Н Дьяконова - Джон Китс, Стихи и проза
Близкий друг Китса, молодой поэт Джон Гамильтон Рейнолдс (1794-1852) одновременно пересказал две другие новеллы того же дня, но, сочтя себя недостойным выступить вместе с Китсом, опубликовал свои пересказы только после его смерти.
В июне 1818 г. вместе с молодой женой уехал в Америку брат Китса Джордж; после его отъезда Китс с другом Чарльзом Брауном отправился в пешеходное путешествие по Шотландии и Ирландии (июнь - август 1818 г.). Свои впечатления он выразил в письме-дневнике младшему брату Тому и в ряде стихотворений.
Вернувшись в Лондон, он застал брата тяжело больным туберкулезом, унаследованным от матери, и целиком посвятил себя самоотверженному уходу за больным. В ту же осень во влиятельных консервативных журналах "Блэквуд Эдинборо Мэгезин" ("Blackwood's Edinburgh Magazine") и "Куортерли Ревью" ("Quarterly Review") появляются уничтожающие рецензии на "Эндимиона". Обозреватель первого журнала беспощадно издевался над "спокойным, невозмутимым, слюнявым идиотизмом" поэмы и советовал "Джонни" оставить стихи и "вернуться к своим склянкам и пилюлям".
Меньше всего это была литературная оценка: рецензент второго журнала Крокер не отказывал Китсу в даровании, снисходительно говорил о "проблесках таланта", о "лучах фантазии", но считал его жертвой ученичества в "школе Кокни". В обычном понимании "Кокни" - это лондонские обыватели из "низшего общества", люди с вульгарными манерами, вкусами и речью; в устах торийских критиков это была презрительная кличка, которой они наградили не получивших университетского образования и вышедших "из низов" литераторов-радикалов, противников консервативной политики, милитаризма и церкви. В центре нападения оказались Хент, Хэзлитт, Китс. Поэту особенно досталось за тираноборческое вступление к III песни "Эндимиона".
Том Китс умер 1 декабря. Еще до его смерти Китс начал работу над вдохновленной Мильтоном поэмой "Гиперион" ("Hyperion"), которую, однако, весною забросил. От нее Китс отвлекался еще в январе ради поэмы "Канун святой Агнесы" ("The Eve of St. Agnes", январь 1819), внушенной любовью к хорошенькой и милой соседке Фанни Брон, которая стала его невестой.
Весной 1819 г. написаны многие из лучших стихов Китса, в том числе знаменитые оды, вершины английской лирики.
Летом и осенью 1819 г. Китс работал с огромным напряжением. Подгоняли его не только страсть к поэзии, но бедность и упорное стремление преодолеть препятствия на пути к женитьбе. В эти месяцы создана его поэма "Ламия" ("Lamia"), драма "Оттон Великий" ("Otho the Great") - вместе с Чарльзом Брауном, и новый фрагментарный вариант поэмы "Гиперион", отрывок "Канун святого Марка" ("The Eve of St. Mark").
В конце года Китс все чаще ощущает нездоровье, утомление, все труднее и мучительнее его борьба за существование, непрестанная нужда и зависимость от друзей. В письмах его все сильнее звучат пессимистические мотивы; начатые осенью сатирическая поэма "Колпак с бубенцами" ("The Cap and Bells") и трагедия "Король Стефан" ("King Stephen") остались незавершенными.
В феврале 1820 г. сильное горловое кровотечение не оставляет у Китса никаких сомнений относительно характера его постоянного недомогания. Короткие улучшения сменяются новыми приступами болезни, творческая деятельность его замирает. Благоприятные рецензии на опубликованный в июне сборник ""Ламия", "Изабелла", "Канун святой Агнесы" и другие стихотворения" произвели на него мало впечатления, хотя авторами двух из них были такие влиятельные критики, как Чарльз Лэм и редактор "Эдинборо Ревью" Френсис Джеффри.
В сентябре 1820 г. Китс вместе с преданным ему молодым художником Джозефом Северном, автором нескольких известных портретов поэта, поехал в Италию, где после нескольких мучительных месяцев умер в Риме 23 февраля 1821 г. На его могиле Северн написал: "Здесь покоится прах молодого английского поэта, который на смертном одре в горечи сердца, замученного злобным могуществом врагов, повелел начертать на своей надгробной плите: Здесь лежит некто, чье имя написано на воде". Над этими словами была изображена лира с порванными струнами. Много лет спустя на могиле поставили памятник, а дома, в которых он жил - в Риме и в Хэмпстеде, в то время пригороде Лондона, превратили в музеи.
Потрясенный смертью Китса Шелли посвятил ему одно из самых замечательных своих произведений - элегию "Адонаис" ("Adonais", 1821). Следуя традиции древнегреческой элегии, преломленной сквозь влияние мильтоновского "Лисидаса" ("Lycidas", 1638), Шелли оплакивает молодого поэта, жертву преследования и слепой ненависти. Он изображает друзей, горестно провожающих его в безвременную могилу, рассказывает о том, как скорбит о нем дивно воспетая им природа, предрекает ему бессмертие на небесах и вечную жизнь в сердцах людских. Такой эпитафией мог бы гордиться самый возвышенный гений.
* * *
За краткий шестилетний период своего развития поэзия Китса отразила основные вехи английской поэзии за пятьдесят лет: от неоклассицизма и сентиментализма второй половины XVIII в. через романтизм школы Вордсворта, с одной стороны, и Хента - с другой Китс приходит к новым формам романтического искусства. {Биографию Китса см.: Hilton Т. Keats and His World. New York, 1971. Общую характеристику поэтического развития Китса см.: Bate W. J. John Keats. Harvard Univ. Press, 1963 (2nd ed. 1978). Также: Дьяконова Н. Я. 1) Китс и его современники. М., 1973; 2) Английский романтизм: Проблемы эстетики. М., 1978, гл. 6 - Китс (с. 165-191).}
Его первые стихи мало самостоятельны и вторят то Спенсеру, то Мильтону, то их более поздним почитателям XVIII в. Акенсайду, Коллинзу, Грею, Шарлотте Смит. Уже в лирике 1814-1816 гг. развиваются две занимавшие юного поэта темы: красота и благотворность природы и общественное служение. По его мнению, достоин славы только тот поэт, который в свой смертный час сможет сказать, что его стихи, подобно набату, звали в бой патриотов и пугали властителей: {О "возмутительных взглядах" Китса см. письмо его издателя Хесси к Северну 27 февраля 1821 г., написанное уже после смерти поэта: Rollins Н. Е. More Letters and Poems of the Keats Circle. Harvard Univ. Press, 1955, p. 117.} послание "Моему брату Джорджу" ("Epistle to My Brother George", август 1816). Аналогичные мотивы звучат в сонете "К Миру" ("On Peace", апрель 1814), в оде "К Надежде" ("То Норе", февраль 1815), в стихотворении "Строки, написанные 29 мая, в годовщину реставрации Карла II, под звон колоколов" ("Lines Written on 29 May The Anniversary of the Restoration of Charles the 2nd", май 1815), в сонете "Написано из отвращения к вульгарному суеверию" ("Written in Disgust of Vulgar Superstition", декабрь 1816).
В обращении "К Надежде" Китс взывает: "Не дай мне видеть, как вянет честь моей страны... Не дай мне видеть, как Свобода, завещанная патриотом, великая в простом одеянии, угнетена гнусным пурпуром двора, как она, умирая, склонила голову". Здесь очень явно влияние абстрактной неоклассицистической лексики Томаса Кэмбелла, автора описательной поэмы "Радости надежды" ("The Pleasures of Hope", 1799). От этого влияния, мы уже знаем, позднее избавил Китса Хент, который в программном стихотворении "Пир поэтов" ("The Feast of the Poets", 1811) поднял знамя восстания против классицистов и объявил свободу версификации и возвращение к непринужденности поэтической речи главной задачей современных авторов. Примером для них должны послужить "старые поэты". Хент научил своего юного последователя по-новому читать их произведения. Критическая часть программы Хента расчистила путь Китсу, положительная же ее часть вскоре была им отброшена.
Большее значение, чем политическая тема, имела в лирике Китса тема природы и искусства, которое себя ей посвятило. Характерен, например, сонет "Как много славных бардов..." ("How Many Bards...", март 1816), где мысли о поэтах давно прошедших времен ассоциируются со сладостными звуками и ощущениями, вызываемыми "пением птиц, шепотом листьев, голосом вод... приятной музыкой". Все больше растет поэтическая смелость Китса, богатство и разнообразие создаваемых им образов природы, воспроизводящих непосредственные чувственные впечатления от окружающего. Таковы стихи "Если б ты во время оно" ("Hadst Thou Lived in Days of Old...", февраль 1816), "Я вышел на пригорок и застыл" ("I Stood Tip-toe Upon a Littje Hill...", декабрь 1816).
Попыткой соединить обе темы - общественного долга поэта и преклонения перед могуществом и щедрой красотой природы - является исполненное серьезных раздумий стихотворение "Сон и Поэзия" ("Sleep and Poetry", декабрь 1816), в котором освободившийся от классицистических условностей поэт, постигая мир красоты, создает вдохновленные им и вдохновляющие, возвышающие читателей строки. Чрезвычайно существенно, что в восприятии Китса с самых ранних времен нет твердого разграничения между реальностью и поэзией. И та и другая для него равноправные источники прекрасного. Так, в ранее названном сонете "После прочтения Гомера в переводе Чапмена" (1816) открытие захватившего его поэтического произведения сравнивается с открытием вселенной; великий поэт отождествляется с великим исследователем, с бесстрашным путешественником, перед которым расстилаются неведомые дотоле просторы земли, неба и моря.
