войны. После этого виллу заняли американцы и до "поворота" держали здесь свою военную миссию. Поэтому всем разведкам мира это место давным-давно известно.
Моя первая мысль была: – Вот, черт… Я сразу сообразил, что это означает.
Я еще не успел набрать воздуха, чтобы что-то сказать, как Герт Арнштайн в своей неподражаемой манере выпалил печальную правду. Он снова положил мне руку на плечо, а другой рукой показал на весь земельный участок. – Это значит, дорогой Норберт, что мы находимся на самом знаменитом объекте в Западном полушарии. Супер-профи из Пуллаха точно хотели, чтобы мы тут засветились. Добро пожаловать. Он засмеялся и пошел вперед. Гассинг, которому это все, очевидно, было очень неприятно, сделал вид, будто ничего не слышал и смотрел в сторону.
Главный выход кирпичного дома размещался под восточным фронтоном, выходившим на Фёренвег. Ухоженная территория была вся покрыта зеленью благодаря разросшимся кустарникам и старым деревьям. Время не пощадило дом, но он по-прежнему выглядел очень элегантно.
Мы поднялись наверх по двенадцати широким ступенькам, держась за железный поручень, выкованный, судя по всему, очень давно. Гассинг открыл тяжелую дубовую дверь, приложив максимум своих усилий. Мы вошли в короткий, холодный коридор. Арнштайн поторопился открыть следующую дверь, чтобы впустить нас двоих. Перед нами была длинная галерея, тянувшаяся до противоположной стены здания. В конце ее был видно освещенное помещение.
Там находился полукруглый эркер, остекленный со всех сторон. В конце была двойная стеклянная дверь с выходом на шикарную террасу. Слева можно было попасть в приемную шефа. Все двери были открыты, но никого не было видно. Дом производил впечатление заселенного одними призраками. И именно отсюда нужно было организовать и управлять операцией "Черная нога" – то есть, наблюдением за выводом российских войск. В душе я качал головой. Ведь вывод уже начался, а тут царила мертвая тишина.
Гассинг провел меня в свое бюро. На полу лежал красивый и дорогой персидский ковер. Слева стоял кожаный "уголок" с низким стеклянным столиком. За ним старый массивный письменный стол из темного дерева. Справа стояло трюмо, где за стеклом спряталось с дюжину моделей старинных автомобилей. Стулья напоминали стиль "бидермайер".
За письменным столом стояло большое кожаное кресло с высокой спинкой. В одном из углов были поставлены два больших флага – американский и немецкий. Через большое окно можно было видеть парк. Престижное и красивое бюро. На меня оно произвело сильное впечатление.
После короткой инструкции Гассинг отправил меня в подвальный этаж к американцам. Вслед за Арнштайном я спустился по двум коротким лестничным пролетам в подвал виллы Кейтеля. Там была стальная дверь с цифровым замком. Мы позвонили. Появился сержант в форме. Он поднял руку для военного приветствия и провел нас в кабинет полковника Дего.
Этот офицер был руководителем американской половины нашей группы. В месяцы до "поворота" он уже руководил тут американской военной миссией. Дего, 1,85 м ростом, темноволосый, вышел нам навстречу. – Хай, Герт, – приветствовал он нас по-английски, – а это, значит, Норберт, о котором мне рассказывали. Я слышал, ты говоришь по-английски. Я прямо сейчас покажу тебе наш офис и тех людей, с которыми будешь контактировать.
Наверху мне уже сказали: в общении с американцами мы не пользуемся нашими псевдонимами. Мы называем наши настоящие имена и, в основном, обращаемся на "вы". Так привыкли наши партнеры.
Теперь у меня было несколько минут, чтобы осмотреться. Кабинет Дего был маленьким и спартанским. На нем самом была рубашка с короткими рукавами и армейские брюки. Он был похож скорее на дипломата, чем на военного. И если первый этаж производил впечатление старинного спального вагона, то в подвале ключом била жизнь. Бюро были переполнены. Повсюду жужжали современные компьютеры, трещали телексные аппараты.
В ситуационной комнате нас ждали шесть человек. Четверо в камуфляже, двое в штатском. – Это Марк Хэндридж и Ганс Дитхард. А я вам привел специального агента Норберта из БНД. И, обратившись ко мне: – Если вам что-то будет нужно, что эти джентльмены не смогут организовать, тогда просто обращайтесь ко мне. Дего еще раз пожал мне руку и вышел из комнаты.
На большом столе лежала американская военная карта ГДР. На ней были отмечены все места, в которых, как было известно или предполагалось, складировались ядерные боеголовки. Марк Хэндридж был немного в стрессе: – Вот наша самая большая проблема. Мы знаем, где лежат эти штуки, но не имеем ни малейшего представления, когда, а главное – как русские их будут вывозить.
Ганс Дитхард дополнил, тоже на хорошем немецком языке: – Мы думаем, они захотят вывезти их из бывшей ГДР очень быстро. По крайней мере, есть признаки, указывающие на это. Мы уже делали вашим запрос в Мюнхене, но там, кажется, знают еще меньше, чем мы. Честно говоря, похоже, они не особо этим и интересуются. При этих словах американцы многозначительно переглянулись.
Теперь пришло время открыто поговорить с Арнштайном. Для этого мы вернулись в его комнату на верхнем этаже. – Мы здесь на передовом посту, о котором уже забыли, и еще до того, как он начал по-настоящему работать. В Мюнхене все спокойно спят. Они ни о чем там не заботятся. Через пару недель они хотят сформулировать служебные обязанности для 12 YA. Пока они дойдут до конца, русские будут уже очень далеко. Ты знаешь, что в Пуллахе даже нет вышестоящего отдела, который занимался бы нами? Гассинг выпрашивает у американцев каждую шариковую ручку, потому что наше снабжение ничего нам не дает.
Вот такая ситуация. В Центре в Мюнхене, очевидно, никто не хотел отправляться в Берлин, потому что тут пришлось бы заниматься настоящей опасной работой. Гассингу пришлось в Пуллахе бегать от одного бюрократа к другому, чтобы вообще что-то сдвинуть с места. Из Первого отдела, занимавшегося агентурной разведкой, который должен было бы быть больше всех заинтересован, не было никаких ответов. Потому вся ответственность за 12 YA взвалилась на плечи одного неопытного в оперативных делах майора. С ответственностью на него переложили и риск в случае провала. Нас предоставили самих себе.
